Барбара Вуд - Огонь души

— Напиток Гекаты делается из ивовой коры. Ее заваривают горячей водой до тех пор, пока напиток не приобретет цвет крепкого чая, затем охлаждают настой. Десять капель в вино против ежемесячных недомоганий, двадцать — при опухании суставов и лихорадке. Одна капля прямо на больной зуб, это притупляет боль.

Глаза лейб-медика сверкнули. Селена затаила дыхание. Потом, к ее изумлению, он посторонился, повернулся и зашагал по темному коридору.

Селена смотрела ему вслед, пока свет его факела не превратился в маленькую искорку, а потом бросилась к двери. Прислушавшись и ничего не услышав, она толкнула дверь. Она не шевельнулась. Вульф подошел и навалился всем своим весом на тяжелую каменную плиту. Легко поскрипывая, гранитная дверь открылась, и прохладный ночной ветер ударил им в лицо.

Они бежали и бежали, она не знала, сколько они уже пробежали, пока не начали валиться с ног. Это оказалось удивительно просто — уйти из окрестностей дворца, — все внимание было сосредоточено на храме. Но в городе им следовало быть осторожнее. Они крались по темным улицам Магны так же, как прежде крались по мрачным коридорам лабиринта — на ощупь, прислушиваясь на каждом повороте, пока не достигли городских ворот. Ворота оказались запертыми на ночь, но Вульф с помощью украденной веревки вскарабкался на стену и подсадил Селену.

По ту сторону стены раскинулась широкая пустыня, таившая в себе немало опасностей.

Они передвигались перебежками, потому что знали, как ярко освещает их полная луна, как легко заметить их в этом свете. Когда они наконец добрались до голых скал за чертой города, они услышали вдали звуки труб, возвещавших тревогу. Погоня началась. Они оба знали, что Лаша не успокоится, пока их не найдут.

Скалистые ущелья уходили к юго-востоку от Магны, образуя могучий горный хребет с бесчисленными пещерами и расселинами.

Из последних сил они продолжали свой путь, все дальше и дальше в горы; они вышли на голое плато, а потом снова спустились и оказались в глубоком ущелье, там они обнаружили небольшое отверстие в скале, которое оказалось входом в большую пещеру.

Беглецы без слов забрались внутрь, упали на песок и вытянули ноющие конечности. Селена больше не могла двинуться с места, она хотела только спать, но Вульф поднял ее и, качаясь, унес вглубь пещеры, где их не так легко было найти. Там он опустил ее на землю и прикрыл своим телом. Через секунду они уже спали.

Забытый ящик с лекарствами остался у узкого входа в пещеру.

Лучи утреннего солнца проникли в пещеру и разбудили их. Едва они успели стряхнуть с себя остатки сна, как услышали снаружи стук копыт и приглушенные голоса. Вульф сел и посмотрел в сторону выхода. Селена хотела было что-то сказать, но он прикрыл ей рот ладонью.

Они сидели не двигаясь, затаив дыхание и прислушивались к звукам снаружи. Без сомнения, всадники там, снаружи, их было много, посланы Лашей на поиски беглецов. Селена и Вульф слышали звуки их приглушенных голосов, солдаты обыскивали каждое ущелье и каждую пещеру. Удары копыт и голоса приближались.

Селена, глаза которой за это время уже привыкли к резкому свету, вдруг увидела то, что ее озадачило. Вход в пещеру был затянут паутиной. Паук, видимо, старательно работал те несколько часов, пока Селена и Вульф спали. Теперь и Вульф смотрел как зачарованный на тончайшую сеть, слегка колыхавшуюся на ветру.

Солдаты Лаши подошли ближе. Сквозь тонкую паутину Селена и Вульф видели ноги лошадей, слышали неясную мужскую речь. И тут с огромным облегчением Селена услышала:

— Нет, только не там. Посмотри-ка на паутину. В эту пещеру несколько месяцев никто не заходил.

Она видела, как лошади проехали мимо не останавливаясь. Стук копыт становился тише, голоса удалялись. Долго еще сидели они безмолвно и неподвижно, не в состоянии поверить в свою удачу.

Только когда стало совсем тихо, Вульф медленно привстал и подполз к выходу из пещеры. Зорким глазом вглядывался он вглубь ущелья и вслушивался в тишину. Потом жестом дал понять Селене, что солдаты ушли.

Она подползла к нему, и они вместе подивились паутине, спасшей их. Когда Селена пробормотала:

— Богиня хранит нас, — Вульф поднял руку и приложил ее к знаку Одина. Селена, улыбаясь, кивнула, — да, может быть, это именно твой бог спас нас.

Она сидела на корточках и рассматривала своего странного спутника. Он казался ей диким, необузданным зверем, которого никому не дано приручить. Как он поведет себя теперь, когда он вновь получил свободу, лишенный оков? Может быть, в нем взыграет его дикая, варварская природа, может быть, он убежит и бросит ее одну в пустыне.

Селене он не казался красивым, черты его лица были слишком грубыми и необычными, но от него исходила какая-то притягательная сила. Особенно теперь, когда его угловатые скулы были гладко выбриты.

Что он за человек? Что это за странный мир, откуда он пришел, где у мужчин такие растрепанные волосы и одежда из волчьих шкур? Скрестив ноги и опустив руки на колени, сидел он и рассматривал ее. Его волосы, местами заплетенные в косички, спадали ему на плечи и доходили до самых бедер. В утреннем свете Селена видела бесчисленные шрамы, покрывавшие его обнаженный торс и руки. Воин.

Селена отвела взгляд и посмотрела наружу, на пустынный пейзаж по ту сторону паутины. Вздохнув, она тихо произнесла:

— Да, теперь нам, пожалуй, пора двигаться.

К ее удивлению, Вульф открыл рот и сказал что-то на своем языке, которого Селена не понимала.

— Ты можешь говорить! — закричала она. — Ты понял, что я хотела сказать тебе там, в этом ужасном подземелье. Ах, как мне было страшно. Я думала, что Казлах отвел тебя туда во второй раз и сделал по-настоящему немым.

Вульф снова издал странные гортанные звуки, которых Селена не поняла.

— К сожалению, я понимаю только по-гречески и по-арамейски. А ты, наверное, говоришь только на своем языке. А, неважно. Главное, что мы свободны. Хотелось бы мне знать, почему Казлах отпустил нас…

Вульф прервал ее одним-единственным словом и показал на вход в пещеру. Селена кивнула:

— Ты хочешь спросить, куда мы теперь пойдем? Для меня существует лишь одно направление, на запад. В Антиохию. К Андреасу…

Селена замолчала. Только теперь она в полной мере осознала, что они совершили — побег из дворца Магны. Свободны! Наконец-то свободны! После двух лет плена я наконец-то могу отправиться домой!

Она опять была в пути, наконец она вновь могла видеть свою цель. Вернуться к Андреасу! Начать новую жизнь рядом с ним. Она хотела у него учиться, вместе с ним помогать тем, кто так остро нуждался в помощи. И она хотела найти свои корни и свое предназначение.

Вульф встал, стряхнул песок и поднял ящик с лекарствами. Закинув его на плечо, он подал руку Селене. Она взялась за нее, и он помог ей подняться.

— Теперь мы пойдем домой, — сказала она, — я уверена, что мы найдем дорогу. В моем ящике есть кое-какая провизия. С ней мы как-нибудь продержимся пару дней. Среди моих лекарств есть и травы, которые придадут нам сил в пустыне. И потом, у меня есть еще это. — Она коснулась золотой цени с красными рубинами, которую Лаша повесила ей на шею два года назад. — Этой цепочкой мы сможем оплатить еду и ночлег, может быть, даже путешествие с караваном.

Когда Вульф смахнул паутину и вышел к солнечному свету, Селена подумала, что осенью будет уже дома.

Фатма уже беспокоилась. Праздник начался на закате, а Уммы, целительницы, все еще нет. Умма непременно хотела научиться получать ланолин из овечьей шерсти. В качестве ответной услуги она собиралась посвятить Фатму в некоторые тайны своего чудесного ящика. Но теперь женщины уже принялись за работу, которая служила поводом для праздника. Фатма не могла понять, почему Уммы все нет.

Извинившись перед сестрами и кузинами, которые, смеясь и распевая песни, сидели вокруг чана с водой и мяли овечью шерсть, она встала, подошла к двери шатра и выглянула наружу. Внимательным взглядом она окинула лагерь, расположившийся в пустыне. Забывчивость и неточность были несвойственны Умме.

Она не уставала дивиться на эту молодую женщину, которая поражала ее своей неутолимой жаждой знаний. Все, что было ей ново, она хотела понять и изучить, и когда, наконец, несколько дней назад племя бедуинов достигло этого летнего лагеря и приступило к стрижке овец, Умма пришла к Фатме и спросила, не могут ли женщины ее племени показать ей, как из овечьей шерсти вытягивают воск и в каком соотношении смешивают этот воск с животным жиром, готовя таким образом основу для мазей и кремов. Так как получение ланолина было женским делом, которым обыкновенно занимались раз в году, женщины всегда превращали это в веселый праздник. Они собирались в одном шатре вокруг чана с водой и мыли шерсть, пили вино и болтали. В этот раз и Умму пригласили на этот праздник, она должна была помочь в чистке шерсти, а потом снять жир с поверхности воды, что требовало определенной ловкости.

Но время шло, женщины работали и веселились уже давно, а Уммы все не было.

Уже полтора года Умма и ее странный светловолосый спутник жили в племени Фатмы, с того дня, когда их обоих нашли под открытым небом в пустыне, умирающих от голода и жажды, совсем обессилевших. И за эти полтора года Умма ни разу не упустила возможности поучиться у бедуинов. Где же она сейчас?

Фатма снова поискала ее глазами по всему лагерю.

Они разбили свои шатры в большом оазисе, недалеко от города Вавилона: несколько кланов бедуинов, караваны и путешественники-одиночки. Они делились друг с другом водой и финиками, которые росли здесь в изобилии. Почти тысяча человек и вдвое больше животных. Дым от сотни костров поднимался над шатрами в воздух, гул голосов, песнопения и смех раздавались весь вечер. Может быть, Умма наткнулась на солдат? Может быть, она почуяла опасность и притаилась в укромном месте? Или, в надежде спрашивала себя Фатма, она нашла наконец возможность побега, которую так давно искала?

Фатма знала, что ее юную подругу преследовали и что она была одержима какой-то мечтой о своем особом предназначении, кроме того, она была одержима любовью к мужчине, с которым ее жестоко разлучили. Однажды ночью, когда все уже спали, она с горящими глазами рассказала Фатме свою историю.

— Я видела так много беспомощных людей, — страстно говорила она, — людей, нуждающихся в уходе и лечении, у которых никого нет, кто мог бы им помочь, и нет места, которое могло бы стать для них убежищем. Это мое предназначение, Фатма, — помогать этим людям. Работать вместе с Андреасом.

Фатма покачала головой. От всего сердца ей было жаль обоих молодых людей. Они не знали ни минуты покоя или мира и жили в постоянном страхе, что их найдут, они постоянно искали возможность побега. Они стремились продолжить свой путь, они так хотели вернуться к своим семьям, к людям, которых они любили. Какая ужасная жизнь у бедняжки!

Из глубины палатки донесся смех. Потирая лоб, она еще раз окинула взглядом лагерь. Аллат, не допусти, чтобы с моей подругой что-нибудь случилось!

Какое-то ужасное проклятие как черная тень преследует Умму и Вульфа. Муж Фатмы рассказал ей о царском указе, о котором он слышал, когда однажды вечером, полтора года назад, загонял своих овец на ночь в хлев. Солдаты ехали мимо, как он рассказывал, и расспрашивали о двух беглецах, ускользнувших из дворца Магны, далеко на севере. За их поимку обещали высокое вознаграждение, любому же, кто предоставит им убежище, грозила страшная кара. Всю же невероятную историю бедуины узнали несколько дней спустя, когда нашли в пустыне и приютили беглецов, изголодавшихся, изможденных и сожженных солнцем.

Бедняжка Умма, думала Фатма. Разгневать такую жестокую царицу, и, что еще хуже, — ей приходится жить вдали от родины, без семьи. Бедуины, для которых семейные узы значили все, считали величайшим несчастьем Уммы то, что она не знала своих родителей, что она потеряла не только отца и мать, но и брата. Мужа, говорили арабские женщины, можно всегда найти, сына можно всегда родить, но брата заменить невозможно.

Если бы Фатма могла помочь Умме! Как-никак она была шейхой, мудрейшей женщиной рода, и поэтому обладала огромной властью. Никогда она не забудет, как Умма спасла жизнь ее новорожденному ребенку полтора года назад. Совсем измученная схватками и тяжелыми родами этого позднего ребенка — Фатме шел уже сороковой год, — она отвернулась от младенца, когда целительница хотела приложить его к ее груди. И тут Умма приняла решение и вмешалась. Она взяла младенца, который родился раньше срока и был слишком слаб, и привязала его длинным куском ткани к груди Фатмы так, чтобы он не упал и мог сосать грудь, пока Фатма спала. На следующее утро, когда она проснулась, ребенок спокойно спал у неё на груди. И теперь она любила этого ребенка больше всех остальных детей.