Когда они спустились к морю, солнце уже село. Длинная колонна, пришедшая из пустыни, широко растеклась по берегу, подгоняемая войском, двигающимся следом.

Но апиру не были беззащитны. У них имелась своя армия: сотни сильных, выстроившихся в боевом порядке между ними и врагом. Прозвучал сигнал устраивать на ночь лагерь, и его сразу же окружили часовые, а в самой середине поместили детей и стада, их будущее богатство на Синае.

Царь не спешил завязывать сражение. Возможно, он понимал, что апиру, даже будучи защищены, не смогут уйти, разве только по воде. Он встал лагерем вдоль гребня холма, спускавшегося к морю, на расстоянии выстрела из лука. На севере и на юге тоже расположились лагеря поменьше, отрезая пути к бегству.

Спустилась темная пустынная ночь, а с ней и холод после дневной жары. В поисках топлива для костров апиру не могли далеко уйти, но на берегу было достаточно обломков. Костры врага окружали их полукольцом, сверкало оружие. В тишине ясно слышалось, как ржали кони.

В осажденном лагере пели песни, восхваляющие бога, песни победы, песни, защищающие от темноты. В лагере египтян царила тишина, нарушаемая лишь ржанием лошадей. Если бы не они, армия врага была бы совершенно молчаливой.

Апиру побеждали молчание шумом. Даже их животные в этот вечер были непривычно беспокойны, блеяли, ревели, стучали копытами. Дети играли, пронзительно крича. Плакали младенцы. Перекликались мужчины. И все пели, разгоняя ночную тишь, полагая, что чем громче они поют, тем лучше.

У Нофрет гудело в голове. Она забралась в шатер, зарылась под все свои одеяла, заткнула уши накидкой, но все равно слышала гвалт. И так будет продолжаться до утра.

А Иоханан всю ночь проведет на страже. Он позаботился о том, чтобы все остальные могли поспать хотя бы немного, но его эта мудрая мысль не касалась. Всю ночь он будет ходить от поста к посту.

Египтяне не станут утруждать себя ночной атакой, ведь цель до утра никуда не денется. Но если кто-нибудь сглупит или какой-нибудь горячей голове захочется поразмяться, тогда они могут попробовать совершить вылазку, пока апиру спят. Поэтому и стояли на часах люди Иоханана. К тому же не повредит продемонстрировать врагу свою бдительность и оружие.

Нофрет не могла заснуть одна. Было слишком холодно и снаружи, и в душе. Полежав немного, она поднялась, плотнее завернулась в плащ и вышла к свету костров.

Шум немного поутих. Людей убеждали ложиться спать. Этим занималась и Мириам. Нофрет бросила на нее взгляд, вздохнула и присоединила свой голос к общему хору.

— Идите, отдохните, поспите, если сможете. До утра далеко, вам надо набраться сил.

— Для чего? — спросила у нее одна из женщин. — Чтобы умереть?

— Если понадобится, то да, или чтобы избежать смерти, если того захочет бог.

— Смерти нам не избежать, — сказала другая женщина, мотнув подбородком в сторону огней, сиявших на гребне холма, словно ожерелье из драгоценных камней. — Если мы побежим, то бежать придется прямо на египетские копья.

— У нас тоже есть копья, — заметила Нофрет, — и мужчины, умеющие обращаться с ними. Положись на них и на бога. И ложись спать.

Стайка женщин и несколько мужчин вместе с Мириам долго уговаривали апиру отправиться по постелям. Они напомнили Нофрет матерей, урезонивающих капризных детей, которые, отчаянно зевая, все же не желают ложиться спать: те же самые уговоры, то же самое обхождение.

Мало-помалу лагерь успокоился. На краях его по-прежнему горели костры и тихонько напевали караульные. В середине же люди спали.

Даже Моше заснул в своем шатре. Мириам свернулась калачиком у входа. Она будет поддерживать огонь до утра.

Дочь пророка совсем не казалась сонной. Ее нельзя было назвать неутомимой, но, казалось, сон был не властен над нею. Нофрет села на песок, еще сохранивший дневное тепло, обхватила колени, ткнулась в них лбом и закрыла глаза, но ненадолго — пока Мириам не отправилась спать.


Открыв глаза, Нофрет обнаружила, что лежит в углублении в песке, а костер превратился в серый пепел над едва светящимися углями. Небо было серым, будто отражение в воде.

Волны вздыхали у берега. Воздух пах солью, словно слезы.

Нофрет медленно распрямила застывшие руки и ноги. Женщины уже встали — они разводили костры, ставили печься на угли хлеб. Она слышала сонное бормотание детей, плач младенца, оборвавшийся, когда мать дала ему грудь. Ее собственная грудь напряглась от воспоминания, хотя она уже многие годы не вскармливала детей.

Звезды гасли. На востоке небо над водой бледнело. Она видела линию холмов на том берегу: море здесь было узким, а пустыня Синая, с ее крутыми склонами и неожиданными долинами — близко. На той стороне Египет мог только угрожать им, но не побеждать.

На этой стороне войско царя проснулось и взялось за оружие, запрягая коней в колесницы, выстраивая ряды солдат против лагеря Исроела. Они вырисовывались как тени на фоне рассветного неба; холодно блестел металл, бронза и железо, откованные и наточенные для боя.

Теперь египтяне выжидали, отставив копья. Кони били копытами, но не двигались с места, пока не получили свободу ринуться галопом по длинному склону на лагерь, расположенный внизу. Тонкая цепочка вооруженных людей охраняла его. Они были неподвижны, как и царские воины, даже казались расслабленными. Иоханан учил молодых людей не расходовать силы на волнение, но отдыхать, когда только возможно, ожидая битвы с натренированным спокойствием. Это было охотничье умение, им обладала и Нофрет, прежде чем ее захватили и продали в рабство.

Немного такого умения осталось у нее и до сих пор. Она поискала его глубоко в себе и вытащила на свет. Этого оказалось достаточно, чтобы успокоить колотящееся сердце, замесить и испечь утренний хлеб, проверить запасы продовольствия и подать на завтрак хлеб, козий сыр и остатки сот с медом.


Иоханан сидел на корточках среди людей с луками и копьями, рисуя на песке планы сражений. Они не имели ничего общего с их безнадежной ловушкой. Это были настоящие сражения, где армии бились в открытом поле, осаждали города или богатыри сражались перед всем войском.

Нофрет проскользнула через кружок людей, присела рядом с мужем и положила завтрак поближе к нему. Он кончил говорить — это действительно был урок военного дела, а не план предстоящего сражения, — и предложил хлеба и сыра всем желающим. Ему самому не осталось бы ничего, если бы Нофрет не удержат его руку и свирепо не глянула на него.

— Ешь, — сказала она, — или ты умрешь от голода прежде, чем египтяне попадут в тебя стрелой.

Иоханан стал есть, но не раньше, чем она сама съела половину. Сидевшие вокруг улыбались: мальчишки, которых она знала еще с тех пор, как они цеплялись за материнские юбки. К вечеру эти мальчики могут оказаться мертвыми, с египетскими стрелами в сердце.

Шум в лагере заставил их вскочить. Вскоре примчался гонец, быстроногий паренек, пронзительно кричавший на бегу.

— Моше зовет вас на сход! Идите все — даже солдаты.

Иоханан поднялся. Некоторые молодые люди стали возражать:

— Но если мы уйдем, некому будет охранять народ.

— Мы и будем охранять народ, — сказал он. — Встанем вокруг собравшихся в середине лагеря.

Это было толково, они утихли и пошли все вместе, забрав оружие и свои вещи. Нофрет, идя следом, взглянула в сторону египетской армии. Царские воины озадаченно переглядывались, удивляясь, что заставило апиру покинуть посты и собраться в середине лагеря.

Середина была свободна — люди уже разбирали шатры и грузили их на мулов и ослов. Моше стоял там, где только что был его шатер, а рядом с ним Агарон. Здесь было небольшое возвышение; не холм, но достаточное, чтобы люди, находящиеся по краям толпы, тоже могли видеть своих глашатаев.

Агарон, по обыкновению, повторял слова Моше, и его сильный голос хорошо был слышен там, где стояла Нофрет. Позади нее были только край лагеря, полоса песка и царское войско.

Она могла бы почувствовать себя незащищенной, но, как ни странно, такого чувства у нее не было. Может быть, именно это ощущали апиру, знающие, что бог всегда стоит у них за спиной.

Сильный красивый голос проносился над нею, напоминая рокот прибоя.

— Сейчас мы соберемся, как всегда собирались по утрам: каждая семья на своем месте, каждый род в своем порядке. Не забудьте своих детей, не оставляйте никаких вещей; когда все будут готовы, мы выступим.

Должно быть, кто-то из стоявших впереди выкрикнул неизбежный вопрос.

— Куда? — эхом откликнулся Агарон, резко повернулся и вытянул руку. — Туда!

Все взгляды последовали за движением его руки. Там не на что было смотреть, кроме узкой полоски песка, за которой простиралось море, широкое и сияющее, голубое в свете утра. Стая птиц с криками носилась над водой. Это были чайки, серо-белые, словно облака или морская пена.

— Мы пойдем, — произнес Агарон, — и Господь укажет нам путь. Положитесь на бога и ничего не бойтесь.

69

Народ Исроела полагался на бога, как и всегда, тем более что больше им положиться было не на кого. Нофрет видела испуганные лица апиру, ловила их взгляды, обращенные на войско на холме и на море перед ними. Некоторые рыдали от ужаса. Но голос Агарона поднял всех, кто колебался. Моше и Мириам шли среди толпы, кому-то подавая руку, кого-то утешая…

Странно было смотреть на них и вспоминать, какими они когда-то были царственными, надменными, отчужденными. Они не утратили своей гордости, но теперь принадлежали к этому народу: ходили по той же земле, ели тот же хлеб, несли то же бремя, что и простые смертные. Среди апиру не было места божественной царственности. Божественность принадлежала только богу.

Сняться с лагеря — всегда дело долгое. В то утро они начали поздно, потому что боялись предстоящих испытаний, хотя и полагались на своего бога. Дети и животные были необычайно упрямы. Стоял уже почти полдень, когда все шатры были, наконец, разобраны и сложены, вьючные животные нагружены и отведены на места, стада и отары собраны, люди выстроены в походном порядке. Спины их были обращены к египтянам, лица к морю. Войско апиру отделяло последних из них от египетских колесниц.

Нофрет шла в задних рядах вместе с Иохананом и Иегошуа. Там было не место для женщины, но ее это не волновало. Ее мужчины тоже знали, что возражать не стоит. Она вела в поводу мула, нагруженного бурдюками с водой и запасным оружием, поскольку мужчины не могли бы одновременно сражаться и тащить копья, колчаны со стрелами, запасные тетивы Она была полезна, поскольку еще один воин мог сражаться, а не заниматься мулом. И находилась там, где и должна была находиться.

Царь выжидал. Он стоял на холме, возле своей сияющей золотом колесницы, с любопытством глядя вниз и пытаясь понять, что же собираются делать апиру.

Нофрет находилась далеко позади, а Моше впереди, на краю воды. Она не видела его, но глаза — ничто по сравнению с тем, особым зрением… Нофрет знала, что пророк апиру на песке, а волны подбегают и опадают прямо к его ногам.

В руке у него был посох. Позолота давно стерлась со змеи, венчающей его, обнажив бронзу. Кобра казалась живой, гибкой и блестящей.

Он поднял посох и вытянул его над водой. Может быть, пророк что-то и говорил, но слов не было слышно. Она только видела, что Моше стоит как вкопанный, а волны лижут край его одежды, разбегаясь далеко по песку.

Легкий ветерок, игравший волнами с утра, утих, когда солнце подошло к зениту. Теперь он поднялся снова. Утром ветерок был игрив, налетая со всех сторон, но сейчас стал спокойнее. Он явился с востока и дул над водой, ероша волны, играя с бородой Моше, раздувая край его промокшей одежды.

Пророк стоял так неподвижно, что казался вырезанным из камня. Даже посох его не дрогнул. Ветер усиливался и свежел. Нофрет, стоя далеко на берегу, почувствовала его дуновение на лице. Мул поднял голову, навострил уши; ноздри его раздувались, словно впитывая ветер.

Дул сильный восточный ветер, что не было редкостью в Египте или неожиданностью на берегу моря. Но его постоянство и неизменность направления были не так уж обыкновенны.

Нофрет не знала, прилетел ли с ветром бог. Возможно, ему это было не нужно. Вызывать ветер, как и многое другое, что делал Моше в Египте, умел любой достаточно способный колдун. Но чтобы усилить его до бури, нужна была сила, данная только царям или пророкам.

Царь Египта не предпринимал ничего, чтобы прекратить это, и ни один из жрецов, если они были в войске, не вышел вперед. Скорей всего, Рамзес не взял с собой жрецов, разгневанный их неспособностью защитить Два Царства от одного безымянного бога и его заикающегося глупого пророка.