— Я не могу выйти замуж за кого попало, — серьезно заявила Ульрика. — В моих жилах течет царская кровь. Мой отец был сыном царя.

Паулина посмотрела на золотистую головку. Она беспокоилась за Ульрику. Девочка бывала иногда дикой и упрямой. Она очень часто надолго замолкала. Паулина считала ее слишком замкнутой для своего возраста. И как она привязалась к этому молодому рабу, Эрику. Ведь она при каждой возможности старается говорить на его языке! И все эти ее разговоры о ее покойном отце.

— И конечно, мне следует принять во внимание материнскую сторону, — продолжала Ульрика, — хотя я и считаю ужасным, что Юлий Цезарь — мой прадед. Другим людям это кажется важным, может быть, и для моего мужа это будет важно.

Паулина с рассеянной улыбкой опустила желто-красный плод в корзину. Потом остановилась и, не опуская рук, взглянула вниз, на девушку.

— Что ты только что сказала, Ульрика? О Юлии Цезаре?

— Он мой прадедушка. — Ульрика взяла из корзины гранат и начала сдирать с него жесткую кожуру.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что это правда. Его сын был моим дедушкой. Следовательно, он мой прадедушка, разве не так?

Паулина опустила руки:

— Его сын?

— Цезарион. Он был отцом моей матери. Паулина скептически посмотрела на нее:

— Ульрика, что ты там выдумываешь?

— Да нет же. Настоятельница храма в Александрии сказала об этом моей матери. Она все рассказала нам об императрице Клеопатре, которая была бабушкой моей матери. Принца Цезариона спрятали, а вместо него убили раба. Но потом, через несколько лет, его все-таки убили солдаты. В Пальмире. В ту ночь, когда моя мать появилась на свет.

Паулина медленно опустилась на скамейку рядом с Ульрикой.

— В это трудно поверить. Твоя мать никогда не говорила мне об этом.

— Она держит это в тайне. Но она носит на шее кольцо Юлия Цезаря на цепочке. Он завоевал Галлию, ты же знаешь, и напал на Германию. Мне было бы приятнее, если бы он не был моим прадедом, но…

— Ульрика, — Паулина взяла девочку за руку, — знает ли еще кто-нибудь об этом?

— Только мать Мерсия. И человек, который приходил в храм. Андреас.

Паулина взглянула в большие искренние глаза, такие же голубые, как апрельское небо, и поняла, что ребенок говорит правду.

— Ульрика, — сказала она, — послушай меня внимательно. Твоя мать права. Это должно остаться в тайне. Ты не должна говорить об этом ни одной живой душе. Ты обещаешь мне это, Ульрика?

Ульрика дала торжественное обещание, и Паулина крепко пожала ей руку. Если Мессалина узнает об этом…


— Она на пороге смерти, — тихо сказал брат.

Селена знала, что нет никакой необходимости очищать инструменты в огне, девушка умрет, как только начнется операция, и ей уже нечего бояться. Но все же ей показалось несправедливым касаться ее тела нечистыми инструментами, поэтому она приготовила все так же, как и для любой другой операции.

Из святой святых храма принесли священный огонь Панацеи и Гигиены, а также статую Аполлона. На дверях и окнах развесили священные травы, на стенах нарисовали знаки Исиды и Минервы. Братья призвали все известные им силы поддержать Селену в выполнении трудной задачи.

Они верили в нее, жрецы и братья Эскулапа. Вопреки предсказаниям Герода она не бросила их на произвол судьбы. Она не пала духом и не сдалась, напротив, она работала усерднее, чем когда-либо. Но ее неиссякаемой энергии было недостаточно.

Селена пришла в храм с великим планом. Она хотела поделить храмовую территорию на разные отделения в зависимости от болезней, как она видела это в римском валетудинариуме. Вместо циновок она хотела поставить кровати, как в Персии, а еще она хотела специально обучить медицинских сестер и братьев, как это делают в Индии. Она пыталась ввести проточную воду, чтобы смывать отходы и экскременты, она старалась всегда иметь в запасе чистый перевязочный материал и очищать все инструменты в священном огне. Но в грязи храмового двора лежало более сотни больных и умирающих, жужжание мух наполняло воздух, запах на острове стоял такой тошнотворный, что люди держались от него подальше, хотя в других условиях они и могли бы помочь. Больше не осталось места, чтобы хоронить мертвых, не было возможности отделить детей от умирающих стариков, дать покой тем, кто в нем нуждался. В этих условиях женщина мало чего могла добиться, какие бы великолепные планы она ни строила. И все же теперь без Селены им было не обойтись. На остров девушку принесли в надежде, что боги помогут ей, а теперь Селена хотела дать шанс выжить хотя бы ребенку.

Селена и брат сидели рядом с тихо лежащей девушкой, не отрываясь глядели на ее медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь. В тот момент, когда она умрет, Селена возьмется за нож. Но не раньше, так как иначе ей придется резать живую плоть, и не позже, иначе ребенок умрет у матери во чреве…

Именно в тот момент, когда последнее дыхание покинуло тело девушки…

Брат положил ей руку на теплую грудь и не ощутил ударов сердца.

— Все кончено, — шепнул он.

Селена взяла нож, призвала себе в помощь всех богов и богинь, которых она только знала, и начала.

57

Селена понимала, что очень рискует. Она еще недостаточно хорошо знает Паулину, чтобы предсказать, как она отреагирует, и их дружба еще недостаточно крепка, чтобы Селена могла смело отважиться на тот шаг, который она предпримет сегодня. Но у нее не было выбора. Она не могла оставить новорожденного умирать.

В минувшем декабре, после того, как Максим, выздоровев, покинул виллу, Селена, выполняя желание упрямой Паулины, переехала в комнаты для почетных гостей. Они находились в задней части дома, вдали от шумной улицы, их окна выходили во фруктовый сад, раскинувшийся на склоне холма.

Крепко прижав к себе маленький сверток, Селена торопливо шла через атриум. В столовой обедали Паулина с гостями, а после обеда было намечено, что философ будет читать свои последние произведения. После ухода гостей Селена хотела привести Паулину в свою комнату.

Великая Мать, молилась Селена, спеша, никем не замеченная, через внутренний двор к лестнице, ведущей в ее комнаты, смягчи сердце Паулины в тот момент, когда она увидит этого беспомощного маленького ребенка. Позволь вырваться наружу материнской любви, заключенной в нем.

Селена надеялась, что материнский инстинкт Паулины, который та подавляла в себе пять лет, вырвется наружу при виде этою крошечного ребенка.

Если нет…

Тогда ребенок останется со мной, и я выращу его, как своего собственного. Но ведь именно Паулине нужен сейчас ребенок. Иногда она так тоскливо смотрела на Ульрику, жаловалась Селене, как пуста ее жизнь, и все же не отваживалась еще раз выйти замуж, потому что считала, что не может больше иметь детей. Возможно, надеялась Селена, взяв ребенка, Паулина найдет в себе силы и снова выйдет замуж.

Она была красивой женщиной, очаровательной, образованной, из хорошей семьи, и к тому же она, хотя и прятала это под видимой холодностью, была доброй и чувствительной женщиной. Среди римских аристократов было достаточно таких, кто видел это и пытался сблизиться с Паулиной. Но как только отношения становились серьезнее, Паулина ускользала, как заметила Селена, и старалась охладить эту дружбу.

Этот ребенок может изменить жизнь Паулины, взволнованно думала Селена, укладывая младенца в свою постель и укрывая его. Это был симпатичный мальчик с густыми черными волосами. Хрупкий, но здоровый. Очевидно, что его мать не бедствовала во время беременности. После операции Селене бросились в глаза и другие детали: высочайшее качество ткани, из которой были сшиты одежды девушки, ее ухоженные нежные руки и ступни. Определенно, она не была ни крестьянкой, ни рабыней, вполне возможно, что она происходила из благородной фамилии. Почему она не захотела родить ребенка дома?

Когда ушли последние гости, Селена послала рабыню за Паулиной. Когда та появилась через несколько минут, возбужденная веселым и интересным вечером, Селена предложила ей присесть и рассказала ей историю незнакомой девушки, и еще рассказала о кесаревом сечении.

Закончив историю, она отвернулась от Паулины, которая не совсем понимала, зачем Селена рассказывает все это, и взяла в руки спящего ребенка.

— Я принесла его с собой, — сказала она, оборачиваясь, — я оставила ребенка.

Паулина не сказала ни слова, только не отрываясь смотрела Селене в глаза.

— Он такой хорошенький, у него такие крошечные ручки, такие изящные. И он крепенький. Я не могла оставить его умирать, — Селена опустилась на колени перед Паулиной и скинула покрывало с его маленького личика, — посмотри же, какой маленький, симпатичный мальчик.

Паулина посмотрела на него.

— Да, — ответила она.

— На. — Селена протянула ей ребенка.

Но Паулина не сдвинулась с места:

— Тебе понадобится нянька. Я найду кого-нибудь.

— Ребенок не для меня, — медленно произнесла Селена, — я принесла его тебе.

— Что? — прошептала Паулина. — Что ты сказала?

— Ты только возьми его на руки.

Паулина вскочила:

— Ты, похоже, сошла с ума.

— Возьми его, Паулина. Подержи.

— Ты что, лишилась рассудка? И ты думала, что я его возьму?

— Ему нужен дом.

— Но не мой! — Паулина сделала пару шагов и резко обернулась. — Этого я никак от тебя не ожидала, Селена. И ты предполагала, что я возьму этого… этого…

— Этого одинокого маленького мальчика! — сказала Селена и встала. — Ты только взгляни на него разок, Паулина. Это всего лишь маленький ребенок.

— Ребенок из сточной канавы. Ребенок, который никому больше не нужен.

— Он нужен мне.

— Так оставь его себе.

— Но, Паулина…

— Почему ты так поступаешь, Селена? — Паулину затрясло. — Как ты можешь быть такой жестокой?

— Я не могла просто бросить его, Паулина.

— Почему же нет? Рим кишит нежеланными детьми! Почему тебя волнует судьба именно этого малыша?

Она была права. Почему ее волновал именно этот ребенок, ведь она так много видела таких, которых просто бросали, оставляли умирать, — новорожденных девочек, покалеченных внебрачных детей.

— Потому что я подарила ему жизнь, — тихо ответила Селена.

— Вот и оставь его себе. Стань ему матерью.

— Но почему же ты не хочешь взять его, Паулина? Объясни мне, пожалуйста, я хочу понять!

— Я уже сказала тебе. Я не хочу ребенка, которого бросила другая женщина.

— Она не бросала его, Паулина. Она умерла.

— Я хочу ребенка из моего собственного чрева. — Паулина прижала обе руки к животу.

— Но там больше не может быть детей.

— Тогда мне совсем не надо, — с этими словами она повернулась и бросилась к двери.

— Паулина! Да послушай же! — Селена побежала вслед за ней. — Послушай же! Ты сама можешь кормить его. Ты можешь приложить его к груди и дать ему жизнь. Это же почти то же самое, что родить его самой.

Паулина вцепилась в задвижку двери.

— Теперь я вижу, что ты точно сумасшедшая.

— Паулина, послушай меня! Я только хочу рассказать тебе то, что видела своими глазами. Женщины, которые никогда не были беременными, кормили грудью младенцев. Это возможно, Паулина.

— Ты считаешь меня совсем дурочкой?

Селена схватила Паулину за руку. Ребенок лежал у Селены на руках и спал, находясь между ними.

— Это правда. Я видела это собственными глазами. Если младенец сосет грудь, через некоторое время появляется молоко. Я видела это, Паулина.

Паулина помедлила с минуту. В ее глазах что-то сверкнуло. Потом она вырвалась и убежала из комнаты.


Ульрика стояла и рассматривала ребенка, спрашивая себя, к чему весь этот шум. Мать сказала ей, что малыш красивый. Ульрике он показался довольно забавным. Кроме того, она вообще не представляла себе, что с ним делать.

Вздохнув, она отвернулась от кровати. Апрельская ночь была напоена изысканными запахами, Ульрике казалось, что в саду Паулины цвели сразу все цветы мира. Она вышла на балкон и посмотрела сверху на фруктовый сад.

В минувшем декабре после сердечного приступа Максима Паулина продала раба-грека, служившего ей домашним врачом, и попросила Селену взять на себя обязанности врача. Поэтому сейчас Селена была в доме рабов и занималась женщиной, у которой была лихорадка, а Ульрике пришлось присматривать за ребенком. Вообще-то ей было это не трудно, он ведь был таким маленьким и беззащитным. Но все же это было довольно скучно. Малыш вечно спал, а она была такой непоседливой!