Бриттани Черри - Огонь, что горит в нас

– Ладно.

– И пожалуйста, Алисса… – Она прекратила печатать и повернулась ко мне, сжимая переносицу двумя пальцами. – Ты не можешь перестать бросать свою обувь в прихожей? Честное слово, оттуда всего два шага до шкафа.

Я посмотрела в сторону прихожей, где на полу лежали сброшенные мною кеды «Конверс».

– Я убрала их в шкаф.

Она хмуро посмотрела на меня, и во взгляде ее читалось: «Ложь».

– Убери в шкаф, пожалуйста.

Я убрала «конверсы» в шкаф.

Когда настало время обедать, мы с мамой сели за стол. Она смотрела в свой мобильник, отвечала на электронные письма, а я смотрела в свой телефон и оставляла комментарии под постами в «Фейсбуке».

– Лазанья какая-то не такая на вкус, – заметила я, тыча вилкой в лежащее передо мной блюдо.

– Вместо лапши я взяла омлет из яичных белков.

– Но ведь лазанья называется так именно из-за лапши, верно? Ну само название происходит от названия макаронных изделий. А без них мы просто едим яйца с сыром и соусом.

– Так она содержит меньше углеводов, а ты же знаешь, что тебе следует следить за своим весом, прежде чем поступать в колледж, я тебе много раз говорила. «Пятнадцать фунтов первокурсника» – это не шутки, а реальная ситуация, и к тому же я читала статью о том, что те, у кого и так есть лишний вес, обычно набирают больше веса, чем нормальные люди.

– Нормальные люди? Ты хочешь сказать, что я ненормальная? – Я ощутила, как в горле встает ком. Мама выразительно закатила глаза.

– Ты излишне чувствительна, Алисса. Хотела бы я, чтобы ты была более стабильной, как твоя сестра Эрика. К тому же ее пищевые привычки в десять раз лучше твоих. Я просто констатирую факт. Тебе нужно внимательнее следить за тем, что ты ешь, вот и все. – Она быстро сменила тему. – Ты так и не сказала, как прошла репетиция. – Она взяла кусочек «лазаньи».

– Все отлично, – ответила я. – Ты же знаешь, «я и фортепьяно – одно и то же».

Она фыркнула.

– Да, знаю. Извини, что не смогу прийти на твое выступление сегодня вечером. У меня слишком много работы.

Она не заметила, как я закатила глаза, словно подражая ей. Ее фраза была совершенно лишней. Мама никогда не ходила на мои выступления, потому что считала, что музыка – это хобби, а не занятие для жизни. Когда она узнала, что я собираюсь поступить в колледж, чтобы изучать музыкальную терапию, она едва не отказалась платить за мое обучение, но моя сестра Эрика уговорила ее. Несмотря на то что у сестры был такой же реалистичный подход к жизни, как у мамы, она все же верила в мою музыку. Может быть, потому, что ее парень Келлан был музыкантом и она любила его и его артистическую душу.

Иногда я закрывала глаза и пыталась вспомнить времена, когда мама не была такой резкой – не была такой безжалостной. В воспоминаниях я почти видела, как она улыбается. Но, может быть, эти моменты были лишь игрой моего воображения, желанием уцепиться за что-то приятное. Быть может, она стала такой холодной в тот день, когда ушел папа? Или, может быть, его тепло просто какое-то время маскировало ее ледяную душу?

– Думаю, мне нужно пойти в концертный зал, чтобы подготовиться к вечеру. Спасибо за обед, мама, – сказала я. Она налила себе еще один бокал вина.

– Ну да.

Я набросила легкую куртку, натянула «конверсы» и взяла сумочку ручной работы, которую папа купил мне, когда гастролировал в Южной Америке. Мама окликнула меня:

– Алисса!

– Да?

– Перед тем как уйти, включи посудомойку и переложи выстиранные вещи в сушилку. И еще купи мне пинту мороженого в магазине «Бэлли». Но сама мороженое не ешь! Помни про «пятнадцать фунтов первокурсника».

* * *

Мне казалось, что в груди у меня все пылает.

Когда я выглядывала из-за кулис, сиденье 4А все еще оставалось пустым. «Он придет», – обещала я себе. «Он звонил мне, он сказал, что будет здесь, – думала я. – С маргаритками».

Я любила маргаритки. Это были мои любимые цветы, и папа знал это и собирался принести мне их. Он это обещал.

– Ты следующая, Алисса, – сказала мне распорядительница. Я чувствовала, как мое сердце колотится о ребра. При каждом шаге, который я делала к роялю, мне казалось, будто я вот-вот упаду. Я задыхалась, зная, что его там нет. У меня кружилась голова, потому что я знала: все его слова были ложью. Ложью. Бесполезный ранящей ложью.

А потом я подняла взгляд.

«Плюс».

Место 4А было занято.

«Он пришел».

Сев за рояль, я расслабилась и позволила себе не видеть ничего, кроме клавиш. Мои пальцы касались этих клавиш, творя магию. Творя музыку моей души, заполняющую зал. Я не собиралась плакать, но пока я играла, по щекам моим скатились несколько слезинок. Закончив играть, я встала и поклонилась. Зрители не должны были хлопать, пока не выступят все участники, чтобы плохие исполнители не ощущали стыда, когда не услышат аплодисментов. Но парень, сидящий на месте 4А, встал, держа в руках одну-единственную маргаритку, и захлопал, как сумасшедший, выкрикивая «браво».

Я улыбнулась парню в слишком большом для него костюме.

Потом, не думая, спрыгнула в зал и обняла этого парня.

– Билет все равно был для тебя, – солгала я, уткнувшись ему в плечо.

Тогда он обнял меня еще крепче.

Кому вообще был нужен этот Задница? У меня был Логан Фрэнсис Сильверстоун.

И этого мне было достаточно.

Логан

– Костюм тебе слишком велик, – сказала она, дергая за рукава, свисавшие ниже кончиков моих пальцев. Единственная маргаритка, которую я ей подарил, торчала у нее за левым ухом с тех самых пор, как мы вышли из зала.

– Это костюм Келлана, – объяснил я. – Я попросил его привезти мне костюм, когда понял, что Задница не приедет.

– Ты в нем тонешь, – пошутила Алисса. – Но все равно выглядишь отлично. Я никогда раньше не видела тебя в костюме. Тебе понравился концерт? Это было не лучшее мое выступление.

– Все было идеально.

– Спасибо, Ло. Думаю, сегодня нам нужно как-нибудь развлечься. А ты как считаешь? Мне кажется, нам надо… Ну я не знаю… сделать что-нибудь безумное! – Она говорила, говорила и говорила – это у нее хорошо получалось. Она кружилась на ходу, улыбалась и говорила, говорила и улыбалась.

Но я не очень внимательно слушал ее, мои мысли блуждали где-то еще.

Я хотел и дальше рассказывать Алиссе о том, какой великолепной она была на концерте, как выступила лучше всех остальных. О том, как она заставила меня почувствовать себя живым – одним лишь тем, как ее пальцы касались клавиш. О том, как я все это время не сводил с нее глаз. О том, как она обнимала меня, и я не хотел отпускать ее – никогда. О том, как я иногда думаю о ней, занимаясь повседневными вещами – чистя зубы, причесывая волосы, разыскивая чистые носки. Я хотел сказать ей обо всем, о чем я думал, потому что в моих мыслях была только она.

Я хотел сказать ей о том, что я чувствую к ней. Я хотел сказать ей о том, что влюбился в нее. Я хотел сказать ей о том, как мне нравятся ее непокорные волосы, как мне нравятся ее губы, которые постоянно щебечут то об одном, то о другом.

Я хотел…

– Логан, – прошептала она, неподвижно застыв на тротуаре. Мои ладони каким-то образом легли ей на поясницу, и я привлек Алиссу ближе к себе. Частое дыхание срывалась с моих губ, замерших в нескольких дюймах от ее рта. Ее жаркие выдохи становились моими глубокими вдохами. Мы дрожали в объятиях друг друга. – Что ты делаешь?

Что я делал? Почему наши губы оказались так близко? Почему наши тела прижались друг к другу? Почему я влюбился в свою лучшую подругу?

– Правда или ложь? – спросил я.

– Ложь, – прошептала она.

– Я поправляю цветок в твоих волосах, – сказал я, заправляя локон ей за ухо. – Теперь спроси еще раз.

– Что ты делаешь? – спросила она, когда я придвинулся ближе, чувствуя, как ее слова касаются моих губ.

– Правда или ложь?

– Правда.

– Я не могу перестать думать о тебе, – сказал я ей. – Я имею в виду, не только сейчас, но и все время, постоянно. Утром, днем, вечером – ты всегда в моих мыслях. Я не могу перестать думать о том, чтобы поцеловать тебя. Я не могу перестать думать о том, чтобы поцеловать тебя медленно. Но это должно быть медленно. Потому что чем медленнее поцелуй, тем дольше он будет. А я хочу, чтобы он был долгим.

– Это правда? – тихо спросила она, глядя на мои губы и вздрагивая.

– Это правда. Но если ты не хочешь, чтобы я целовал тебя, я не буду. Если ты хочешь, чтобы я солгал, я солгу.

Она встретилась со мной взглядом, ее ладони легли мне на грудь. Мое сердце колотилось под кончиками ее пальцев, она придвинулась чуть ближе ко мне, прикусила нижнюю губу и едва заметно улыбнулась.

– Ты мой лучший друг, – прошептала она, одергивая подол своего платья в горошек. – Ты первый, о ком я думаю, когда просыпаюсь по утрам. Ты тот, по кому я скучаю, когда ты не лежишь в постели со мной. Ты единственный, кто всегда кажется мне правильным, Ло. И если мы говорим откровенно, то я скажу – я хочу, чтобы ты поцеловал меня. И не один раз, а много.

Наши тела соприкоснулись, и я ощутил, как ее бьет нервная дрожь. Алисса несколько раз икнула.

– Нервничаешь? – спросил я.

– Нервничаю, – ответила она.

Это было неловко, но в то же самое время ощущалось именно так, как я всегда надеялся. Как должно было быть.

Я пожал плечами. Она пожала плечами.

Я засмеялся. Она засмеялась.

Я приоткрыл губы. Она приоткрыла губы.

Я подался вперед. Она подалась вперед.

И моя жизнь изменилась навсегда.

Мои руки теснее сплелись за спиной Алиссы, когда она поцеловала меня. Она целовала меня крепче и крепче с каждой секундой, как будто пытаясь понять, было это по-настоящему или нет.

Было ли это по-настоящему?

Быть может, мой больной разум прождал безумные фантазии. Быть может, в действительности я просто грезил.

Быть может, Алиссы Уолтерс никогда не было. Быть может, я придумал ее, чтобы не сойти с ума от этой дерьмовой жизни.

Но если этого не было на самом деле, почему оно ощущалось таким реальным?

Наши губы разделились на долю секунды. Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, словно гадая: то ли нам воплотить эту мечту в жизнь, то ли остановиться, пока мы не разрушили маленькую безопасную гавань нашей дружбы.

Она снова подалась ближе и запустила дрожащие пальцы в мои волосы.

– Пожалуйста, – прошептала она. Мои губы скользнули по ее губам, и ее глаза закрылись, прежде чем мы снова слились в поцелуе. Алисса крепче прижала меня к себе, и ее язык скользнул между моими губами. Я целовал ее еще сильнее, чем она целовала меня. Мы оказались у ближайшего здания, и я приподнял ее и прижал к холодной каменной стене. Я хотел ее сильнее, чем она могла хотеть меня. Наши поцелуи сделались глубже, наши языки сплетались, и мой разум давал мне фальшивые обещания того, что Алисса всегда будет со мной.

Я не мог осознать это – ее губы, те самые губы, о которых я грезил так долго, те губы, которые улыбались мне, делая мою жизнь светлее, сейчас целовали меня.

Я целовал свою лучшую подругу, и она целовала меня в ответ.

Она целовала меня так, как будто хотела этого, а я целовал ее так, словно она была для меня целым миром.

«Она и есть. Она и есть мой мир».

Когда мы прекратили целоваться, мы оба тяжело дышали. Я опустил ее обратно на землю.

Она отступила на шаг. Я сделал то же самое.

Мы оба дрожали и не знали, что делать дальше.

Я пожал плечами. Она пожала плечами.

Я засмеялся. Она засмеялась.

Я приоткрыл губы. Она приоткрыла губы.

Я подался вперед. Она подалась вперед.

И мы все начали сначала.

Алисса

Мы молчали.

В моей комнате было почти тихо, не считая нескольких звуков. Жужжал потолочный вентилятор, вращаясь над головами, когда мы лежали рядом в моей постели. Играл проигрыватель, стоящий на комоде, запись спотыкалась каждые несколько секунд, как будто пластинка была повреждена – и в то же время звучала так, словно она была совершенно целой. Каждые несколько минут шипел автоматический освежитель воздуха, запах роз касался нашего обоняния. И последним звуком были наши тихие вдохи и выдохи.

Мое сердце колотилось так неистово потому, что оно боялось, я была в этом уверена. С каждым днем, проведенным вместе, я все сильнее влюблялась в Логана. Сегодня мы поцеловались. Мы целовались, казалось, вечность, но этого все же не было достаточно.

А теперь я боялась.

Мне казалось, что его сердце так же напугано, как мое. «Должно быть напугано».

– Ло? – произнесла я хриплым голосом, в горле у меня пересохло.

– Да, Небо? – Он стал называть меня Небом с той нашей посиделки на рекламном щите – после того, как назвал меня своим самым сильным наркотиком.