— О, да, конечно, — поспешно перебила она меня. — Я знаю это.

В ее голосе не было и оттенка сарказма, что меня удивило. Она поколебалась, потом полезла в просторный карман своей юбки.

— В Отчерлони был один человек; там у нас был дом, у Арча и меня, в деревне. Он был колдуном, этот Джонни Хоулат, и народ боялся его, но ходил к нему. Некоторые днем за травами и другими лечебными средствами, а некоторые по ночам, чтобы купить различные заговоры. Вы знаете, такого сорта людей? — она бросила на меня осторожный взгляд, и я несколько неопределенно кивнула головой.

Я знала подобных людей. Некоторые горские лекари имели дело не только с лечебными средствами, но и с ворожбой, продавая приворотные зелья, средства от бесплодия… заговоры для сглаза. Холодная струйка прокатилась по моей спине, оставив слабое неуютное чувство, будто там проползла улитка.

Я сглотнула, вспомнив маленький пучок тернистых растений, тщательно перевязанный красной и черной нитями. Положенный под мою подушку ревнивой девочкой по имени Лаогера и купленный у ведьмы по имени Джейлис Дункан. Ведьмы, как и я.

Не на это ли намекала миссис Баг? Она задумчиво наблюдала за мной, ее обычная говорливость совершенно исчезла.

— Он был маленьким грязным человечком, этот Джонни Хоулат. У него не было женщин, чтобы ухаживать за ним, и в его избушке страшно воняло, и от него тоже, — она внезапно вздрогнула, несмотря на очаг за ее спиной.

— Люди иногда видели, как он бродил по лесу или на пустошах и ковырялся там в земле. Он находил сдохших животных и забирал домой их кожу, копыта, кости и зубы, чтобы делать из них амулеты. Он носил старую рубаху, и иногда, когда он спускался вниз, люди видели, что под рубахой что-то вздувалось, при этом сквозь ткань сочилась кровь или что-то еще.

— Звучит не очень приятно, — произнесла я, не отрываясь от работы, пока очищала марлю и снова наливала бульон. — Но люди шли к нему, тем не менее?

— А никого больше и не было, — сказала она просто, и я взглянула на нее. Ее темные глаза, не мигая, смотрели в мои, а рука что-то перебирала в кармане.

— Я не знала сначала, — сказала она, — что Джонни использует землю с кладбищ, растертые в пыль кости и куриную кровь, и все такое прочее. Но вы, — она глубокомысленно кивнула мне головой в безупречно белом керче, — вы другая.

— Спасибо, — сказала я, немного позабавленная и растроганная. Это было большим комплиментом от миссис Баг.

— Но заплесневелый хлеб, — добавила она, поджав губы, — и этот языческий амулет в вашем кабинете. Это так, да? Вы колдунья, как Джонни?

Я колебалась, не зная, что сказать. Память о Крейнсмуире была ярка в моей памяти, словно с тех пор не прошло много лет. Меньше всего мне хотелось, чтобы миссис Баг распространяла слухи, что я ведьма. Меня итак временами называли колдуньей. Я не особо беспокоилась о судебном преследовании в качестве ведьмы — не здесь и не теперь. Но иметь репутацию целительницы — одно, а когда люди приходят к тебе, чтобы просить заговоры…

— Не совсем, — сказала я сдержанно. — Просто я знаю немного о растениях. И о хирургии. Но я ничего не знаю о заговорах и заклинаниях.

Она удовлетворенно кинула, словно я подтвердила ее подозрения вместо того, чтобы их развеять.

Прежде чем я смогла продолжить, с пола раздался звук, похожий на шипение раскаленной сковородки, облитой водой, за которым последовал громкий визг. Джемми, устав от игрушки, бросил ее и подполз к блюдцу Адсо. Котенок, не желающий делиться едой, зашипел на ребенка и испугал его. В свою очередь вопль Джемми напугал Адсо, и тот нырнул под скамейку, из-под которой виднелся только кончик его розового носа и торчащие усы.

Я взяла Джемми на руки и вытерла ему слезы, миссис Баг порылась на тарелке, где лежали остатки гусятины, и вытащила кость ноги с белым блестящим хрящом на конце.

— Вот, малец, — она соблазнительно помахала костью перед носом Джемми. Он сразу же прекратил орать и, схватив кость, затолкал ее в рот. Миссис Баг взяла другую кость поменьше от крыла, на которой все еще были остатки мяса, и положила ее в блюдце.

— А это для тебя, парень, — сказала она в темноту под лавкой. — Но не набивай живот слишком сильно, оставь место для маленьких мышек, да?

Она возвратилась к столу и начала складывать кости в мелкую кастрюлю.

— Я поджарю их для супа, — сказала она, потом, не меняя тона и не поднимая глаз, произнесла: — Я ходила к нему однажды, к Джонни Хоулату.

— Вы? — я села, усадив Джемми на колени. — Вы болели?

— Я хотела ребенка.

Я не знала, что сказать, и сидела, не двигаясь, слыша, как капает бульон сквозь марлю, пока она не сложила кости и не понесла кастрюльку к очагу.

— Я выкинула четыре раза за год, — сказала она, поворачиваясь ко мне. — Вы не поверите, глядя на меня сейчас, но я была только кожа и кости, лицо, как сыворотка, а мои груди висели, как тряпки.

Она поставила кастрюльку на огонь и закрыла ее.

— И я взяла деньги, все, какие у нас были, и пошла к Джонни Хоулату. Он взял деньги и налил воду в горшок. Он посадил меня по одну сторону от горшка, сам сел по другую, и так мы сидели долгое время, он глядел на воду, а я на него.

— Наконец, он встал и пошел вглубь хижины. Было темно, и я не видела, что он делал, но он рылся там и что-то бормотал себе под нос, и наконец, вернулся назад и вручил мне амулет.

Миссис Баг вернулась к столу и очень мягко погладила шелковистую голову Джемми.

— Он сказал мне, Джонни Хоулат, что этот амулет закроет мою матку и сохранит ребенка внутри, пока не настанет время родов. Но он видел одну вещь в воде и должен мне сказать. Если я рожу живого ребенка, мой муж умрет, так он сказал. То есть, значит, он дает мне амулет и заклинание, а дальше мой выбор. И кто может сказать, что это не справедливо, а?

Ее короткий, распухший от работы палец скользнул по щеке Джемми; тот, занятый новой игрушкой, не обратил на это никакого внимания.

— Я носила амулет в кармане целый месяц, а потом убрала его.

Я положила ладонь на руку женщины и сжала ее. Не было никаких звуков, кроме сопения ребенка и скворчания костей в кастрюле. Она стояла неподвижно некоторое время, потом убрала свою руку и затолкала ее в карман. Оттуда она вытащила маленький предмет и положила на стол рядом со мной.

— Я не смогла заставить себя выбросить его, — сказала она, без выражения глядя на амулет. — В конце концов, он стоил мне трех серебряных пени. И он достаточно маленький и легкий, чтобы можно было забрать его с собой, когда мы уезжали из Шотландии.

Это был маленький камень бледно-розового цвета, испещренный от времени серыми прожилками. Он был вырезан в стилизованной форме беременной женщины: ничего кроме огромного живота, объемных грудей и ягодиц, с парой коротких ног без ступней. Я видела такие фигурки прежде в музеях. Сделал ли ее Джонни Хоулат сам? Или нашел во время своих рысканий в лесах и пустошах изделие гораздо более древних времен?

Я мягко коснулась фигурки, думая о том, что независимо от того кем Джонни Хоулат был, или что он видел в горшке с водой, без сомнения, он был достаточно проницательным, чтобы увидеть любовь между Арчем и Мурдиной. Действительно было ли легче для этой женщины отказаться от надежды иметь ребенка, считая это благородной жертвой во имя любимого мужа, чем страдать и винить себя за постоянные выкидыши? Возможно, Джонни Хоулат был колдуном, но психологом он был точно.

— Возможно, — сказала миссис Баг просто, — вы найдете девушку, которой он понадобится. Жалко, если он пропадет впустую, да?

Глава 35

Хогманай

Год заканчивался ясной холодной ночью, украшенной бриллиантовой луной, которая высоко поднялась на фиолетово-черном своде неба и затопила своим ясным светом долины и склоны гор. Это было хорошо, учитывая то, что люди со всего Риджа — а некоторые из еще более отдаленных мест — явились отметить Хогманай в «Большом доме».

Мужчины вынесли все, что можно, из большого сарая и вымели мусор граблями, подготовив пол для танцев. Джиги, рилы, стратспеи и многие другие танцы, названия которых я не знала, но очень веселые, сменяли друг друга под светом ламп, заправленных медвежьим жиром, под звуки визгливой скрипки Эвана Линдсея, завывания деревянной флейты его брата Мурдо и ритмичные удары бойрана Кенни.

Старый отец Турло Гатри принес небольшую локтевую волынку, которая выглядела такой же ветхой, как он сам, но производила приятное басовитое гудение. Мелодия, издаваемая ею, иногда совпадала с интерпретацией Линдсеев, иногда нет, но общий эффект был вполне удовлетворительный, а виски и пива к этому времени было выпито достаточно, чтобы этот небольшой диссонанс кого-либо волновал.

После двух часов танцев я решила, что теперь поняла, почему слово «рил» имеет также значение «шататься от опьянения». Даже без всякого алкоголя танец мог вызвать головокружение, а после выпитого виски я чувствовала, что кровь в моей голове вращалась, как вода в стиральной машинке. После одного из танцев я, шатаясь, прислонилась к подпорке сарая и закрыла один глаз в надежде избавиться от головокружения.

Со стороны закрытого глаза я почувствовала подталкивание локтем и, открыв его, увидела Джейми с двумя кружками. Разгоряченная и измученная жаждой, я не имела ничего против, чтобы чего-нибудь выпить. К счастью, это оказался сидр, и я с радостью проглотила его.

— Если ты будешь пить такими темпами, то скоро свалишься, сассенах, — сказал он, расправляясь со своим сидром так же быстро. Он раскраснелся и вспотел от танцев, но его глаза искрились, когда он смотрел на меня.

— Чепуха, — ответила я. С сидром в качестве балласта сарай перестал кружиться передо мной, и я почувствовала себя бодрой. — Сколько здесь человек, как ты думаешь?

— Шестьдесят восемь, когда я считал в последний раз, — он прислонился к столбу рядом со мной, рассматривая бурлящую толпу с чувством глубокого удовлетворения. — Хотя они постоянно входят и выходят, так что я не могу быть совершенно уверенным. И я не считал маленьких детей, — добавил он, сдвинувшись немного, чтобы пропустить трех мальчишек, которые с хихиканьем промчались мимо нас.

Охапки сена были сложены вдоль стен сарая, где, свернувшись, словно множество котят, лежали дети, слишком маленькие, чтобы бодрствовать в это время. В свете фонаря я уловила шелковистый блеск красного золота; завернутый в одеяло, Джемми крепко спал, блаженно игнорируя шум. Я видела, как Брианна вышла из круга танцующих, чтобы проверить его, и быстро вернулась назад. Роджер, темный и улыбающийся, протянул ей руку, она взяла ее, смеясь, и они нырнули в толпу танцоров.

Люди входили и выходили, особенно группы молодых людей и пары влюбленных. Подмораживало; снаружи стоял бодрящий морозец, но холод делал прикосновения теплых тел еще более привлекательными. Один из старших мальчиков МакЛеодов прошел мимо нас в обнимку с совсем еще юной девочкой, по-видимому, одной из внучек старого мистера Гатри; их у него было трое, и все похожие друг на друга. Джейми сказал им что-то на гэльском, от чего уши парня покраснели, а розовое от танца лицо девушки стало бордовым.

— Что ты сказал им?

— Это непереводимо, — сказал он и положил руку на мою поясницу. Он горел от жара и виски и светился от радости, глядеть на него доставляло радость моему сердцу. Он увидел это и улыбнулся мне; его рука жгла мою кожу даже сквозь одежду.

— Ты не хочешь выйти на улицу, сассенах? — спросил он низким и полным намека голосом.

— Ну, если ты хочешь… да, — ответила я. — Но не прямо сейчас.

Я кивком головы указала ему за плечо. Он повернулся к группе пожилых леди, сидящих на скамье возле противоположной стены и рассматривающих нас с пристальным любопытством ворон. Джейми махнул им и улыбнулся, заставив их покраснеть и захихикать, потом повернулся ко мне со вздохом.

— Хорошо. Немного погодя, может быть, после первого гостя. [126]

Последний танец закончился, и волна людей хлынула к бочонку с сидром в дальнем углу сарая, где властвовал мистер Вемисс. Танцоры собрались вокруг него, как рой измученных жаждой ос, так что видна была только его макушка с почти белыми под светом фонарей волосами.

Я оглянулась в поисках Лиззи — убедиться, что она наслаждается праздником. Да, праздник, явно, доставлял ей удовольствие, она сидела на копне сена, окруженная четырьмя или пятью неуклюжими молодыми людьми, которые вели себя так же, как танцоры вокруг бочонка с сидром.

— Кто вон тот большой парень? — спросила я Джейми, указывая кивком головы. — Я его не узнаю.

Он осмотрелся, слегка прищурив глаза.