— Да? — я встала на колени рядом с ним, чтобы посмотреть.

— Довольно некрасивая, — сказал он, критически рассматривая маленькое существо. — Хорошо, что у нее будет порядочное приданое.

— Не думаю, что ты был большим красавцем, когда родился, — сказала я укоризненно. — Ее даже не помыли, бедняжку. А что ты говоришь о ее приданом?

Он пожал плечами, умудряясь держать ребенка под платком, пока подсовывал свернутый кусок ткани под его попку.

— Ее отец умер, мать исчезла. У нее нет братьев и сестер, с кем нужно делиться, и я не нашел никакого завещания в доме Бердсли. Но есть приличный дом, много товаров для торговли, не говоря уже о козах, — он поглядел на Хирама и его семейство и улыбнулся. — Так что, думаю, все это будет принадлежать ей.

— Наверное, это так, — медленно произнесла я. — Значит, она будет довольно богатой маленькой девочкой, не так ли?

— Да, и она только что обкакалась. Ты не могла сделать это, пока я не поменял тебе подгузник? — спросил он раздраженно у ребенка. Ни мало не беспокоясь о выговоре, девочка сонно мигнула и мягко рыгнула.

— О, ладно, — сказал он покорно и, подвинувшись, чтобы закрыть ее от ветра, быстро снял платок и ловко вытер черноватую слизь между ее ног.

Ребенок казался здоровым, хотя довольно маленьким, словно большая кукла с выпирающим от молока животом. Это представляло опасность; с маленьким телом, не имея прослойки жира для термоизоляции, девочка умрет от охлаждения за очень короткое время, если не согревать ее и хорошо не кормить.

— Ее нельзя охлаждать, — я затолкала руки в подмышки, чтобы согреть их, перед тем как взять девочку.

— Не беспокойся, сассенах, я только вытру ей попку, — он замолчал, нахмурившись.

— Что это, сассенах? У нее синяки? Возможно, глупая женщина уронила ее?

Я наклонилась, вглядываясь. Он держал ноги ребенка одной рукой, в другой руке был комок корпии. Немного выше маленьких ягодиц были темные синеватые пятна, словно от ушиба.

Это были не синяки. Это была, своего рода, причина.

— Она не ушиблена, — уверила я его, натягивая один из платков миссис Бердсли на лысую голову ее дочери. — Это монгольские пятна.

— Что?

— Они означают, что ребенок черный, — объяснила я. — Африканец, я имею в виду, или, по крайней мере, наполовину.

Джейми пораженно моргнул, потом наклонился, вглядываясь под платок.

— Нет, она такая же светлая, как ты, сассенах.

Действительно, ребенок был так бледен, словно лишился всей крови.

— Черные дети, обычно, не выглядят черными при рождении, — пояснила я ему. — На самом деле, часто они очень светлые. Пигментация кожи начинает развиваться несколько недель спустя. Но очень часто они рождаются с темными пятнами в основании спинного хребта. Они называются монгольским пятнами.

Он провел рукой по лицу, смахивая снежинки, которые таяли на его ресницах.

— Понятно, — медленно проговорил он. — Это многое объясняет, не так ли?

Да. Мистер Бердсли, конечно же, не был черным. Но отец ребенка был. И Фанни Бердсли, зная — или боясь — что ребенок выдаст ее, как неверную жену, решила сбежать. Я подумала, не имел ли предполагаемый отец какое-то отношение к ее исчезновению.

— Интересно, она была уверена, что отцом ее ребенка был негр? — Джейми мягко коснулся одним пальцем нижней губки девочки, теперь розовой. — Она ведь ее не видела, да? Она рожала в темноте. Если бы она увидела, что девочка белая, она, возможно, отрицала бы свою измену.

— Может быть, но она не стала. Кто мог быть ее отцом, как ты думаешь?

Учитывая жизнь на отдаленном хуторе, у Фанни было мало шансов встретить мужчину, за исключением индейцев, с которыми Бердсли торговал. «У индейских детей могут быть монгольские пятна?» — задумалась я.

Джейми оглянулся на пустынный лес и забрал ребенка.

— Я не знаю, но вряд ли мы что-нибудь сможем выяснить, пока не попадем в Браунсвилл. Едем, сассенах.

Джейми с неохотой решил оставить коз, чтобы как можно быстрее оказаться с ребенком в безопасности.

— Пока им будет хорошо здесь, — сказал он, разбрасывая остатки сена перед ними. — Козы не оставят своего старого друга, а ты пока не сможешь двигаться, да, парень?

Он почесал Хирама между рогами, и мы уехали под недовольное меканье коз, привыкших у нашему обществу.

К этому времени погода ухудшилась, при повышении температуры сухой снег слипся во влажные хлопья, которые покрывали сплошным слоем землю и гривы лошадей.

Закутанная в толстый плащ с множеством платков, поддерживающих ребенка на моем животе, я не мерзла, несмотря на снег, который таял на моем лице и ресницах. Джейми кашлял время от времени, но в целом выглядел более здоровым, чем был с утра; потребность взять на себя ответственность в чрезвычайных обстоятельствах приободрила его.

Он ехал позади меня, бдительно следя за возможным появлением пантеры или другой угрозы. Сама же я полагала, что любая кошка, обладающая чувством собственного достоинства — особенно, набившая желудок козлиным мясом — скорее всего свернулась бы клубком в каком-нибудь уютном убежище, а не бродила бы по снегу. Однако его присутствие за моей спиной давало чувство безопасности, ведь я была довольно уязвима, правя лошадью одной рукой, а другой поддерживая сверток под плащом.

Ребенок спал, но беспокойно; он подергивался, делая медленные вялые движения, словно все еще находился в жидкой среде матки.

— Ты смотришься так, словно носишь ребенка, сассенах.

Я оглянулась через плечо и увидела, что Джейми с веселой усмешкой смотрит на меня из — под полей фетровой шляпы, хотя мне показалось, что в его взгляде было еще что-то, какая-то легкая тоска.

— Вероятно, потому, что я несу — точнее везу — ребенка, — ответила я, устраиваясь в седле удобнее. — Только чужого.

Давление маленьких коленей, головы и локтей, прикасающихся к моему телу, создавало тревожное ощущение беременности, и то, что шевеление было снаружи живота, не играло никакой роли.

Как если бы притянутый вздутием на моем животе, Джейми подвел Гидеона ко мне. Конь фыркал и задирал голову, пытаясь вырваться вперед, но Джейми сдержал его тихим «Seas!», [121]и Гидеон сдался, пуская пар из ноздрей.

— Ты беспокоишься о ней? — спросил Джейми, кивая на окружающий лес.

Не были необходимости спрашивать, кого он имел в виду. Я кивнула, поддерживая рукой согнутую спинку ребенка, все еще соответствующую форме матки, из которой он появился. Что делает Фанни одна в лесу? Заползла куда-нибудь, чтобы умереть, как раненное животное, или бредет вслепую к какому-то ей одной известному приюту — возможно, к Чесапикскому заливу, притягивающему ее памятью об открытом небе, обширных водах и чувству счастья?

Джейми наклонился и положил ладонь на мою руку, обвившуюся вокруг спящего ребенка; я чувствовала холод его пальцев без перчаток сквозь ткань плаща.

— Она сделала свой выбор, сассенах, — сказал он. — И она доверила нам ребенка. Мы позаботимся о безопасности девочки. Это все, что мы сможем сделать для этой женщины.

Я не могла взять его за руку, но кивнула головой. Он пожал мою руку и отпустил; я смотрела вперед, мигая мокрыми слипшимися ресницами.

К тому времени, когда Браунсвилл появился в поле нашего зрения, большая часть моего беспокойства относилась не к Фанни Бердсли, а к ее дочери. Ребенок проснулся и плакал, молотя по моей печени крошечными кулачками в поисках пищи.

Я приподнялась на стременах, всматриваясь в завесу падающего снега. Насколько большим был Браунсвилл? Я видела только несколько крыш сквозь вечнозеленые сосны и лавры. Один мужчина из Гранитных водопадов говорил, что это большое поселение. Но что может означать «большое» здесь в удаленной местности? Какова может быть вероятность, что в Барунсвилле окажется женщина с грудным ребенком?

Джейми опустошил флягу и заполнил ее козьим молоком, но я решила, что лучше достигнуть жилья, где можно покормить ребенка. Еще лучше, если найдется женщина с грудным ребенком, которая могла бы покормить девочку. В противном случае молоко нужно согреть, так как кормить ребенка холодным молоком слишком опасно.

Миссис Хрюша выдохнула облако пара и, почувствовав жилье, заржала и резво рванула вперед. Гидеон присоединился к ней, и когда они замолчали, я услышала ответ от многих лошадей впереди.

— Они здесь! — выдохнула я с облегчением. — Милиция! Они дошли!

— Надо было думать, сассенах, — произнес Джейми, твердо натягивая узду, чтобы придержать Гидеона. — Если бы маленький Роджер не смог обнаружить деревню в конце прямого пути, то я стал бы сомневаться не только в остроте его зрения, но и в его уме.

Тем не менее, он тоже улыбался.

Когда мы проехали поворот дороги, я увидела, что Браунсвилл действительно был деревней. Дым серыми струйками поднимался из труб дюжины хижин, рассеянных по склону горы справа от нас; несколько хижин толпились возле дороги и, очевидно, предназначались для торговли, если судить по грудам разбитых бочонков, битого стекла и другого мусора возле них.

Через дорогу от таверны был устроен загон для лошадей с навесом, устланным сосновыми ветками; одна его стена также была обложена ветвями, чтобы дать защиту от ветра. Лошади милиционеров были собраны здесь, фыркая и перебирая ногами в окружающем их облаке смешанного дыхания.

Учуяв прибежище, наши лошади резво потрусили вперед, и мне пришлось натягивать поводья одной рукой, чтобы не позволить миссис Хрюше сорваться на бег, что могло сильно растрясти моего пассажира. Пока я боролась со своей лошадью, невысокая фигура вышла из загона на дорогу перед нами и замахала руками.

— Милорд, — приветствовал Фергюс Джейми, когда возмущенный Гидеон был остановлен. Он всматривался в Джейми из-под вязанной синей шапки, которую он носил надвинутой на брови. — У вас все в порядке? Думаю, вы столкнулись с небольшими трудностями.

— Ох, — неопределенно произнес Джейми, махнув рукой на выпуклость под моим плащом. — Нет, никаких проблем, только…

Фергюс из-за плеча Гидоена с удивлением посмотрел на выпуклость.

— Quelle virilité, monsieur, [122]— сказал он Джейми тоном глубокого уважения. — Мои поздравления.

Джейми кинул на него уничтожающий взгляд и произвел шотландский звук, как катящиеся под водой валуны. Ребенок снова начал плакать.

— Прежде всего, — сказала я, — здесь есть женщины с младенцами? Этот ребенок нуждается в молоке и очень срочно.

Фергюс кивнул с широко открытыми от любопытства глазами.

— Да, миледи. Я видел, по крайней мере, двух.

— Хорошо, отведи меня к ним.

Он снова кивнул и, взяв повод миссис Хрюши, повел ее к поселению.

— Что случилось? — спросил Джейми и откашлялся. Беспокоясь о ребенке, я не подумала о причине появления Фергюса. Джейми был прав; простое беспокойство о нашем благополучии вряд ли бы вывело Фергюса на дорогу в такую погоду.

— Ах, у нас небольшая проблема, милорд, — он описал события предыдущего дня, закончив с галльским пожатием плеч и выдохом пара. — …и таким образом мистер Мортон нашел убежище с лошадями, — он кивнул головой на навес, — тогда как мы наслаждаемся гостеприимством Браунсвилла.

Джейми выглядел несколько мрачно, без сомнения, думая о том, во сколько обойдется ему гостеприимство для сорока мужчин.

— Ммфм. Надо думать, что Брауны не знают, что Мортон здесь?

Фергюс покачал головой.

— Почему Мортон здесь? — спросила я, временно успокоив ребенка тем, что приложила его к груди. — Мне кажется, он уже должен быть далеко на пути к Гранитным водопадам и радоваться, что остался жив.

— Он не уйдет, миледи. Он сказал, что не может отказаться от премии.

Непосредственно перед нашим отъездом из Риджа пришло письмо от губернатора, где он предлагал сорок шиллингов на человека, чтобы стимулировать вступление мужчин в милицию — значительная сумма, особенно, для новых поселенцев таких, как Мортон, холодной зимой.

Джейми медленно провел рукой по лицу. Это была дилемма: отряд нуждался в мужчинах и продовольствии из Браунсвилла, но Джейми не мог зачислить на службу Браунов, которые немедленно попытались бы убить Мортона. Также он не мог заплатить Мортону премию из своих денег. Джейми выглядел так, словно хотел собственноручно убить Мортона, но я не думала, что это явилось бы разумным решением.

— Возможно, Мортон должен жениться на девушке, — предложила я деликатно.

— Я думал об этом, — сказал Фергус. — К сожалению, мистер Мортон имеет жену в Гранитных водопадах.

Он покачал головой, которая в вязанной шапке походила на снежную кочку.