Мэри Бакстер - Огни юга

Дана замерла.

– Почему это?

– У меня на уме другое.

– Что же?

– Иди сюда и сама узнаешь, – прошептал он, привлекая ее к себе.

Через несколько часов его рука скользнула между ее ног и начала исследование, чрезвычайно мягко.

– Ты проснулась?

– Почти.

– Тебе больно?

– Немного.

– Мне жаль, не стоило заниматься с тобой любовью во второй раз.

Дана усмехнулась.

– А как насчет третьего и четвертого?

– О’кей, ты права. Я жадный ублюдок.

– Перестань извиняться. Я уже сказала, что я ни о чем не жалею, и хочу, чтобы и ты не жалел.

Он держал руку между ее ног, греясь в тепле, которое он чувствовал там.

– В первый раз, на кухне, мне показалось, что я занимаюсь любовью с девственницей, а не с женщиной, которая уже была беременной.

Дана замолчала и сосредоточенно уставилась в потолок.

Он оперся на локоть, наклонился к ней и, взяв за подбородок, повернул к себе. Ее глаза были полны слез.

– Не надо плакать.

Она всхлипнула.

– Все в порядке. Если говорить об удовольствии от занятий любовью, я девственница.

– Не хочешь рассказать, как это случилось?

– Нет, – сказала она, вздрогнув.

– Я тоже не хотел довериться тебе. У каждого свой скелет в шкафу. Но я сделал это. Время тайн прошло. Того, что случилось между нами, уже не отменить. Я хочу не только твое тело, но и твой разум.

Господи, а ведь он говорит правду! Занимаясь с ней любовью, он подписывает себе смертный приговор. А что, если он больше никогда не увидит ее?

– Это… это очень больно, – прошептала она, с трудом справляясь с волнением.

Он видел ее лицо, на котором читалась боль, от чего оно становилось невероятно трогательным. Его сердце рвалось на части. Он молча наклонился и поцеловал ее сосок.

Она погрузила пальцы в густые волосы у него на груди.

– Я люблю, когда ты целуешь меня там. Все тело отзывается сразу же.

– И я люблю целовать тебя там. Я люблю целовать тебя всю, везде. – Он поднял голову. – Но продолжай. Я не хочу отвлекать тебя.

– Это настолько ужасно…

– Для меня это не новость.

– Ты думаешь, твое детство было горьким? Ты не представляешь, каким было мое! Я жила в аду.

– С родителями?

Ее лицо осталось серьезным.

– У меня не было семьи. Отец сбежал до моего рождения, по крайней мере так рассказывала мать.

– Было очень плохо?

– Да. – Ее голос дрогнул. – Потому что он оставил меня с ней. – Слезы потекли у нее по щекам.

– Ш-ш-ш, не плачь.

– Моя мать была самая настоящая шлюха, у нее были дружки, череда, один сменял другого.

– Но они не приставали к тебе, верно?

– Не верно.

– Что случилось? – Его голос помертвел. Он не хотел знать, но чувствовал, что должен.

– Один из ее дружков изнасиловал меня.

– О Боже! И что сделала твоя мать?

– Сказала, что я сама виновата.

Ее ответ был для Янси словно удар кнута. Он выругался.

– Узнав, что я беременна, она выгнала меня из дома.

– Иисусе!

– Ночью я попала в аварию, когда ехала в семью проповедника, чтобы пожить там, пока не родится младенец. – Ее голос снова дрогнул. – Но как ты знаешь, этого не произошло.

Янси почувствовал, что его сердце ухнуло вниз, но он обнял ее и крепко прижал к себе, так крепко, что мог сломать хрупкие кости.

– Неудивительно, что ты боишься мужчин, – прошептал он, больше себе, чем ей. – И что было дальше?

– Отец моей подруги был проповедником, и хотя он просто замечательный и много помогал мне, он не смог избавить меня от желания уничтожить того ублюдка, из-за которого я попала в аварию.

– Поверь мне, если бы у меня был шанс, он бы пожалел о дне, когда родился.

– Я уверена, что пожалел бы, – сказала она сквозь слезы.

– Я первый мужчина, который прикоснулся к тебе с тех пор, как ты… – Он не мог продолжать. Чудовищное слово застряло в горле.

– Да.

– О Боже! – повторил он. – А твоя мать? Эта сука еще жива?

Дана отстранилась и посмотрела ему в лицо. Ее губы дрожали.

– Жива и в полном порядке. Она здесь, в Шарлотсвилле.

– Что?!

– Моя мать – Вида Лу Динвидди.

Ее всю трясло. Сердце трепетало. Она втягивала воздух глубоко, прерывисто. Вцепилась в рулевое колесо, стукнула по приборной доске. Ничто не помогло. Боль и ярость продолжали захлестывать ее.

Вида Лу не могла припомнить, когда в последний раз была так рассержена. Как он смеет?! Как смеет этот Янси Грейнджер вот так предать ее?! Злые слезы жгли глаза, когда она смотрела, как Дана, растрепанная и сонная, отпирала покрытый росой автомобиль и забиралась внутрь.

В животе ныло, словно кривой нож все глубже врезался в нутро. Ее дочь. Мысль о ней была настолько противна Виде Лу, что она боялась, что не сможет вынести и голова лопнет от давления крови, а она сама не удержится от громкого крика.

Она колотила по рулю обеими руками, воображая, что перед ней головы Даны и Янси и она молотит по ним. Она не заметила, как сломала ноготь, и только когда капля крови упала на колено, поняла, в чем дело.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – вопила она.

Но ни вопли, ни проклятия, ни глухие удары по рулю и приборной доске не смягчили ее боль и ярость.

Янси и Дана! Ее глаза неотрывно следили за машиной дочери, которая отъехала от тротуара. Очевидность произошедшего шокировала ее – все ясно по лицу. Как она могла ничего не заметить? Почему оказалась такой слепой?

Ее любовник трахнул ее дочь!

Истеричный смех вырвался из горла и едва не задушил ее. Она не может с этим смириться. Может, это неправда, сказала она себе, пытаясь ухватиться за соломинку? Возможно, все разъяснится, если она зайдет к нему?

Да о чем это она? Что за глупости!

Дана приехала к нему домой, и они трахались. Вот и все. Но когда началась их связь?

Вида Лу не могла сказать, что заставило ее сесть в машину и среди ночи поехать к Янси. Тайсон побыл с ней, потом она выставила его, но не могла заснуть. Она приняла две таблетки, но и они не помогли.

Вспоминая об этом, Вида Лу поняла, что противилась действию снотворного, потому что сама не хотела заснуть. Она думала о Янси, воображала его близость, фантазировала о том, чем бы они занимались с ним…

Она понимала, что Янси избегает ее. Вида Лу могла это пережить, пока Янси не смотрел на других женщин. Она наблюдала за ним издали, день ото дня терзаясь все сильнее и начиная подозревать, что он на самом деле избегает ее. Но когда она обвинила его в том, что он встречается с другой, он отверг ее обвинения. И она поверила!

– Дура! – закричала она, ненавидя себя.

Ей следовало знать, что он не может жить без этого. Он ничем не отличается от любого другого мужчины. Но ее дочь? Боже! Представив себе Янси и Дану в постели, то, как он овладевает ею, Вида Лу почувствовала, что теряет рассудок.

Вероятно, Янси все еще не понимает, что принадлежит ей, Виде Лу, и никто не получит его. Хватит! Ничего подобного больше не повторится. Эта сука должна исчезнуть отсюда.

Она заплатит за то, что так унизила ее. Уж Вида Лу об этом позаботится.

* * *

Дана не могла поверить, что все произошло за две недели. Но до сих пор у нее недостаточно материала, чтобы написать о Янси Грейнджере. Слишком много недосказанного, слишком много вопросов осталось без ответа. А без этого она не может подготовить сенсационный материал для «Ишьюз», которого от нее ждут.

Дана посмотрела на часы. Руни снова в городе, он предложил ей позавтракать вместе. Она не отказалась – ей не хотелось быть в одиночестве. Кроме того, Руни не принял бы отказа.

Ей пора выходить, но она стояла посреди комнаты и не двигалась. Ее мысли снова обратились к Янси. Неужели только два дня назад они занимались любовью?

Ее лицо запылало. И это было на самом деле? Несмотря на горячую страсть, вспыхнувшую между ними, она убеждала себя, что это было всего лишь любовное свидание. Но стоило подумать о нем, как соски под блузой затвердели, доказывая огромную силу ее желания.

Дана присела на кровать, почувствовав, что вся дрожит. Нельзя думать об этом постоянно, иначе можно сойти с ума. Янси Грейнджер – самый обыкновенный грубиян. Он не собирается вступать в серьезные отношения с женщинами. Она просто-напросто одна из длинного списка попавшихся на крючок.

Но Дана не жалела о случившемся. Время, проведенное в его объятиях, залечивало старые раны. Она поняла, что ничем не отличается от других женщин, что не стала уродом из-за того, что много лет назад ее изнасиловали. Она действительно самая настоящая женщина.

До Янси она не знала, разрешит ли мужчине когда-нибудь прикоснуться к ней. Она не понимала, насколько глубоки шрамы, нанесенные в прошлом ее телу, ее душе, и сомневалась, сможет ли время залечить их.

Янси ответил на все вопросы. Она могла наслаждаться сексом, но не с любым мужчиной. Мысль о ком-то, кроме Янси, вызывала у нее протест.

Дана улыбнулась, вспомнив, каким нежным он был, пока она не сказала, кто ее мать. Она не могла забыть его недоверчивый взгляд. Лицо его стало бескровным.

– Проклятая сука! – воскликнул он и умолк, словно чья-то рука схватила его за горло и сдавила, едва не задушив до смерти.

– Мне не стоило тебе говорить, – промолвила Дана. – Она считается твоим другом…

– Она никогда не была моим другом!

– Но она работает на твою больницу, и ничто не должно помешать этому. – Дана схватила его за руку. – Обещай, что никому не скажешь. Это моя проблема, не твоя.

Прежде чем он ответил, зазвонил телефон – его вызвали в больницу. Дана уехала, пока он принимал душ, и с тех пор они не виделись и не разговаривали.

Теперь ее мучил вопрос – позвонит ли он? Хочет ли она с ним встретиться? Потрясенная удовольствием от близости с Янси, она не могла забыть, что призналась ему в том, о чем не знала ни одна живая душа, раскрыла самые глубокие, самые мрачные тайны своего прошлого, рассказала ему, кто ее мать.

Не успели слова сорваться с ее губ, как она пожалела о них. У нее нет никакого права вовлекать Янси в свою личную жизнь. Во всем виновата страсть, распалившая ее, и теперь она жалела о собственной откровенности.

Дана не хотела, чтобы кто-то испытывал к ней жалость, и уж тем более Янси Грейнджер.

Не в силах совладать с нахлынувшими мыслями, она вскочила с кровати, взяла сумку и вышла.

– Ты обещала.

– Я ничего не обещала, Руни. И перестань скулить.

– Во-первых, ты обещала, а во-вторых, я не скулю.

Дана поставила кофейную чашку и сосчитала до десяти. Они прекрасно поели, Руни развлек ее рассказами из своей судебной практики. А потом он попросил о том, чего она больше всего опасалась.

– О’кей, ты не обещала, – сказал он, робко взглянув на нее. – Но пожалуйста, прошу тебя, пойдем со мной! Что тут такого? Клянусь, мы ненадолго.

Он приглашал ее к себе. Родители ждали его, но он хотел появиться не один, а с Даной. Она понимала, этот момент наступит. В конце концов, он говорил ей в Ричмонде о своем желании познакомить их, а значит, ничего удивительного или неожиданного в его предложении нет.

Однако ей совершенно не хотелось предстать перед родителями Руни.

– Посмотри на меня, – попросила она мягко. – Я не могу выйти за тебя замуж. Ты должен знать.

Он стиснул зубы.

– А ты должна знать, что я не отступлюсь.

– Но и я не сдамся.

– Знаю, но это ничего не меняет. Я хочу, чтобы ты поехала со мной к моим родителям. – Он заискивающе улыбнулся. – Просто как друг, понимаешь?

– Хорошо. – Она помассировала виски, надеясь отогнать надвигающуюся головную боль. – Теперь я понимаю, почему ты считаешься хорошим адвокатом.

Руни усмехнулся и выпятил грудь.

Через тридцать минут он уже подруливал к массивной парадной двери здания довоенной постройки.

– Красивый дом, – восхищенно сказала Дана.

– Согласен. Со временем он будет наш.

– Как тебе не стыдно, это же твои родители!

Войдя внутрь, Дана остановилась. Ей уже доводилось бывать в замечательных домах, но этот не был похож ни на какие другие: длинные лестницы, вестибюль с высоким потолком, откуда был вход в огромную шикарную гостиную.

– Привет, дорогой.

Дана и Руни обернулись. К ним направлялась женщина средних лет, на прекрасном лице сияла улыбка. Мать Руни выглядела именно так, как и ожидала Дана, – воплощение изящества: с безупречной прической, отменным маникюром, в одежде от дорогого модельера.

– Привет, мама. – Руни быстро приложился к щеке матери. – Это мой друг, Дана Бивенс.

– Добро пожаловать в наш дом, мисс Бивенс.

– Пожалуйста, называйте меня Дана.