— Я не знаю, — повторила я. Мои пальцы, наконец, нащупали пульс, он был быстрый и нитевидный. — Он может умереть, даже если я перевяжу ему ногу. Тебе не кажется, что его лучше забить. Легче будет транспортировать.

Джейми ласково погладил шею козла.

— Ужасно досадно, такое храброе существо.

Миссис Бердсли издала возбужденное мелкое хихиканье в ответ на его слова, выходя из темноты за большой фигурой Джейми.

— Его жовут Хирам, — сказала она. — Он хороший мальчик.

— Хирам, — повторил Джейми, продолжая поглаживать животное. — Хорошо, Хирам. Ты смелый парень. У тебя яйца большие, как дыни.

— Ну, скорее, как хурма, — сказала я, нечаянно коснувшись яичек в своем обследовании. — Хотя довольно представительные, — добавила я, задерживая дыхание. Мускусные железы Хирама работали во всю, перебивая даже резкий железистый запах крови.

— Я выразился фигурально, — довольно сухо сообщил Джейми. — Что нужно для лечения, сассенах?

Очевидно, решение было принято, и он стал подниматься на ноги.

— Ладно, — сказала я, убирая запястьем волосы с лица. — Найди пару прямых крепких веток приблизительно в один фут длиной и кусок веревки из седельной сумки. Потом поможешь мне, — добавила я, пытаясь удержать брыкающегося пациента. — Кажется, ты нравишься Хираму. Признал родственную душу.

Джейми рассмеялся низким утешительным смехом рядом с моим локтем, потом встал, напоследок почесав ухо Хирама, и бесшумно ушел прочь, чтобы вернуться через короткое время с требуемыми предметами.

— Хорошо, — сказала я, убирая одну руку с шеи козла, чтобы взять палки. — Я наложу шину ему на ногу. Он не сможет идти сам, и нам придется его нести, но так он не повредить ногу еще больше. Помоги положить его на бок.

Хирам из-за мужской ли гордости или врожденного козлиного упрямства — если считать, что это разные вещи — пытался встать, несмотря на сломанную ногу. Однако его голова сильно затряслась, когда мускулы шеи ослабли, и тело накренилось. Он поскреб копытами по земле и затих, тяжело дыша.

Миссис Бердсли топталась рядом со мной, все еще держа на руках козленка. Тот издал слабое блеяние, словно внезапно пробудился от кошмара, и Хирам громко ответил «Ме-е».

— Есть мысль, — произнес Джейми. Он внезапно поднялся и взял козленка из рук миссис Бердсли. Потом встал на колени и подложил маленькое существо под бок Хирама. Козел тут же перестал брыкаться и наклонил голову, обнюхивая свое потомство. Козленок блеял, тычась носом в бок козла, а тот, высунув длинный мокрый язык, облизал его голову.

— Работай быстро, сассенах, — предложил Джейми.

Я не нуждалась в указаниях; в течение нескольких минут я сложила кость и наложила шину, воспользовавшись одним их многочисленных платков миссис Бердсли. Хирам вел себя хорошо, только время от времени издавал блеяние. Однако козленок кричал, не переставая.

— Где его мать? — спросила я, хотя уже предвидела ответ. Я не слишком много знала о козах, но знала достаточно о матерях и младенцах, чтобы понять, что только смерть может заставить мать покинуть плачущего ребенка. Остальные козы подошли ближе, притянутые любопытством или напуганные темнотой, или просто из желания быть вместе, но матери козленка не было.

— Бедная Бекки, — сказала печально миссис Бердсли. — Такая хорошая кожочка.

Темные фигуры толпились вокруг, налетая друг на друга. Горячая волна воздуха коснулась моего уха, когда одна из коз принялась жевать мои волосы, другая коза наступила на козленка, и он заорал еще громче. Я не прогоняла их, потому что присутствие гарема, казалось, успокаивало Хирама.

Сделав тесную повязку на ноге козла, я нащупала пульс у него за ухом и некоторое время наблюдала за ним, держа голову козла на своих коленях. Поскольку козы продолжали тыкать и обнюхивать его, издавая жалобное блеяние, он внезапно поднял голову и перевернулся на брюхо, неуклюже выставив сломанную ногу перед собой.

Он покачался туда-сюда, как пьяный человек, потом произнес громкое воинственное «Меее!» и встал на три ноги. Он быстро упал, но это действие всех ободрило. Даже миссис Бердсли издала тихий довольный звук.

— Хорошо, — Джейми встал и провел по своим волосам с глубоким вздохом. — А теперь.

— Что теперь? — спросила я.

— Теперь мне надо решить, что делать, — сказал он немного раздраженно.

— Разве мы не поедем в Браунсвилл?

— Мы могли бы, — сказал он, — если миссис Бердсли хорошо знает дорогу, чтобы найти ее при свете звезд.

Он с надеждой повернулся в ее сторону, но даже в темноту я могла увидеть, как она отрицательно покачала головой.

Тут до меня дошло, что мы уже не были на дороге, которая представляла собой лишь небольшую оленью тропу, петляющую по лесу.

— Мы не можем быть очень далеко от нее, да? — я огляделась, безуспешно всматриваясь в темноту, как если бы какой-то признак может указать нам на дорогу. На самом деле я даже не имела представление, в какой стороне от нас она находится.

— Да, — согласился Джейми. — И один я смог бы найти ее рано или поздно. Но у меня нет желания бродить по лесу с такой компанией.

Он огляделся вокруг очевидно, считая головы. Две очень своенравные лошади, две женщины, одна из которых довольно странная и возможно опасная, и шесть коз, из которых двое не способны к самостоятельной ходьбе. Я его понимала.

Он расправил плечи, дернув ими, словно поправляя тесную рубашку.

— Я пойду, огляжусь вокруг. Если я найду дорогу сразу, то хорошо. Если нет, то мы встанем на ночевку, — сказал он. — Дорогу легче искать днем. Будь осторожна, сассенах.

И, чихнув напоследок, он исчез в лесу, оставив меня ответственной за гражданских лиц и раненных.

Осиротевший козленок кричал все громче и жалобнее, что тревожило мои уши и сердце. Однако миссис Бердсли стала немного более оживленной в отсутствии Джейми; думаю, она его просто боялась. Сейчас она пыталась заставить одну из коз покормить детеныша. Козленок отказывался, но голод и потребность в тепле и утешении были сильны, и через несколько минут, он уже деловито питался, подрагивая хвостиком.

Я была счастлива видеть это, но ощущала небольшое чувство зависти. Я внезапно осознала, что не ела целый день, что мне было холодно, я отчаянно устала, у меня были синяки по всему телу, и что не будь миссис Бердсли с ее компанией, я бы уже давно благополучно была в Браунсвилле, накормленная, и в тепле возле дружеского очага. Я потрогала живот козленка, который стал круглым и упругим от молока, и подумала, как мне хочется, чтобы кто-то позаботился обо мне. Однако в настоящий момент я была пастырем, и помощи ждать не приходилось.

— Вы думаете, она может вернутьша? — миссис Бердсли присела рядом со мной, туго завернув плечи в платок. Она говорила тихо, как бы боясь, что ее услышат.

— Кто, пантера? Нет, не думаю. Зачем? — тем не менее, небольшая дрожь прошла по моему телу, когда я подумала о Джейми, который был один в темноте. Хирам, тяжело привалившийся плечом к моему бедру, фыркнул и с длинным вздохом опустил голову мне не колени.

— Некоторые люди говорят, что они охотятша парами.

— Действительно? — я приглушила зевок — не от скуки, от усталости. Я моргала, глядя в темноту, и мной постепенно овладевала летаргия. — О, я думаю, что козы хватит им на двоих. Кроме того, — я широко зевнула, выворачивая челюсть, — наши лошади их учуют.

Гидеон и миссис Хрюша дружески носом к хвосту стояли под тополем, не выказывая никаких признаков испуга. Это, казалось, успокоило миссис Бердсли, которая внезапно вся осела, и плечи ее опустились, словно из нее спустили воздух.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я просто, чтобы поддержать разговор.

— Я рада уйти оттуда, — сказала она.

Я совершенно разделяла это чувство; наша ситуация здесь была лучше, чем на хуторе Бердсли, несмотря на нападении пантеры. Однако это не означало, что мне хотелось задержаться здесь надолго.

— Вы кого-нибудь знаете в Браунсвилле? — спросила я. Я не знала, каким большим было поселение, но из разговора мужчин пришла к выводу, что это большая деревня.

— Нет, — она на мгновение замолчала, и я почувствовала, не увидела, что она запрокинула голову, глядя на звезды и мирную луну.

— Я… никогда не была в Брауншвилле, — добавила она почти застенчиво.

Или вообще где-нибудь. Она стала рассказывать свою историю, сначала нерешительно, но потом все оживленнее, не нуждаясь в подталкивании с моей стороны.

Бердсли, по существу, купил девушку у ее отца и привез ее вместе с другими товарами, приобретенными в Балтиморе, в свой дом, где держал ее, как пленницу, запрещая покидать хутор и показываться на глаза людям. Когда Бердсли уезжал торговать с чероки, она оставалась одна, не считая слуги по контракту, который был не лучшей компанией, будучи глухим и немым.

— Неужели? — сказала я. За всеми этими событиями я совсем забыла про Джосайю и его брата. Мне стало интересно, знала ли она про обоих братьев, или только про Кезайю.

— Как давно вы приехали в Северную Каролину? — спросила я.

— Два года нажад, — сказала он мягко. — Два года три мешаца и пять дней.

Я вспомнила черточки на косяках и подумала, когда она начала считать дни. С самого начала? Я потянулась, потревожив Хирама, который недовольно зафыркал.

— Понятно. Кстати, как вас зовут? — спросила я запоздало, вдруг поняв, что не имею об этом понятия.

— Фрэншиш, — произнесла она, потом попыталась снова. — Фрэн… шиш, — последний слог прошипел сквозь ее поломанные зубы. Она пожала плечами и застенчиво хохотнула. — Фанни, — сказала она, — моя мама наживала меня Фанни.

— Фанни, — сказала я ободряющим тоном. — Мне нравится это имя. Могу я вас так называть?

— Ш удовольштвием, — сказала она. Она втянула воздух, но не произнесла ни слова, очевидно, стесняясь сказать, что хотела. После смерти мужа она, казалось, впала в пассивное состояние, лишившись сил, которые оживляли ее ранее.

— О, — сказала я, запоздало поняв ее. — Клэр. Зовите меня Клэр, пожалуйста.

— Клэр, как прекрашно.

— Ну, хотя бы в нем нет никаких «с», — сказала я, не подумав. — О, прошу прощения.

Она тихо произнесла: «пфф», отметая мои извинения. Поощренная темнотой, чувством близости, возникшим от обмена именами, или просто от желания выговориться, она рассказала мне о матери, которая умерла, когда ей было двенадцать лет, об отце, краболове, о ее жизни в Балтиморе, где она бродила по берегу во время отлива, собирая устриц и мидии, и наблюдала за рыбацкими лодками и военными кораблями, идущими мимо форта Ховард вверх по Потаско.

— Было так мирно, — произнесла она задумчиво. — Ничего кроме воды и неба.

Она снова откинула голову, глядя в небо, проглядывающее между ветвями деревьев. Я подумала, что в то время как покрытые лесом горы Северной Каролины стали приютом и утешением для горца Джейми; они могли показаться чуждыми и вызывающими клаустрофобию для человека, привыкшего к водному простору Чесапикского залива.

— Вы вернетесь туда? — спросила я.

— Туда? — она казалась немного удивленной. — О, я… я не думала…

— Нет? — я прислонилась к стволу дерева, давая отдых спине. — Вы же видели, что ваш… что мистер Бердсли скоро умрет. Разве вы ничего не планировали?

Кроме того, чтобы медленно мучить его. Мне пришло в голову, что я слишком расслабилась, находясь в темноте с этой женщиной. Возможно, она действительно была жертвой Бердсли, или она могла говорить так, чтобы заручится нашей помощью. Мне не следует забывать сожженные пальцы на ноге Бердсли и ужасную сцену на чердаке. Я немного выпрямилась и нащупала маленький нож, который я на всякий случай носила за поясом.

— Нет, — она казалась немного ошеломленной, и неудивительно. Я сама чувствовала себя не в своей тарелке от эмоций и усталости. И я пропустила то, что она сказала.

— Что вы сказали?

— Я шкажала… Мэри Энн не говорила, что мне делать… дальше.

— Мэри Энн, — начала я осторожно. — Это… должно быть первая жена мистера Бердсли, да?

Она рассмеялась, и волосы у меня на затылке неприятно шевельнулись.

— О, нет. Мэри Энн четвертая жена.

— …четвертая, — слабым голосом повторила я.

— Она единштвенная, которую он похоронил под рябиной, — сообщила она мне. — Это его ошибка, оштальные похоронены в лешу. Я думаю, ему было лень далеко идти.

— О, — произнесла я из-за отсутствия лучшего ответа.

— Я говорила вам, что она штоит под деревом, когда вштает луна. Когда я увидела ее там в первый раж, я подумала, она живая женщина. Я ишпугалась, что он может шделать, увидев ее одну, и подошла предупредить ее.