Синтия Райт - Огненный цветок

— Трудно поверить, что вы и есть та самая чопорная благопристойная леди, которую я встретил несколько недель назад.

Лис медленно провел кончиком пальца по ее тонкой руке.

— Я никогда не была чопорной, — слабо запротестовала Мэдди.

— Конечно же были, дорогая моя мисс Эвери! — Он снова взглянул на облака и вдохнул аромат ветерка. — Думаю, собирается гроза. Вернемся в поселок.

— Сначала можно спросить об одном человеке?

Отводя мулов и Уотсона под деревья, Лис оглянулся через плечо:

— Я слушаю, милая.

От этого небрежного ласкового обращения сердце Мэдди встрепенулось. Следуя за ним по пятам, она описала женщину, которую видела ночью, сразу же после их появления в поселке.

— Она сумасшедшая, как вы думаете? Я снова видела ее сегодня, и она выглядела такой же страшной, как и тогда. Почему никто не поможет ей? Под всей этой грязью оказалось хорошенькое личико, и я могу поклясться, что руки и ноги у нее расцарапаны и она втирала в раны грязь или еще что-то! Может быть, в волосах у нее полно вшей, но, когда мы сегодня купались, она лишь сидела на берегу и смотрела на нас. — Мэдди остановилась, чтобы перевести дух, и продолжала: — Она нуждалась в мытье больше всех остальных, вместе взятых, но не мыла даже лица, и никто, кажется, не обратил на это внимания. И не говорите мне, что она винтке, потому что совершенно очевидно, что это женщина!

— Что вы, мисс Эвери, хотите этим сказать? — поддразнил ее Лис. Скользнув рукой по талии Мэдди, он усмехнулся, сжал ее и ласкающе провел пальцами по ее бедру и ягодицам. — Вы это имеете в виду?

— Прекратите и ответьте мне! — с насмешливой суровостью отрезала она.

Вечерний воздух донес до них запах варящегося мяса, и Лис вдруг понял, что отчаянно голоден.

— Женщина, которую вы описали, очевидно в трауре, — объяснял он, ведя Мэдди в поселок. — Так ведут себя жены пакета, потерявшие мужей. Это нормально, поэтому никого не взволновал ее внешний вид. Молодые вдовы причитают, калечат себя и примерно год валяются в собственных нечистотах.

— Что? — в ужасе перебила его Мэдди, — но это так… так негигиенично!

Не успел Лис развить эту тему, как его внимание было отвлечено облаком пыли, быстро движущимся по прерии. Наконец он смог различить коня и всадника, мчащегося, как ветер, с юга к поселку. Приближающийся индеец ехал без седла и размахивал копьем. Темные волосы летели за ним, как знамя. Жители поселка тоже заметили всадника. Раздавались крики приветствия, люди выбегали из своих типи и бросались к нему навстречу.

— Что происходит? — спросила Мэдди с любопытством. — Кто это? Вы знаете его? Он опасен, или это важная персона?

— Можно сказать и так, — загадочно ответил Лис. — Это Безумный Конь!

Всем было интересно увидеть, какую добычу привез Безумный Конь с Паха Сапа, священных холмов, захваченных ныне белыми.

Однако, соскользнув со спины своего пегого коня, он послал деревенских глашатаев за детьми и не стал разговаривать со взрослыми.

Лис с Мэдди попали в толпу, ринувшуюся к реке навстречу великому воину племени оглайла. Он снял мешки со спины коня и спокойно напоил его. Мэдди увидела, что Безумный Конь не так уж велик ростом, как она ожидала от великого воина и героя.

Едва достигая среднего роста, он был стройным, гибким, с темными волосами, скорее каштановыми, чем черными, острым носом и черными глазами, настороженными и живыми, несмотря на то, что он провел в пути весь день.

На одной щеке у него была нарисована молния, на другой — град. Единственное пятнистое перо орла, воткнутое сзади в волосы, заменяло бесчисленные перья, которыми он имел право украситься по количеству пораженных им в битвах врагов. На шее у него висел боевой свисток, сделанный из кости орлиного крыла.

Мэдди была поражена его осанкой, полной достоинства. Весь его облик свидетельствовал о высокой доблести этого человека. Он нес на своих плечах огромное бремя, но мужество и сила Безумного Коня, по-видимому, были неисчерпаемы.

Лис, стоявший недалеко от Мэдди, произнес словно про себя: «Необыкновенный человек».

Дети подходили ближе, и Безумный Конь, улыбаясь, поднял два кожаных мешка, лежавших рядом с винчестером, дубинкой и искусно сделанным луком и колчаном со стрелами. Он развязал мешки и открыл их. Изумленная толпа увидела, что они наполнены виноградом, который он привез детям. Маленькие ручки ныряли в мешки за угощением, соблюдая сдержанность, чтобы не показаться жадными перед этим удивительным человеком, который своей упрямой отвагой поддерживал дух всего племени.

Сильная, новая подруга Мэдди, подошла к ней.

— Он теперь еще больше любит детей, потому что его собственная дочь умерла, — сказала она. Мэдди удивленно посмотрела на нее.

— Как печально! Что же с ней стряслось?

— Одна из болезней вашей расы. — Нахмурив лоб, она пыталась вспомнить слово. — Холера, да? Так печально, но горе только укрепило волю Безумного Коня бороться против белых. Горе еще больше сблизило его с женой — Черной Шалью. — Сильная кивнула в сторону женщины, стоящей в ожидании снаружи типи Безумного Коня. Мэдди узнала ее, она была среди женщин, готовивших хаш.

Ее удивило, что Безумный Конь — семейный человек.

— Мать Черной Шали тоже живет в их типи. Они обе заботятся о своем мужчине.

Мэдди поймала себя на том, что ей хочется больше узнать об этой стороне жизни Безумного Коня.

— Его дочь была молодой, когда умерла? Как ее звали?

— Ее звали Устрашающая. Мне кажется, что так ее назвал Безумный Конь. Когда смерть забрала ее, она была в том возрасте, когда девочку легче всего любить, Безумный Конь был отличным отцом. Он слышал ее первые слова, с восхищением наблюдал, как она училась ходить, а потом учил ее танцевать.

Сильная уселась под деревом, ожидая, когда утихнет суета, и Мэдди присоединилась к ней. Сильная рассказала историю о том, как Безумный Конь вернулся в поселок из рейда против белых. В его отсутствие поселок перебрался из местечка близ реки Литтл Бигхорн на склон у реки Языка. Он с воинами пришел им вслед и узнал, что Устрашающая заболела и умерла еще до переезда поселка.

— Как давно это было?

Сильная пожала плечами.

— Я узнала о вашем времени, только живя в агентстве. Это было в то время, которое вы называете летом, когда Длинный Волос и его Синие куртки проложили Воровскую дорогу к Паха Сапа. Думаю, горе помешало Безумному Коню продолжать сражение, чтобы не дать Длинному Волосу захватить наши священные земли.

— Экспедиция Кастера на Черные Холмы была в 1874 году, — сказала Мэдди. — Два года назад.

— Мрачное время для нас, — ответила Сильная. — Безумный Конь, когда узнал о смерти Устрашающей, заставил своего отца сказать ему, где могила девочки. Это было далеко, в опасном месте, рядом с Гнездом Ворона, но он все равно отправился туда. Найдя через два дня могилу, Безумный Конь раскопал ее и улегся рядом с Устрашающей. Она была крошечной, завернутой в шкуру буйвола… Так он пролежал три дня и три ночи…

Глаза Мэдди наполнились слезами.

— Очень печальная история.

Опять пожав плечами, Сильная сказала:

— Да, но это сделало Безумного Коня еще более великим человеком. Он никогда не стремился к власти, а только сражался за свой народ. Каждый удар, который он переносил, как мужчина, делал его сильнее, степеннее и все более яростным и решительным в его бесстрашных действиях против белых. — Сильная откинула масляно-мягкую шкуру буйвола и добавила: — Как видишь, Безумного Коня понять не легко. Но я не знаю, что было бы без него не только с нами, людьми племени оглайла, но и с другими из племен ла-кота и чейенна. Любой, кто хочет сражаться, а не смиренно уступать белым, может присоединиться к Безумному Коню. Он делает чудеса…

Мэдди нравилось жить с Лисом в уютном типи, особенно она любила часы, когда спускалась ночь. Она с удовольствием занималась хозяйством: следила за одеждой Лиса, доставала провизию и готовила еду, поддерживала порядох. Вот и теперь они только что закончили ужин из сушеного мяса и колючих груш, которые ей принесли женщины, вернувшиеся из прерий, и теперь Мэдди пересказала Лису, лениво лежащему на постели, свой разговор с Сильной.

Лис слушал спокойно и чуть иронично улыбнулся, когда она повторила слова Сильной: «Он делает чудеса…»

— Да, чудеса, — задумчиво согласился Лис, — но, боюсь, даже чудеса Безумного Коня не могут сдержать армию. Слишком много в ней солдат.

— А как же его набеги на Черные Холмы? А что, если армия не сможет найти Безумного Коня и его людей? Лис погладил рукой мягкий, ласковый мех буйвола.

— Эти набеги и досаждают белым больше всего. Думаете, Безумный Конь действительно может что-то изменить, захватывая время от времени с вьючных мулов рулоны ткани для летних гамаш или бисер для мокасин? Это все только видимость борьбы. Люди устали от походов. Они хотят отдохнуть от борьбы, но Безумный Конь не знает отдыха.

— Голубоглазый Лис, — послышался спокойный голос за поднятым затвором их типи. Мэдди приподнялась и пригласила Голодного Медведя войти. Он извинился за вторжение и сообщил, что важные воины собираются в Большом типи для совета, чтобы встретиться с Безумным Конем. Лиса приглашают присоединиться.

— Но если он так ненавидит белых, небезопасно ли вам появляться там? — тревожно спросила Мэдди, когда Лис перевел ей слова Голодного Медведя. Лис с готовностью поднялся, провел рукой по волосам и поправил одежду.

— Безумный Конь слишком умен, чтобы наказывать меня за грехи моей расы. Один из его лучших друзей в течение многих лет — белый разведчик Фрэнк Грауард. Не думаю, что я должен бояться.

— Я уже спрашивал Безумного Коня. Он сам предложил, чтобы ты пришел, когда мы рассказали ему, что ты жил в городе, который называешь Дидвудом, — сказал Голодный Медведь, шагая с Лисом к Большому типи. — Он надеется, что ты сможешь помочь нам решить, как заставить твой народ покинуть Паха Сапа.

Лис промолчал, хотя ему очень хотелось найти легкое решение этой задачи. Но Безумному Коню лучше знать.

Над головой ярко светила полная луна, бросая свой отблеск на бесчисленные типи в тени Бир Батта. Лису вдруг вспомнилась другая ночь, не столь уж давняя, когда его тоже вызвали из палатки на совет. Холод пробежал по его шее, когда на память ему пришли офицеры, собравшиеся на бивуаке Джорджа Армстронга Кастера, и сам Кастер, его прилизанные длинные волосы, намазанные коричным маслом, и короткая борода, оттененная алым шейным платком.

«Я не принадлежал к ним, мне не следовало быть там», — думал Лис, глядя на свои мягкие штаны из оленьей кожи и мокасины, которые утром ему дал Голодный Медведь. Они приближались к Большому типи, в ночном воздухе слышались возбужденные голоса.

«Но, если я не принадлежу к белым, могу ли я претендовать на право быть одним из этих людей? Может, мне следует быть заодно с лакота и рискнуть ради них жизнью».

Он не успел найти ответа на эти вопросы, так как появился Пес с двумя мужчинами и провел Лиса в Большой типи.

В Большом типи было жарко, воздух был тяжелым из-за дыма костра, табака и ароматических трав, подброшенных в огонь.

Церемония курения трубок подошла к концу, и мужчины сидели молча, словно отыскивая в своих сердцах слова истины, Лис почувствовал себя почти бестелесным. Ему казалось, что все вокруг происходящее — не реальность, а сон. Он был свидетелем действа, теперь почти потерявшего свое былое значение и похожего теперь больше на ритуал, который индейцы исполняли в агентствах без какой-либо цели. Индейцы в агентствах мало размышляли о своей судьбе, но здесь, сегодня вечером эти люди гордо цеплялись за свое право принимать решения относительно своего будущего. Племенное сознание, лежащее в основе их общественной жизни и поведения, позволяло им жить гармоничной жизнью: совет принимал решения по всем вопросам жизни поселка, и люди подчинялись этому решению.

Сидя среди индейцев, Лис с пренебрежением думал о жадных, необузданных белых и о хаосе, создаваемом ими и царившем в таких местах, как Дидвуд. Он думал о том, как глупы белые, когда они воображают, что они более цивилизованны, чем эти люди, заполнившие Большой типи Безумного Коня.

— Я видел их, — произнес наконец Безумный Конь ровным голосом. Его лицо, утомленное, тревожное, было сосредоточенно. — Я пытаюсь подавить ярость, когда думаю о них, копошащихся на склонах холмов Паха Сапа, как стая шакалов. Я стоял высоко над ними на вершине каньона и смотрел, как они вырубают деревья и превращают лес в болото со всеми нечистотами. Это осквернение Священной земли. Я хотел их всех уничтожить. Мне захотелось стать лесным пожаром, а они чтобы были полевыми мышами…— Его черные глаза встретились с глазами Лиса, и он добавил: — Но истина заключается в том, что они — пожар, а мы — мыши. Разве не так, Голубоглазый Лис?