Энн Харрел - Огонь Менестреля

— Тетя Вилли сказала бы, что я раскисла, — заявила она сама себе.

«И была бы права», — подумала в ответ.

Она закрыла капот и пошла в дом накинуть шарф. Мягкий кашемир ласково обнял ее шею и прильнул к подбородку. Джулиана прошла в кухню и с трепетом посмотрела на деревянную полку, где лежали рецепты джемов.

Камень Менестреля пылился на своем прежнем месте.

Почему Мэтью не умыкнул и его вместе с машиной?

— А потому что он знает, — ответила она себе, — что Блох будет идти напролом и избавляться от любого, кто встанет на его пути.

Избавится от любого. Какой странный эвфемизм. Лучше сказать прямо — Филипп Блох убьет любого невзирая на то, удастся ему заполучить алмаз или нет. Мэтью слишком хорошо знает Блоха и поэтому не захотел связываться с камнем.

Возможно, ей удастся воспользоваться алмазом как приманкой, может быть, даже выиграть — если уж не само дело — то хотя бы время. Для матери, для тетки и для Мэтью.

Ты должна попытаться сделать что-нибудь, сказала она себе.

Ближайшее жилье было в миле от ее дома. Оно принадлежало фермеру-молочнику, который летом угощал ее помидорами и всякой зеленью, а иногда — удивительно вкусным парным молоком, совсем не походившим на то, что Джулиана покупала в Нью-Йорке. Она увидела сына фермера, чистившего дорожки от снега, и рассказала ему о своих затруднениях. Он отложил лопату, и на его грузовике они поехали к дому Джулианы. Он сказал, что ему не приходилось чинить европейские машины и это займет некоторое время. Куда ей нужно ехать? Может быть, он подбросит ее?

— Да, если можно, в аэропорт. Возникли… э-э… срочные — семейные обстоятельства.

— В аэропорт Албани?

Она кивнула. Албани был примерно в сорока милях от дома Джулианы, но самолеты до Нью-Йорка оттуда летали регулярно. Да и до Вашингтона, наверное. Она размышляла о том, что правильнее всего будет сейчас махнуть в Вашингтон. Сенатор Сэмюэль-Райдер-младший замешан в этом деле. Ведь тогда, в Линкольн-центре, у него была назначена встреча с Хендриком де Гиром, Джулиана вспомнила, что рассказывал о нем Мэтью. Он ведь был во Вьетнаме вместе с Блохом, Отисом Рэймондом и Мэтью Старком. Может, ей удастся уговорить его, и он расскажет, где найти Филиппа Блоха. Она должна вытрясти из него все.

— Да, в Албани, — сказала она.

— Хорошо, забирайтесь в машину.

Мэтью узнал в худом парне, что сидел во взятом напрокат «понтиаке» напротив его дома, того громилу, который недавно держал Джулиану под дулом револьвера. Старк развернул машину, проехал лишний квартал и, оставив ее, вернулся пешком. «Мерседес» он поставил в аэропорту Албани, а сам купил билет до Вашингтона. Все было проделано без сучка, без задоринки. Самодисциплина помогает ему не вспоминать все время о Джулиане Фолл. Да, подумал он, помогает, но не слишком успешно.

Худой с головой погрузился в чтение спортивной колонки. Мэтью издалека узнал набранный жирным шрифтом четырехдюймовый заголовок «Газетт». Похоже, что парню было велено следить за его домом и, может быть, даже, дождавшись Старка, увезти его с собой. Хотя, скорее уж Старк утащит его к себе и не даст насладиться чтением. Никто, пожалуй, не знает Блоха лучше, чем Старк, и тот никому не поручит убить его. Блох прибережет это удовольствие для себя.

И все-таки, лучше не искушать судьбу.

Подойдя к автомобилю, Старк рванул на себя дверцу, схватил парня за плечо и за запястье, выволок наружу и, заломив ему руку, швырнул на капот. Кольт 45-го калибра остался лежать на консоли рядом с кружкой кофе. Парню, кучерявому и тощему, как жердь, на вид было не больше двадцати. Рядом с ним Старк почувствовал себя стариком.

— Тебя подрядил Блох? — спокойно поинтересовался Старк.

— Нет.

— Что тебе приказано делать?

В пятнадцати ярдах от них какая-то женщина с младенцем в рюкзаке замедлила шаг, побледнела и поспешила перейти улицу.

Старк, придерживая парня, захлопнул дверцу машины.

— Рассказывай.

— Блох убьет меня…

— Блоха здесь нет. Но есть я.

— Господи, ведь не хотел же я браться за это дело. Слушай, старик, мне велено просто присматривать за домом — на тот случай, если здесь объявишься ты или девчонка. Если бы я знал, что это она приходила вчера…

Похоже, он сообразил, что проговорился, и замолчал. Девчонка. Джулиана. Ничего себе девчонка, подумал Старк, вспомнив эту ночь.

— И что тогда?

— Ну, она объявляется, а я хватаю ее. Нет, ты не думай, я бы ничего ей не сделал. Мне было приказано обходиться с ней как можно аккуратнее. Об этом не беспокойся. А насчет тебя велено докладывать, куда ты идешь, что делаешь, ну и все такое прочее. И еще, если удастся, вывести тебя из игры, но не убивать. Меня предупреждали о тебе. То есть, я хочу сказать, Проныра…

— У Проныры чересчур длинный язык.

— Да, это точно.

От Старка не укрылось, что малый боготворит Отиса Рэймонда. Проныра должно быть, ошалел от такого отношения и потерял всякий контроль над собой.

— Тебя как зовут?

— Роджер. Роджер Ковак.

— Ты кретин, Роджер Ковак. И Проныра тоже, но он слишком давно связался с Блохом, тебя тогда еще на свете не было. Так что ему простительно. А вот тебе оправдания нет. Если хотелось развлечься, слазил бы на Эверест, что ли. Все, что может сделать для тебя Блох, это либо послать на смерть, либо упрятать за решетку.

Роджер Ковак был до смерти перепуган. Этот малый, подумал Старк, похож на тех мальчишек, что отправлялись во Вьетнам. Они мечтали о том, как вернутся с войны эдакими Джонами Уэйнами, а потом — когда было уже слишком поздно — обнаруживали, что у них нет других шансов возвратиться домой, кроме как в целлофановом мешке. Мэтью открыл дверцу машины. Он забрал «кольт», запихнул Роджера Ковака на прежнее место и ушел, оставив его с газетой и остывшим кофе. Если хочет, пусть звонит Блоху. Старку все равно.

Блох уже должен знать о его возвращении.

«Понтиак» взревел и умчался. Старк, не оглядываясь, вошел в дом. Здесь было по-домашнему тепло. Он вспомнил, как замерз на крутых ступеньках Джулианиного дома и как потом им стало жарко под грудой старых одеял. Теплее, чем где-либо, подумал он. Она объявляется, а я хватаю ее. Он спросил себя, угомонится ли она сейчас, заброшенная одна к черту на кулички, со сломанной машиной и без телефона. Что-то подсказало ему, что нет, не угомонится.

Он сунул «кольт» за пояс, поднялся на второй этаж и прихватил еще свой пистолет SIG Sauer P 226. Он держал его на тот случай, если когда-нибудь придется иметь дело с людьми вроде Филиппа Блоха. Он пристегнул кобуру к поясу, надел сверху кожанку и спустился. Он не чувствовал себя ковбоем, не ощущал даже особой уверенности в себе. Он просто был вооружен.

На телефоне мигала лампочка автоответчика. Он нажал на кнопку и отмотал пленку назад. Там было два сообщения. Первое — от приятеля, приглашавшего его сегодня вечером посмотреть игру «Кэпс». Второе — от Элис Фелдон.

— Погиб Отис Рэймонд, — сказала она. — Позвони мне.

Сэм Райдер откинулся в кожаном кресле, спиной чувствуя презрение, струящееся с портрета отца, полуулыбку-полуукор на его лице. Он пришел сегодня в офис, потому что только здесь мог отвлечься и не думать о людях вроде Филиппа Блоха, Хендрика де Гира или Мэтью Старка. Здесь правит закон и только закон, здесь сконцентрирована не просто власть, а традиция. Когда гулкое эхо его шагов разносилось по широкому коридору, он ощущал себя наследником этой традиции. Он продолжает дело не только своего отца, но и всех своих предшественников. Сенат Соединенных Штатов Америки — вот мое место, подумал Сэм.

Блох уберет Хендрика де Гира. После чего они со Старком уничтожат друг друга. Это единственно правильный исход событий, так и должно произойти. В противном случае тени прошлого навсегда останутся с Сэмом, и его будет преследовать хоровод их обвиняющих глаз, их осведомленность, их угрозы.

Один из его помощников, тоже пришедший на службу в эту холодную декабрьскую субботу, сообщил, что сенатора хочет видеть Джулиана Фолл.

Райдер всем телом подался вперед. Джулиана! Неужели? Зачем? Блох утверждает, что алмаз у нее. Выясни, — где она находится.

«Она здесь, Блох, вонючая ты скотина, — подумал Райдер. — Она сама пришла ко мне. И мне не придется ничего выяснять».

Он велел помощнику немедленно пропустить ее.

Джулиана стремительно вошла в кабинет и, откинув волосы с лица, не переведя дыхания, заговорила:

— Сенатор Райдер, благодарю вас, что вы приняли меня.

Он кивнул, не в состоянии произнести что-либо в ответ. Его поразил ее вид: она была бледна и явно взволнована, потемневшие глаза казались волшебно красивыми.

— Мне нужна ваша помощь, и я надеюсь, что вы не откажете мне, — продолжала она, — Я должна… Мне нужно найти Филиппа Блоха.

— Джулиана…

Это имя вырвалось из его уст как шепот, как выдох. Он встал, слегка пошатнувшись, и двинулся к ней. Нет, только не она! Нельзя ее впутывать в это! Он взял Джулиану под локоть.

— Прошу вас, садитесь.

Она отстранилась. В этом жесте сквозила такая сила духа, которой он никак не ожидал от нее. Темные, дивные глаза пронзали насквозь.

— Только, пожалуйста, не делайте вид, будто вы не понимаете, о чем я говорю. Мне известно, что вы знаете Блоха.

— Ну, что вы! Разумеется, если я могу чем-то помочь вам…

— Скажите мне, где Блох!

— Не имею ни малейшего представления, — сказал он, сохраняя спокойно-снисходительный тон. Ему страстно хотелось поцеловать и успокоить Джулиану, но его смутил ее решительный напор. Как он мог, с его-то проницательностью, настолько недооценить ее? Но какого черта она лезет в это дело? Зачем?

— Сержант Блох был моим взводным сержантом во Вьетнаме, но это было очень давно, двадцать лет тому назад.

— Вас видели в Линкольн-центре с Рахель Штайн. Ей стало известно, что у вас были какие-то дела с де Гиром. Рахель хотела, чтобы вы помогли ей предать его суду, за то что во время войны он выдал нацистам моих родных и ее саму — выпалила Джулиана. Она уже не задыхалась; ее холодные, полные решимости глаза оценивающе оглядывали собеседника. — Только одно это обстоятельство, сенатор Райдер, заинтересует «Пост», или «Газетт», или любую другую информационную службу. И если они начнут копать…

— Не надо шантажировать меня, — перебил он ледяным тоном. Ему стало неуютно от той одержимости, которая была написана на ее нежном лице. Безусловно, она красива и, конечно, взволнована, но слишком уж сурова. Ей совсем не идет эта суровость, решил он про себя.

Она справилась с собой и немного смягчилась.

— Неужели вы хотите, чтобы я умоляла вас? Ради всего святого, помогите мне!

— Я не думал, что вы такая.

В этих простых словах прозвучала боль, но меланхолия и разочарование сенатора, похоже, не трогали Джулиану. Она разрушила образ той женщины, которую, как ему казалось, он мог бы полюбить. Они провели тогда вместе всего несколько минут, но он не смог не заметить ее чувственности и женственности — таких редких качеств для современной женщины. И как же она разочаровала его.

— Мы с вами едва знакомы, сенатор. Но сейчас дело не в этом. Прошу вас, помогите мне.

— И что же вы собираетесь делать, когда найдете Блоха? — спросил он, стараясь говорить как можно более равнодушно. Неужели Менестрель у нее?

— Этого я не могу вам сказать.

Да. Боже милостивый! Он у нее!

— Сенатор, где он? Я говорю совершенно серьезно — если вы не поможете мне, я расскажу обо всем журналистам. Неужели вы не понимаете? Мне не останется ничего другого!

Райдера передернуло. Он не знал, как поступить. Из своего долгого, страшного опыта общения с Блохом он знал, что сделка с сержантом — дело дохлое. Если Джулиана попытается обменять Менестреля на мать и тетку, то Блох возьмет алмаз и тут же устранит всех троих. Скажи уж прямо — он убьет их. Хотя, необязательно. Может, Джулиана и не пострадает, ведь он уже натравил на Блоха Старка.

— Я не хочу, чтобы с вами случилась беда, — проговорил он.

— Спасибо, я тоже этого не хочу, но есть вещи, которые я обязана сделать.

Да, подумал он, это верно. Если отправить Джулиану к Блоху, то тот будет признателен ему. А вдруг что-то не сработает, и Джулиана будет спасена? Но что и почему не сработает? Собственно, если она узнает, где Блох, то вряд ли будет в большей опасности, чем теперь. Как бы ни поступил он сейчас, Блох все равно изловит девушку. Выходит, Райдер дает ей некоторый шанс спастись. Вот он и разложил все по полочкам.

— Он в моем рыбацком лагере, на западном берегу Мертвых Озер. Но это была не моя идея. Я понятия не имел, что он собирается делать. Блох поставил меня перед свершившимся фактом.