От боли из глаз Тани посыпались искры, а потом все поплыло, как в тумане, Она старалась не потерять сознания. Когда она почувствовала, что его пальцы-обрубки вцепились в ее рубашку, она снова овладела собой. С яростным криком, напоминающим рев горной львицы, охраняющей своих детенышей, она набросилась на него, не подозревая о том, сколько вокруг собралось ротозеев. Она ухватилась зубами за мочку его уха и с силой прикусила. Он судорожно взвыл, пытаясь стряхнуть ее, но она вцепилась в него, словно собака в кусок сырого мяса. Она чувствовала, как под натиском зубов плоть поддалась, и продолжала стискивать зубы до тех пор, пока челюсти не сомкнулись. Насильник отпрянул назад, а она лежала, по-прежнему сжимая мочку уха в зубах. Затем последовал удар, от которого ее голова чуть не раскололась.

В один миг тело безобразного дикаря убрали с нее, и Таня узнала своего первоначального похитителя. Он ухватил рукой за плечо жирного индейца, приподнял и отшвырнул его от Тани. Во рту у нее была кровь и часть индейского уха, она перевернулась на живот, и ее во второй раз за один вечер сильно вырвало. Приподнявшись на локтях и коленях, она старалась не упасть в обморок, все внимание сосредоточив на событиях, происходящих вокруг. Ее высокий, бронзовый захватчик успокоил насильника и говорил что-то, по-видимому, давал отрывистые приказания. По сердитому голосу и жестам, указывающим на нее, она предположила, что он дает понять всем остальным, что она принадлежит только ему одному, по крайней мере, в данное время. Она надеялась, что он именно это говорит, хотя не могла бы сказать, в чем состоит разница, изнасилует ее тот или другой дикарь.

Ее похититель рывком поднял ее и направил к месту, которое выбрал. Бросив несколько одеял, он приказал ей расстелить их прямо на земле. Затем он улегся, жестом показывая ей делать то же самое. Она устало повиновалась.

Он лежал на спине, положив руки под голову и закрыв глаза. Послушав несколько минут, как она фыркала и смущалась, пытаясь поправить разорванную рубашку и освобождая рот от кисловатого привкуса, он вздохнул и сел. Он протянул флягу с водой, чтобы она могла прополоскать рот, вытащил кожаный ремешок из волос и подал ей, чтобы она скрепила лиф рубашки. Затем он взял другой ремень, обвил его вокруг ее запястья я привязал другой конец к своей левой руке. Он снова улегся, собираясь уснуть, оставив ее делать все, что она пожелает, насколько ей это позволит длина ремня. Некоторое время она сидела, взвешивая ситуацию и пересматривая события дня. Однако она чувствовала себя измотанной и вскоре опустилась на одеяло. Стараясь лежать как можно дальше от его тела, она уснула.


Небо еще даже не посветлело, когда ее разбудили, Она подняла тяжелые, полусонные ресницы. Ее голова покоилась на бронзовом плече, а лицо чуть ли не касалось его лица. Должно быть, ночью ее притянула к нему теплота его тела.

Таня была подавлена. Она обнимала своего врага… в буквальном смысле слова! Он посмотрел на нее ровным, оценивающим взглядом, ожидая ее реакцию, которая не заставила себя долго ждать.

Во-первых, она залилась прекрасным розовым румянцем и тотчас попыталась отстраниться от него. Обнимая рукой ее за плечо и обхватив ногами ее ногу, он непринужденно держал ее, наблюдая в течение нескольких секунд, как она с ним боролась. Потом она успокоилась, обдумывая данную проблему; ее белые, ровные зубы покусывали нижнюю губу. Он чуть не рассмеялся, глядя, как она осторожно пытается высвободиться, ее маленькая белая ручка слегка касалась его бедра, когда она пыталась заставить его пошевелить ногой, а сама почти не дотрагивалась до него. Его грудь затряслась от сдавленного смеха, когда она наконец сдалась.

Упершись лбом в его плечо, она вздохнула, признавая свое поражение:

– Пожалуйста, отпусти меня, ты, большое бронзовое животное.

Его улыбка исчезла, он взял ее за подбородок, приподнял, заставляя смотреть в лицо. Его взгляд говорил о том, что она находится в его власти и он может сделать с ней все, что угодно. Потом он ее отпустил. Он отсоединил ремень, связывавший ее с ним, и повел в заросли деревьев. Когда она оправлялась, он повернулся к ней спиной. Затем он бросил ей на завтрак сухую еду и мясо, приказал свернуть одеяла и следовать за ним.

После того как его большую черную лошадь накормили, он дал Тане порцию воды, и они начали подниматься в горы. Остальные тянулись за ними.

Таня быстрым взглядом окинула других женщин и поняла, насколько ей повезло. Сьюллен, Мелисса и Нэнси выглядели полумертвыми. Удивительно, но Розмари начала оживать. Пережив предыдущую ночь, она вышла из своего невменяемого состояния и, казалось, теперь больше понимала, что происходит вокруг.

Они ехали уже около часа. Солнце взошло, и Таня старалась сориентироваться. Теперь местность была открыта, и она увидела, что они находятся в предгорье. Солнце стояло позади них, а впереди были горы. На самой верхней точке подъема Таня обернулась, пытаясь запомнить пейзаж, направление их движения от вероятного места размещения обоза. Сильный удар по бедру возвратил ее к действительности, и она посмотрела в лицо своему похитителю. Он неодобрительно глядел на нее, ясно понимая, о чем она думает. Он резко, отрицательно покачал головой, говоря таким образом о том, чтобы она забыла и думать о побеге.

ГЛАВА 2

Они добрались до места как раз перед сумерками. При тускнеющем свете Таня увидела, что представлял собой индейский лагерь, расположившийся в укромной горной долине.

На краю лагеря Танин захватчик остановил группу воинов. Сделав петлю вокруг шеи девушки из полоски кожи, придав ей вид воротника и привязи одновременно, он столкнул пленницу с лошади. Она упала на землю рядом с копытами. Дернув за конец привязи, он потребовал, чтобы она поднялась на ноги.

От страха и злости ее глаза ярко горели. Он отвернулся от нее и гордо поехал верхом мимо множества вигвамов, таща за собой похожую на львицу пленницу. Он чувствовал, как ее глаза мечут стрелы в его прямую, бронзовую спину.

Таня никогда не забудет унижения, которое испытала во время этой экскурсии между рядами вигвамов к центру индейской деревни. Было трудно держаться с достоинством, когда приходилось чуть ли не бежать, чтобы успевать за шагом его лошади. Они проходили мимо обтянутых кожей конусообразных строений, а вокруг них собиралась толпа, чтобы поприветствовать возвращающихся воинов и помучить их жертвы.

Таня напряглась, когда первая красновато-коричневая рука потянулась к ней, чтобы коснуться ее бледной кожи. Она смутно услышала за своей спиной пронзительный вопль Нэнси и тревожный крик Мелиссы. Другие руки потянулись к ней, стараясь ущипнуть, дергая за руки и спутавшиеся волосы. Ее толкали с разных сторон, и Тане пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить равновесие. Ее хлопали по спине, подставляли ей подножки, отчего она спотыкалась. Море насмешливых лиц приблизилось к ней.

Какая-то внутренняя сила, доселе ей неизвестная, выпрямляла ее спину и сдерживала слезы. Уставившись прямо перед собой, Таня не хотела смотреть по сторонам. Сжав губы, она старалась оставаться спокойной и не показывать свой страх и растущую панику. Она стоически сносила насмешки и удары, не обращая внимания на боль, боясь расплакаться. Один раз она не удержалась на ногах и упала в грязь вниз головой. Кожаная петля врезалась в шею, вырывая волосы. Таня почувствовала, что задыхается. Принимая на себя пинки бронзовых конечностей, она с трудом поднялась на ноги и, спотыкаясь, последовала за лошадью своего похитителя. Исцарапанная, истекающая кровью, она хваталась за петлю, пока ей снова не удалось сделать глубокий вдох. Ненависть и гордость поддерживали ее ослабевающее самообладание.

Они остановились на поляне в центре поселка. Пленниц собрали вместе с одной стороны, а возвратившихся храбрецов ссаживали с лошадей и приветствовали их приятели воины. Из самого большого и витиевато украшенного вигвама появился высокий седовласый индеец. Его гордая осанка говорила о том, что он важный человек в своем племени. Он начал разговаривать с захватчиком Тани, его глубокий, повелительный голос доносился до того места, где находились Таня и другие пленницы. Вся толпа замолчала, когда он начал говорить. Похититель Тани ответил ему, и вместе с несколькими мужчинами они вошли в разукрашенный вигвам.

Похоже, это символизировало возвращение воинов в жизнь лагеря. Стоя со своими подругами, Таня наблюдала, как две индианки разожгли огромный костер посреди поляны. Как только языки пламени разогнали темноту, тут же исчезли все надежды на побег. Оглядываясь вокруг, Таня вздрогнула от количества вигвамов, окружавших их. Если им каким-то образом удастся проскользнуть незамеченными на край лагеря, то придется преодолеть открытую часть поля, отделяющего лагерь от опушки леса. На какой-то миг показалось, что индейцы ведут себя спокойно и даже не замечают их, но Таня чувствовала, что каждое их движение берется на заметку.

Большая часть толпы рассеялась. Женщины уводили прочь любопытных детей. Тане было интересно, ужинают ли они сейчас в своих обтянутых кожей домах и беседуют ли, как это делают белые люди. Многие мужчины остались и теперь разговаривали, сидя вокруг костра, постоянно бросая взгляды на пленниц.

Чувствуя страшную усталость и боль, Таня осторожно уселась на покрытую росой землю. Не видя никакой реакции со стороны охраны, остальные женщины сделали то же самое. Слишком уставшие и напуганные, чтобы разговаривать, они молча жались друг к другу, образуя напряженную, жалкую группу. От запаха готовящейся еды их мучили спазмы желудка, особенно когда они наблюдали, как индейские жены разносили своим мужьям, сидящим вокруг костра, чаши с едой. Никто не предложил им ни еды, ни воды, ни одеял, чтобы укрыться от вечерней прохлады.

Каждый из индейцев очень часто куда-то уходил, чтобы потом снова вернуться с разрисованными странными, пугающими символами лицами, грудью, а иногда руками и ногами. Вскоре они все были разукрашены яркими, жирными красками, а пленницы дрожали, размышляя о том, не является ли это предвестием их мучительной смерти. Было понятно, что индейцы готовятся к какому-то празднеству.

Нервы у Тани были на пределе. Прижатая своими трясущимися, перепуганными подругами, она старалась не поддаться панике. Ее сердце застряло где-то в горле и теперь билось с пугающей скоростью. Она непроизвольно вскочила, когда Мелисса упала на нее. Мелисса нашла временный выход из положения, хотя Таня не знала, был ли то сон или случившийся от страха обморок. Она подвинула Мелиссу таким образом, что теперь ее голова лежала у нее на коленях. Таня безразлично гладила ее волосы. Эти размеренные движения в некоторой степени успокоили ее саму.

Таня с трудом узнала своего похитителя, когда он наконец вышел из большого вигвама. Он также разрисовал себе лицо и грудь. Через обе щеки тянулся рисунок, напоминающий огромные черные когти, а вдоль прямого носа красовалась широкая, черная полоска. На его груди была нарисована рычащая пантера. Возможно, при других обстоятельствах эта живопись очаровала бы Таню, но в данный момент она застыла от ужаса, вытаращив глаза.

С появлением старого вождя и его окружения начались вечерние действия. Расположившись у костра, мужчины разговаривали, а женщины заняли места позади них и слушали новости. Пока Таня и остальные пленницы ожидали своей участи, застучали барабаны в такт их бешено стучащим сердцам. Ссутулившийся, высохший старик начал петь, тряся при этом трещоткой. Вскоре остальные подхватили песню, жуткую мелодию которой разносил вечерний легкий ветерок. От всего этого по спине у Тани побежали мурашки. Несколько индейцев из группы захватчиков поднялись и в пантомиме стали изображать, как они захватили в плен белых женщин.

Тане даже без переводчика были понятны некоторые их действия. Она скривилась, когда один воин показал, как она откусила мочку уха толстого захватчика. Будет ли это означать для нее дополнительные муки… дополнительную боль… более долгую смерть? Было похоже, что многим индейцам понравилась эта часть шутки, потому что они гоготали громко над уродством безобразного человека. Несколько пар темных глаз устремились на нее, оценивая белую девушку, которая сделала такое с одним из них. Таня заставляла себя не съеживаться под их взглядами и спокойно смотрела на них своими золотистыми глазами.

Шум продолжался. Между захватчиком Тани и жирным существом произошел спор. Урод кричал и жестами резко показывал на Таню, а потом на свое деформированное ухо, обращаясь к седовласому мужчине, который, по предположению Тани, был вождем. Таня почувствовала, как от страха по позвоночнику пробежала ледяная дрожь. Потом начал говорить ее захватчик. Он четко произносил слова тихим, сердитым голосом. Старый вождь кивнул, сказал несколько кратких слов, и Танин похититель сел, явно удовлетворенный, а другой участник спора сердито вернулся назад и занял свое место в кругу. Таня не могла сказать, что все это значит, но она надеялась, что ее не отдадут безобразному воину.