Синтия Райт - Огненный цветок

— Ну, говорите же наконец!

Медленно улыбнувшись, солдат поманил его пальцем поближе и прошептал:

— Ну так вот, сэр, короче говоря, капитан Дэниэл Мэттьюз дезертировал из Седьмого Кавалерийского полка как раз перед убийством на Литтл Бигхорне. Генерал Кастер разделил отряды, и Мэттьюз должен был идти с Кастером. Я был с Рено… но видел, как он уходит, это было ясно как день. — Пососав зуб, он добавил: — Ясно как день, я наблюдал, как большой, отважный капитан Мэттьюз переехал на своем коне через Холм и поехал дальше. Он должен был умереть на Холме вместе с Кастером, а вместо этого сбежал и теперь он счастливейший человек в Дидвуде. Правильно?

У Скоффилда так забилось сердце, что, казалось, оно разорвется. Он не знал, плакать ему или смеяться, но чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он медленно повернул голову и в глубине толпы нашел загорелое, прекрасное лицо Лиса. «Слишком счастливый, — пробормотал наконец Скоффилд и улыбнулся, — но ненадолго…»

Увидев на дороге, ведущей к их небольшой группе домов, Лиса на Уотсоне, Мэдди подняла юбки и бросилась ему навстречу. Вид мужа в шляпе с опущенными полями заставил ее остановиться. Как только Лис спрыгнул с Уотсона и поймал Мэдди в свои объятия, она стащила с него шляпу.

— Мне это не нравится! — воскликнула она. — Ты скрываешься, дорогой?

— Скрываюсь, может быть, слишком сильное слово… но не совсем неточное, — ответил Лис, сухо улыбнувшись, потом отвел Уотсона в простую конюшню, построенную им для Уотсона и лошадей Эвери. Закрыв коня в стойле, предварительно снабдив его свежей водой и едой, он взял Мэдди под руку, и они направились к дому.

— Я орудовала булавками и иголками, ожидая тебя с тех пор, как нам стало известно, что генерал Крук со своим отрядом появился на Главной улице, — говорила она. — Как скучно в этом городе быть респектабельной женщиной! У девиц легкого поведения при любом важном событии места в первом ряду, тогда как я изнываю дома, практически умирая от любопытства, потому что должна сохранять свою репутацию! Ну что за вздор!

— Насколько я помню, у тебя в июле была возможность подружиться с Гарнет Лумис, но ты не захотела терпеть ее! — Лису так приятно было подтрунивать над женой после всего случившегося сегодня, что ему хотелось, чтобы путь до дома был подлиннее. — Кстати, а где же все? Разве ты единственный член семьи, кто хочет слышать о генерале Круке?

Мэдди непринужденно помахала изысканной ручкой.

— Твоя матушка с бабушкой Сьюзен по локоть в джеме из диких слив. Я испекла нам пирог и вышла встречать тебя. — Мэдди указала на сосны, разделяющие владения. — Они все в главном доме, заполонили всю кухню. Энни заставила работать даже отца и Бенджамена. Она надела на отца передник!

Он засмеялся, представив себе это зрелище, и спросил:

— А Улыбка Солнца?

— Ну… я думаю, что она куда-нибудь ненадолго удалилась с букварем, и уверена, что она нас не услышит. Но если бы и так, она не поймет, о чем ты говоришь. — Мэдди волновалась все больше: — Перестань задавать вопросы и просвети же меня!

— Ладно. — Прислонившись к дереву. Лис рассказал ей о кампании, названной теперь «маршем города» генерала Крука. Он описал больных, деморализованных людей, выживших и пришедших в Дидвуд, и рассказал о речи генерала Крука, в которой тот обещал положить конец набегам индейцев на Черные Холмы.

— А еще что? — настаивала Мэдди. Ей хотелось знать, почему каждый раз, когда она встречается с живыми голубыми глазами мужа, тот отворачивается.

— Ты слишком настойчива. Это надоедает, — пожаловался он насмешливо-усталым тоном.

— Да, да. Продолжай же!

— Титус пошел в Большую Центральную гостиницу и пробыл там достаточно долго, чтобы побеседовать кое с кем из окружения генерала Крука. Я слышал, Круку удалось развязать бой близ Слим Батта, и мне захотелось узнать об этом правду, а не пьяные слухи, ходящие по «Бесплодным землям». — Развязывая голубой платок, Лис потер затылок и вздохнул: — Некоторые утверждают, что Безумный Конь был убит, но это не так… хотя остальные погибли в бою несколько дней назад.

Глаза Мэдди наполнились горячими слезами.

— О Лис, свободных лакота так мало. Почему они не оставят их в покое?

— Мы знали, что этим все и кончится: все они будут или загнаны в резервации, или убиты. И, разумеется, Безумный Конь только раздражает армию этими набегами на Холмы. Мы с тобой, может быть, и понимаем, почему он это делает, но этот продолжающийся бунт лишь приведет таких людей, как Крук, к новым боям.

— Расскажи, что произошло. Они медленно шли к дому.

— Насколько смог узнать Титус, — объяснил он, — самое печальное в том, что в поселке, на который напал Крук, жили индейцы, покинувшие лагерь Безумного Коня за день до этого и направлявшиеся на юг, в агентство.

— Боже правый! — остановилась Мэдди. Ужас и печаль были на ее лице. — Сколько…

— Не знаю. Титус сказал, что сожжено тридцать семь типи. По-видимому, напавшие солдаты были частью экспедиции, которую Крук послал за пополнением. Командовал ими полковник Миллз. Эти отряды почти умирали от голода, так что, выгнав индейцев лакота из поселка в горы, они решили полакомиться мясом, которое там нашли. А индейцы тем временем послали гонцов к Безумному Коню. Он пришел с парой сотен воинов и атаковал, но солдат было больше, а затем появился и Крук почти с двумя тысячами солдат, и Безумному Коню пришлось отступить. — Голос Диса звучал безжизненно. Он сжал руку Мэдди и продолжил: — Могу себе представить, что чувствовал Безумный Конь, видя, как люди Крука сжигают поселок. Единственное светлое пятно в этом сообщении, что Безумный Конь весь следующий день продолжал нападать на Крука с тыла, пока армия не заняла Холмы. Эти солдаты не могут представить, откуда у индейцев столько винтовок… — Лис выгнул бровь в горьком удовлетворении. — К сожалению, их оказалось недостаточно.

— Им известно, сколько людей лакота было убито? — тихо спросила Мэдди. Лис покачал головой:

— Убитых и раненых всегда уносят с поля боя, даже рискуя собственной жизнью. — Лис нежно погладил ее по щеке. — Говорят, Крук потерял человек двадцать… и, разумеется, его люди утверждают, что Безумный Конь потерял во много раз больше, но будем молиться, чтобы это было не так.

Открыв дверь и войдя в дом, Мэдди и Лис не заметили Улыбку Солнца. Она стояла за стволом одной из сосен между домом и крутым склоном холма, возвышающегося над Дидвудом. Чтобы ее не видели из-за ствола, она тесно прижала к себе свои юбки. Улыбка Солнца тихо рыдала по погибшим, по ее народу. Она понимала по-английски гораздо больше, чем все предполагали, а ее горе и решимость не потускнели, несмотря на вынужденное житье среди белых.

Улыбка Солнца прекрасно понимала, что эти люди, особенно ее отец, заботятся о ней, но они никогда не смогут понять ее. Горе, которое она продолжала испытывать из-за смерти мужа, было гораздо глубже, чем они представляли. Ее сердце никогда по-настоящему не успокоится, пока она не отомстит белым за народ лакота и своего мужа, сраженного жадными Синими куртками. А теперь еще некоторые из этих самых Синих курток уничтожили большую часть того, что осталось от ее маленького народа… и пришли сюда. Наконец Улыбка Солнца почувствовала, что Великий Дух не зря привел ее в это место.

В черном небе над Дидвудским ущельем сияла полная луна, проливая призрачный свет на поселение. В такие ночи животные становятся беспокойными, а людей мучают ночные кошмары.

Лис, откинув во сне стеганое одеяло, покрывавшее их с Мэдди на пушистой перине, по-прежнему держал жену за руку. Ему казалось, что он спит, но сон был неглубоким. И эта лунная, странно теплая ночь как бы снилась ему, а не была реальностью.

В части дома, служившей гостиной, раздался звук разбивавшегося стекла, с глухим стуком упавшего на плетеный коврик.

Какое-то время Лис отказывался открыть глаза, уверенный в том, что это часть бесконечного, жуткого сна, но Мэдди потрясла его за обнаженное плечо, и он тотчас сел, выпрямившись на постели, встревоженный и полностью проснувшийся.

— Мне кажется, кто-то бросил камень в наше окно! — паническим тоном прошептала Мэдди.

— Оставайся здесь! — он толкнул ее на подушки и повелительно посмотрел на нее сверкающими глазами: — Не двигайся! — Он протянул руку к брюкам, висевшим на спинке ближайшего стула, и натянул их. Затем он зажег масляную лампу и прошел с ней по дому, пока не нашел разбитое окно и камень, лежащий на коврике среди осколков стекла.

Возле своего любимого кресла он нашел пару мокасин, которые на этой неделе подарила ему Улыбка Солнца. Он надел их и ступил на коврик, чтобы поднять камень, вокруг которого было намотана веревка, прижимающая смятый лист бумаги. При мерцающем свете лампы Лис отвязал бумагу, развернул ее и прочел: «Дорогой капитан Мэттьюз. Вы действительно думаете, что можете выйти сухим из воды, дезертировав из Седьмого Кавалерийского полка как раз перед битвой на Литтл Бигхорн? Это было постыдное зрелище, когда вы уезжали верхом тогда, когда мы готовились отдать свою жизнь. Боюсь, капитан, прошлое настигло вас, и теперь вы заплатите сполна. Если вы не хотите, чтобы весь Дидвуд узнал ваш позорный секрет, принесите пять тысяч долларов золотом к могиле Бешеного Билла Хиккока на кладбище. Я буду ждать вас в пять часов пополудни завтра, 16 сентября. За сим остаюсь бывший товарищ по оружию».

Выглянув в окно и убедившись, что поблизости никого нет. Лис отнес записку к постели.

— Кажется, меня шантажируют, — кисло сказал он жене, — но не скажу, чтобы это меня удивило.

— Дай посмотреть! — Мэдди переместилась на край постели и внимательно прочла записку, а Лис светил ей лампой. Закончив читать, она заставила себя оставаться спокойной.

— Лис, у тебя есть хоть какое-нибудь предположение, кто бы это мог быть?

Он пожал плечами.

— Это может быть кто угодно. Меня не удивляет, что кто-то из Седьмого, оставшийся в живых на Литтл Бигхорн, присоединился потом к силам генерала Крука. Крук сражался с чейеннами и лакота на Розовом Бутоне в середине июня, как раз перед моим прибытием, и именно Круку было поручено преследовать Сидящего Буйвола после Литтл Бигхорн. Вероятно, некоторые из тех, кто видел, как погиб Кастер, стремились отомстить индейцам и пошли за Круком. — В голосе Лиса послышалась нотка удовольствия: — Сидящий Буйвол, разумеется, в конечном счете бежал в Канаду… и, кажется, даже Смил Батт нельзяназвать решительной победой армии. Безумный Конь еще жив и не покорен… а Крук не захватил в плен еще ни одного сиукса.

— Лис, я знаю, что вы, мужчины, более легко относитесь к таким угрозам, — немного нетерпеливо перебила его Мэдди, — но, если отвлечься от Крука и Безумного Коня, что мы будем делать?

Он сорвал с себя брюки и прыгнул в постель, сгребая ее в свои объятия:

— Ничего, дорогая! Совсем ничего.

— Но…

— А какой у нас выбор? Я, разумеется, и помыслить не могу о том, чтобы выполнить требование этого человека, не только потому, что это бросает вызов моей чести, но и потому, что этот шантаж никогда не кончится. Последуют новые угрозы и новые требования. Только Кастер мог бы подтвердить, что я не дезертировал, а убить шантажиста я не могу. Даже если бы я счел это приемлемым решением, это было бы ненадолго. Всегда кто-то выползет из-под скалы, угрожая выдать мой секрет. — Лис нежно ласкал ее лицо и волосы. — В секретах есть какой-то яд. Я устал скрывать свое прошлое. Мне только жаль, что тебе причинит боль то, что произойдет дальше.

Мэдди вцепилась в него, со слезами целуя его в губы.

— О Лис, я так горда, что я твоя жена! Я люблю тебя всем сердцем и буду рядом с тобой, что бы ни уготовила нам жизнь!

Потом они лежали вместе, уютно прижавшись друг к другу, словно одно целое, Мэдди наслаждалась светом их любви.

— Может быть, это и наивно, — сказала она, — но я действительно верю, что Бог намерен сделать наш брак плодовитым и счастливым, если мы будем жить как полагается. Ему с самого начала было известно, почему ты поступаешь именно так, в том числе и на Литтл Бигхорн, и я не верю, что Он заставит нас страдать, в то время как вознаграждение достанется тем, кто причинил нам зло!

Лис обвил руками ее гибкое тело, поцеловав изгиб ее шеи.

— В глубине души я тоже в это верю, — тихо произнес он с легкой иронией. — Мне приходится в это верить!

Грэхем Скоффилд вскочил при первом же стуке в дверь его номера в Большой Центральной гостнице. Под его глазами лежали глубокие тени, а одежда была непривычно неопрятна. Он распахнул дверь и затащил в комнату Джеба Кэмпбелла.

— Где вы были? — сердито проворчал он. — Уже восемь часов!

— В чем дело? Боитесь, что я удрал с деньгами? Джеб был почище, чем тогда, когда появился в Дидвуде впервые, но все же от него дурно пахло. Новая одежда, которую ему дал Скоффилд, была уже измазана табачным соком, он почесывался, что свидетельствовало о том, что поход в баню не избавил его от паразитов в волосах и бороде.