— Понятно, — в моем голосе, очевидно, прозвучало недоверие, и ее голова резко повернулась ко мне. Я крепче схватилась за рукоятку ножа.

— Вы мне не верите?

— Конечно, верю! — уверила я ее, пытаясь столкнуть голову Хирама с моих колен. Моя левая нога под его весом потеряла всякую чувствительность.

— Я могу покажать вам, — сказала она спокойным уверенным голосом. — Мэри Энн шкажала, где они похоронены — другие жены — и я нашла их. Я могу покажать вам их могилы.

— Я уверена, в этом нет необходимости, — сказала я, шевеля пальцами ноги, чтобы восстановить кровообращение. Если она подойдет ко мне, решила я, я толкну козла ей под ноги, откачусь в сторону и на всех четырех конечностях брошусь прочь, громко призывая Джейми. И кстати, где, черт побери, Джейми?

— Так… хм… Фанни. Вы говорите, что мистер Бердсли, — мне вдруг пришло в голову, что я не знаю его имени, но решила, что лучше ограничиться формальным знакомством, — что ваш муж убил четырех жен? И никто об этом не знал?

«Хотя ничего удивительного», — подумала я. Хутор Бердсли стоял изолировано, и женщины Бердсли могли умереть от чего угодно — от несчастного случая, родов или непосильной работы. Возможно, кто-то знал, что Бердсли потерял четырех жен, но никого это не волновало.

— Да, — голос ее звучал спокойно, по крайней мере, она не проявляла признаков опасного возбуждения. — Он и меня бы убил, но Мэри Энн оштановила его.

— Как она сделала это?

Она длинно вздохнула, устраиваясь на земле. С ее коленей раздалось слабое блеяние, и я поняла, что она снова держала козленка. Я ослабила хватку на ноже, вряд ли она смогла напасть на меня с козленком в подоле.

Она выходила поговорить с Мэри Энн всякий раз, когда поднималась луна; призрак женщины появлялся под рябиной только между первой и последней четвертью луны, но никогда в новолунием и при молодом или старом месяце.

— Как странно, — пробормотала я, но она, поглощенная рассказом, не заметила.

Это продолжалось несколько месяцев. Мэри Энн рассказала Фанни о судьбе ее предшественниц, и как она умерла сама.

— Он жадушил ее, — поведала мен Фани. — Я видела шиняки у нее на шее. Она шкажала, что однажды он шделает тоже шамое шо мной.

Однажды ночью несколько недель спустя Фанни поняла, что настал ее черед.

— Он шлишком много выпил рому, — объяснила она. — Вшегда было плохо, когда он пил, но на этот раж…

Дрожа от испуга, она уронила поднос с его ужином, вывалив на него еду. Он с ревом вскочил на ноги и бросился на нее. Она повернулась и побежала.

— Он был между мной и дверью, — сказала она. — Тогда я побежала на чердак. Я надеялашь, что он шлишком пьян, чтобы поднятьша по лештнице.

Бердсли схватился за лестницу, но пошатнулся и уронил ее. Пока он с проклятием устанавливал ее на место, раздался стук в дверь.

Бердсли закричал, спрашивая: «Кто там?», но никто не ответил, только раздался еще один стук в дверь. Фанни подползла к краю отверстия и посмотрела вниз; лицо мужа ярко алело в кухне. Потом стук повторился в третий раз. Его язык стал непослушным от выпивки, поэтому он не мог говорить членораздельно; он только что-то проворчал, грозя ей пальцем, и пошел к двери. Он распахнул ее, выглянул наружу… и закричал.

— Я никогда не шлышала такого жвука, — сказала она тихо. — Никогда.

Бердсли повернулся и побежал. Налетев на табурет, он растянулся на полу, потом вскочил на ноги, бросился к лестнице и стал подниматься по ней, пропуская ступеньки и едва не падая с нее. При этом он не переставал кричать.

— Он кричал, чтобы я помогла ему, — в ее голосе был слышен странный оттенок, словно она удивлялась, как такой человек может просить ее о помощи, и в тоже время испытывала глубоко запрятанное удовольствие от воспоминания.

Бердсли достиг вершины лестницы, но не смог выбраться на чердак. Внезапно его лицо из красного превратилось в белое, его глаза закатились, и он без сознания упал лицом вперед на доски пола, нелепо свесив ноги с чердака.

— Я не могла шпуштить его, я могла только втащить его на чердак, — она вздохнула. — А оштальное… вы шами жнаете.

— Не совсем, — голос Джейми раздался из темноты рядом с моим плечом, заставив меня подскочить от неожиданности. Потревоженный Хирам недовольно заворчал.

— Как давно ты находишься здесь? — спросила я сердито.

— Достаточно долго, — он подошел ко мне и встал на колени, положив ладонь на мою руку. — И кто же стучал в двери? — спросил он миссис Бердсли. Его голос выражал лишь легкий интерес, но рука его была напряжена. Небольшая дрожь пробежала по моему телу. Действительно, кто?

— Никого, — сказала она просто. — Там никого не было, нашколько я могла видеть. Но иж двери видно рябину, и луна вжошла.

На некоторое время наступила тишина. Потом Джейми сильно провел рукой по лицу, вздохнул и встал на ноги.

— Ладно. Я нашел место, где мы сможем провести ночь. Помоги мне поднять козла, сассенах.

Мы находились на холмистой местности с многочисленными скальными выходами; пространство между деревьями полностью заросло низкорослым каликантом и сассапарелью, так что движение в темноте было довольно опасным. Я упала два раза, только по чистой случайности не сломав себе шею. Даже днем двигаться здесь было трудно, а ночью совершенно невозможно. К счастью место, которое нашел Джейми, находилось недалеко.

Это была неглубокая яма в обвалившемся глинистом берегу с вьющимися стеблями виноградной лозы на стенах и с покрытым сухой травой дном. Когда-то здесь был ручей, вода подмыла берег, оставив нависающий козырек. Несколько лет назад что-то отвело поток в сторону, и на бывшем ложе ручья остались полупогруженные в мох округлые камни. Я раскатилась на одном из таких камней и упала на колено, ударившись им о другой проклятый камень.

— Все в порядке, сассенах? — Джейми услышал мое ругательство и остановился, повернувшись ко мне. Он стоял на склоне выше меня с Хирамом на плечах. Снизу его силуэт, вырисовывающийся на блеклом фоне неба, выглядел гротескным и немного пугающим — высокая рогатая фигура с сутулыми огромными плечами.

— Прекрасно, — сказала я, пытаясь восстановить дыхание. — Это здесь, да?

— Да. Поможешь мне…? — он, казалось, задыхался сильнее, чем я. Он с трудом встал на колени, и я поспешила помочь ему снять Хирама с плеч. Джейми остался стоять на коленях, упершись одной рукой в землю.

— Надеюсь, утром мы найдем дорогу без труда, — сказала я, с тревогой наблюдая за ним. Его голова бессильно повисла, воздух влажным хрипом вырывался из груди при каждом вздохе. Мы должны скорее встать на ночь, развести огонь и поесть что-нибудь.

Он покачал головой и откашлялся.

— Я знаю, где она, — сказал он и снова закашлял. — Просто… — кашель снова потряс его, и я могла видеть, как напряглись его плечи. Когда он остановился, я мягко положила руку на его спину и ощутила мелкую постоянную дрожь, пробегающую по его телу — дрожь мускулов от непомерной усталости.

— Я не могу идти дальше, Клэр, — сказал он тихо, как если бы стыдился этого признания. — У меня нет сил.

— Ложись, — сказала я также тихо. — Я позабочусь обо всем.

Приблизительно через полчаса суматохи и беспорядка все было более или менее улажено, лошади были спутаны, и разложен маленький костер.

Я встала на колени, чтобы осмотреть моего главного пациента, который лежал на брюхе, вытянув перед собой ногу с наложенной шиной. Он встретил меня воинственным «Ме-е!» и угрожающе наставил на меня рога.

— Неблагодарная сволочь, — сказала я, отступая.

Джейми рассмеялся, потом закашлялся, и его плечи судорожно затряслись. Он лежал, свернувшись, возле стенки ямы с пальто, подложенным под его головой.

— Что касается тебя, — сказала я, поглядев на него, — я не шутила, когда говорила про гусиный жир. Распахни плащ и сними рубашку.

Он сузил глаза, поглядев на меня, потом бросил короткий взгляд в направлении миссис Бердсли. Я спрятала улыбку при виде его скромности, но дала миссис Бердсли маленький чайник и отправила принести воды и больше дров, потом вытащила тыкву с ментоловой мазью.

Теперь, когда я могла хорошенько рассмотреть его, вид Джейми меня встревожил. Он был бледен с белыми губами, красными ноздрями и глазами, обведенными темными кругами усталости. Он выглядел очень больным, а звучал еще хуже, воздух вылетал из груди с хриплым свистом при каждом вздохе.

— Полагаю, если Хирам не собирается умирать перед своими козами, ты тоже не собираешься умирать передо мной, — с сомнением сказала я, зачерпывая пальцем ароматной мази.

— Я вовсе не собираюсь умирать, — сказал он немного раздраженно. — Я только немного устал. К утру я буду в порядке… О, Христос, мне это не нравится!

Его грудь была горячей, но не думаю, что от жара, хотя точно сказать было трудно — мои пальцы были очень холодными.

Он дернулся, издал высокий звук «иии» и попытался отодвинуться. Я твердо схватила его за шею, поставила колено ему на живот и продолжила свое дело, несмотря на его протесты. Наконец, он прекратил бороться и подчинился, только периодически хихикал, чихал и изредка взвизгивал, когда я дотрагивалась до особенно щекотного места. Козы нашли это очень интересным.

Через несколько минут он был хорошо смазан, кожа на груди и горле была красная от растирания, блестела от жира, и сильный аромат мяты и камфары стоял в воздухе. Я положила ему на грудь толстую фланелевую пеленку, спустила рубашку вниз и обернула его полами плаща, напоследок я прикрыла его одеялом, натянув его до подбородка.

— Вот так, — удовлетворено произнесла я, вытирая тряпкой руки. — Как только будет горячая вода, мы выпьем чай из шандры.

Он с подозрением приоткрыл один глаз.

— Мы?

— Точнее, ты. Я лучше выпью конскую мочу.

— Я тоже.

— Увы, конская моча не обладает терапевтическим эффектом.

Он застонал и закрыл глаз. Он тяжело дышал некоторое время, словно проколотые меха. Потом приподнял голову на несколько дюймов и открыл оба глаза.

— Эта женщина еще не вернулась?

— Нет. Думаю, найти воду в темноте нелегко, — я мгновение поколебалась. — Ты все слышал, что она мне рассказала.

— Нет, но вполне достаточно. Мэри Энн и все такое.

— Да, все такое.

Он крякнул.

— Ты веришь ей, сассенах?

Я ответила не сразу, неторопливо выскребая гусиный жир из-под ногтей.

— Иногда верю, — сказала я, наконец. — Сейчас — не уверена.

Он крякнул, на этот раз одобрительно.

— Я не думаю, что она опасна, — сказал он. — Но держи свой ножичек при себе, сассенах, и не поворачивайся к ней спиной. Мы будем сторожить по часу.

Он закрыл глаза, откашлялся и мгновенно уснул.

Через луну проплывали облака, холодный ветер шевелил сухую траву на козырьке, нависающем над нами.

— Разбудить тебя через час, — пробормотала я, пытаясь устроиться удобнее на каменистой земле. — Три ха-ха, черт побери.

Я наклонилась и положила голову Джейми себе на колени. Он немного застонал, но не шевельнулся.

— Простуда, — сказала я ему обвиняющим голосом. — Ха!

Я передернула плечами и откинулась назад, прислонившись к скошенной стене нашего убежища. Несмотря на наказ Джейми следить за миссис Бердсли, я не считала это обязательным. Она любезно развела костер, потом свернулась среди коз и, будучи человеком из плоти и крови, а значит уставшей от дневных событий, сразу же заснула. Я могла слышать ее мирный храп с противоположной стороны костра, смешивающийся с фырканьем и хрипом ее компаньонов.

— И вообще что ты о себе возомнил? — спросила я у тяжелой головы, лежащей на моем бедре. — Резиновый, да?

Мои пальцы непроизвольно коснулись его волос и ласково их погладили. Уголок его рта неожиданно приподнялся в удивительно приятной улыбке.

Улыбка исчезла также быстро, как и появилась, и я потрясенно уставилась на него. Нет, он крепко спал, дыхание его все также было хриплым, и его длинные двухцветные ресницы мирно лежали на щеках. Очень мягко я снова погладила его голову.

Точно. Улыбка снова мелькнула на его лице и исчезла. Он очень глубоко вздохнул, зарылся носом в мои колени, и тело его полностью расслабилось.

— О, Боже, Джейми, — нежно произнесла я, чувствуя, как слезы собираются в глазах.

Годы я не видела, чтобы он улыбался во сне таким образом. С тех первых дней нашего брака, проведенных в Лаллиброхе.

«Он всегда делал так, когда был маленьким, — сказала мне тогда его сестра Дженни. — Я думаю, это значит, что он счастлив».