— Тише, — сказала я ему. — Не разговаривайте, все будет хорошо.

Я взяла его запястье, чтобы проверить пульс, плоть свободно двигалась на его кости, никак не реагируя на мое прикосновение.

— Апоплексия, — сказала я тихо Джейми. — Вы называете это ударом.

Я положила руку на грудь Бердсли, пытаясь успокоить его.

— Не волнуйтесь, — сказала я ему. — Мы приехали помочь вам.

Я говорила уверено, но после этих слов задумалась, какую же помощь мы можем оказать ему. Обеспечить, по крайней мере, чистоту и тепло. На чердаке было холодно почти также, как и на улице, и его кожа под густыми волосами была покрыта пупырышками.

Лестница тяжело заскрипела, я развернулась и увидела, что над полом чердака возникли пушистые волосы и тяжелые плечи миссис Бердсли.

— Как долго он находится в таком состоянии? — резко спросила я.

— Вожможно, мешяц, — сказала она после паузы. — Я не могла шдвинуть его, — сказала она, защищаясь, — он шлишком тяжелый.

Это было верно, как бы там ни было…

— Почему он здесь? — потребовал ответа Джейми. — Если вы не могли сдвинуть его, как он оказался здесь?

Он повернулся, освещая свечой чердак. Здесь было неуютно; старый соломенный матрац, несколько разбросанных инструментов и какой-то ненужный хлам. Свет попал на лицо миссис Бердсли, превращая ее светло-голубые глаза в прозрачные льдинки.

— Он… гналша жа мной, — сказала она слабо.

— Что? — Джейми шагнул к отверстию, наклонившись, схватил ее за руку и вытащил на чердак скорее против ее желания.

— Что значит, гнался за вами? — спросил он. Она сгорбила плечи, выглядя в перевязанной накрест шали круглой и домашней, как горшок для готовки пищи.

— Он ударил меня, — сказала она просто. — Я побежала по лештнице на чердак, чтобы там шпрятатьша, но он побежал жа мной… и потом он упал. И он… не мог вштать, — она снова пожала плечами.

Джейми держал подсвечник возле ее лица. Она слегка улыбалась, быстро переводя взгляд между нами, и я увидела, что ее шепелявость была вызвана тем, что ее передние зубы были сломаны и торчали из десен косыми обломками. Маленький шрам пересекал ее верхнюю губу, другой белой полосой проходил через одну бровь.

Мужчина на полу издал ужасный шум — что-то вроде разъяренного визга протеста — и она вздрогнула, закрыв глаза в инстинктивном страхе.

— Ммфм, — произнес Джейми, переводя взгляд с нее на мужа. — Да, понятно. Принесите воды, мэм. Еще света и чистые тряпки, — крикнул он ей вслед, когда она поспешила к лестнице, обрадованная возможностью уйти отсюда.

— Джейми, посвети мне, пожалуйста.

Джейми подошел и встал возле меня, держа свечу так, чтобы она освещала тело. Кинув на Бердсли мрачный взгляд со смесью жалости и неприязни, он медленно покачал головой.

— Божья кара, да, сассенах?

— Не совсем, я думаю, — ответила я, понижая голос, чтобы не было слышно внизу в кухне. Я взяла у него подсвечник. — Посмотри.

Фляга с водой и кусок хлеба, засохший и покрытый плесенью, стояли возле головы Бердсли, кусочки липкого полупережеванного хлеба валялись рядом на полу. Она кормила его достаточно, чтобы он не умер от голода. Однако в гостиной я видела множество разнообразной пищи: подвешенные к потолку окорока, бочонки с соленой рыбой, сухофруктами и квашеной капустой.

Также там были связки мехов, кувшины масла, груды шерстяных одеял, а владелец этих товаров лежал здесь в темноте, голодный и дрожащий от холода под тонкой простыней.

— Интересно, почему она не позволила ему умереть? — тихо спросил Джейми, не спуская глаз с заплесневелого хлеба. Бердсли забулькал и зарычал, сердито вращая открытым глазом; слезы катились по его лицу, а в носу пузырились сопли. Он попытался подняться, выгибая тело, и без сил упал на пол с глухим мясистым стуком, который потряс пол чердака.

— Я думаю, он понимает тебя. Вы нас понимаете? — обратилась я к больному, который стал интенсивнее булькать и пускать слюну, ясно показывая, что понимает, о чем мы говорим.

— Относительно того — почему…

Я указала на ноги Бердсли, переместив свечу ближе к ним. Некоторые раны были просто пролежнями, вызванными долгим неподвижным лежанием. Но были и другие. Ярко-красные параллельные разрезы с почерневшими краями, явно сделанные ножом, были нанесены на одно из массивных бедер. А также загноившиеся ожоги.

Джейми немного крякнул при виде их и повернул голову к лестнице. Раздался звук открываемой двери, и холодный сквозняк ворвался на чердак, заставив пламя свечи задергаться. Потом дверь закрылась, и пламя успокоилось.

— Думаю, что я могу спустить его вниз, — Джейми поднял свечу, рассматривая потолок вверху. — Можно перебросить веревку с петлей через ту балку. Но можно ли его вообще перемещать?

— Да, — сказала я отстраненно. Склонившись над ногами больного, я уловила запах, который не чувствовала довольно давно, очень плохой зловещий запах.

Я не часто сталкивалась с газовой гангреной в своей практике, но ее острый запах незабываем, даже если почуешь его только один раз. Я не стала ничего говорить, чтобы не напугать Бердсли, если он был в своем уме. Вместо этого я успокаивающе похлопала его и встала, чтобы взять у Джейми свечу и лучше разглядеть ноги мужчины.

Он отдал ее и наклонился к моему уху, прошептав:

— Ты можешь что-нибудь сделать для него, сассенах?

— Нет, — ответила я таким же шепотом. — Я могу только перевязать раны и дать трав от лихорадки. Это все.

Он мгновение стоял, глядя на массивное тело, теперь неподвижно лежащее в тени, потом покачал головой, перекрестился и быстро пошел к лестнице, отправившись за веревкой.

Я медленно пошла назад к больному, который приветствовал меня глухим «Хэхх» и беспокойным стуком одной ноги, словно кролик стучал лапой. Я встала на колени возле его ноги, говоря успокаивающие слова и держа ближе свечу. Все пальцы на его омертвевшей ноге были обожжены, некоторые были покрыты пузырями, некоторые были сожжены до черноты. Особенно два первых пальца, от которых вверх по стопе распространялся зеленоватый оттенок.

Я была потрясена догадкой, чем могли быть вызваны такие раны, и мои руки вместе со свечой дрожали. Меня пугало не только то, что здесь произошло, но и ближайшее будущее. Что, спрашивается, мы можем сделать для этих несчастных людей?

Мы не могли взять Бердсли с собой, но также не могли оставить его здесь на попечении жены. У них также не было близких соседей, которые могли помочь им. Я подумала, что, может быть, нам удастся транспортировать его в Браунсвилл; в их сарае я видела фургон. Но даже если мы преуспеем в этом, что потом?

Не было больницы, где о нем могли позаботиться. И если даже в Браунсвилле найдется семья, готовая из милосердия принять его, я не была уверена, что его состояние может значительно улучшиться. А это означало, что о нем нужно будет заботиться днями и ночами до конца его дней.

Хотя остаток его жизни мог быть очень коротким. Это зависело от того, насколько я могу справиться с гангреной. Поставив перед собой конкретную задачу, я успокоилась. Мне нужно ампутировать ему ногу, другого выхода нет. Отрезать пальцы на ноге было легко, но я боялась, что одними пальцами здесь не обойдешься. И кроме того мы рисковали тем, что в процессе операции может развиться шок, а затем инфекция.

Мог ли он чувствовать ногу? Иногда жертвы удара могли ощущать парализованные конечности, иногда нет, но никогда не могли двигать ими. Я осторожно коснулась омертвелого пальца, не спуская глаз с его лица.

Его здоровый глаз был открыт, уставившись на балки вверху. Он не взглянул на меня и не издал ни звука. Вот и ответ на мой вопрос — его нога полностью омертвела. Это было облегчением — по крайней мере, он не почувствует боль от ампутации. Мне вдруг пришло в голову, что он вообще не подозревает, что произошло с его ногой. Почему она резала его парализованную ногу? Она боялась, что здоровой ногой он мог дать ей отпор?

Сзади раздался тихий шорох, это вернулась миссис Бердсли. Она поставила рядом со мной ведро и положила кучку тряпок, потом встала рядом, наблюдая, как я смываю губкой грязь.

— Вы можете вылечить его? — спросила она спокойным отстраненным голосом, словно говорила о незнакомце.

Голова пациента внезапно повернулась, и его здоровый глаз уставился на меня.

— Я думаю, что смогу немного помочь, — осторожно ответила я, страстно желая, чтобы Джейми скорее возвратился. Кроме того, что мне был нужен мой медицинский сундучок, компания обоих Бердсли меня нервировала.

Еще больше, когда мистер Бердсли непроизвольно испустил некоторое количество мочи. Миссис Бердсли засмеялась, он взвизгнул; а у меня от этого звука на руках образовалась гусиная кожа. Стараясь не обращать внимания, я вытерла жидкость с его бедра.

— У вас или у мистера Бердсли поблизости есть родные? — спросила я спокойно, насколько было возможно. — Кто-нибудь, кто мог приехать и помочь вам?

— Никого, — ответила она. — Он вжял меня иж дома отца в Мериленде. В это мешто.

Она произнесла последние слова так, как если бы это место был пятым кругом ада. И насколько я могла видеть, дом действительно напоминал его.

Внизу открылась дверь, и долгожданный сквозняк объявил о возвращении Джейми. Раздался глухой стук, когда он поставил мой сундучок на стол, и я торопливо поднялась, желая сбежать вниз, хотя бы на время.

— Мой муж пришел с лекарствами. Я только… э… схожу…

Я обошла массивную фигуру миссис Бердсли и спустилась вниз по лестнице, вся потная, несмотря на холод в доме.

Джейми, нахмурясь, стоял возле стола и вертел в руках веревку. Он поднял голову, когда услышал мои шаги, и лицо его немного расслабилось.

— Как там, сассенах? — спросил он тихо, дернув подбородком в сторону чердака.

— Очень плохо, — прошептала я, подходя к нему. — Два пальца у него омертвели, и я должна удалить их. И она говорит, что поблизости нет никаких родственников, которые могли помочь им.

— Ммфм, — его губы напряглись, и он согнул голову к петле, которую он завязывал.

Я потянулась к медицинскому сундучку и остановилась, увидев, что на стол е также лежали пистолеты Джейми с рожком для пороха и ящичек с патронами. Я коснулась его руки и кивнула на них головой, произнеся ртом: «Что?»

Морщина между его бровями стала глубже, но прежде чем он смог ответить, ужасный рев, полный шока и ужаса, раздался сверху, за ним последовали громкие булькающие звуки, словно в трясине тонул слон.

Джейми бросил веревку и метнулся к лестнице, я следовала за ним по пятам. Он крикнул, просунув голову в чердачное отверстие, и исчез вверху. Когда я следом за ним вылезла на чердак, он боролся с миссис Бердсли.

Она стукнула его локтем по лицу, разбив нос. Это освободило его от любых запретов насчет грубого обращения с женщинами, он дернул ее, повернув к себе лицом, и ударил коротким резким апперкотом в подбородок. Челюсти ее щелкнули, и она зашаталась с остекленевшими глазами. Я бросилась вперед, чтобы подхватить свечу, когда она шлепнулась на задницу, взметнув многочисленными юбками.

— Боже… проклятая женщина, — голос Джейми из-под рукава, прижатого к его носу, звучал глухо, но с большим чувством.

Мистер Бердсли бился, как пойманная рыба, хрипя и булькая. Я поднесла свечу ближе и увидела, что он хватается рукой за шею, на которой был затянут свернутый жгутом льняной платок; его лицо стало темно-багровым, а единственный глаз вылез из орбиты. Я торопливо убрала платок, и он со свистом выдохнул зловонный воздух.

— Если бы она была быстрее, она бы его убила, — Джейми отнял от лица запачканную кровью руку и осторожно потрогал свой нос. — Христос, я думаю, она сломала его.

— Почему? Почему вы оштановили меня? — миссис Бердсли пришла в себя, хотя все еще пошатывалась. — Он должен умереть. Я хочу, чтобы он умер, он должен умереть!

— A nighean na galladh, [112]ты могла убить его в любое время за этот месяц, — сказал Джейми раздраженно. — Зачем, ради Бога, ждать свидетелей, чтобы сделать это?

Она посмотрела на него неожиданно ясным и острым взглядом.

— Я не хотела, чтобы он умер, — сказала она. — Я хотела, чтобы он умирал, — она улыбнулась, показывая обломанные зубы, — медленно.

— О, Боже, — произнесла я и провела рукой по лицу. Еще было утро, но мне показалось, что день длится уже несколько недель. — Это моя вина. Я сказала ей, что смогу помочь ему. Она решила, что я спасу его и, возможно, вообще вылечу.

В воздухе расплылось свежая вонь, и миссис Бердсли повернула голову в сторону мужа с гневным криком.