Ирина Мазаева - Огонек в сердце

И вот теперь ещё и Вася Рябов…

Судя по тому, что Лиза вдруг начала писать стихи о любви, это было серьёзно.

Вечером Лиза зашла вКонтакт. Никого из её новых одноклассников онлайн не было. Она посмотрела на часы – двенадцатый час. Все, наверное, уже спят. А ей так хотелось поделиться с кем-то сообщением, что она написала новое стихотворение! Лиза зашла в почту, но и там никаких писем не было. Даже от сестры Гали.

Лизе вдруг стало очень грустно. И не оттого даже, что все уже спали, а оттого, что, хоть они с Леной и подружились вроде бы с новыми одноклассниками, и гуляли с ними по субботам по городу, настоящих подруг в новом классе у них так и не появилось. Поболтать о ерунде, попросить списать домашнее задание – это запросто. А вот показать кому-нибудь, той же Гале Климковой или Жене Подоляк, свои стихи или рассказать о том, что ей нравится Рябов, она не могла.

Лиза прежде никогда ещё не влюблялась. И Ленка Давыдова тоже не влюблялась. Катю Лиза не спрашивала, но по всему было видно, что и она никогда не влюблялась, а потому посоветоваться ей было не с кем. Хотя, конечно, какие-то представления о том, как это всё происходит, у неё имелись. Из книг, фильмов, из рассказов тех, кто уже влюблялся.

Лиза была уверена, что всё начинается с заветной искры, которая проскакивает между влюблёнными. Потом они начинают встречаться глазами. Потом их начинает неудержимо тянуть друг к другу. И тогда парень приглашает девушку на свидание. Ведёт её, например, в кафе. Или в кино. Или на каток. Потом они допоздна гуляют, держась за руки. Потом целуются. И с этого момента они начинают встречаться. Эта схема была простой и ясной. Может, немного излишне традиционной, но против традиций Лиза ничего не имела. К тому же она была уверена, что в эту схему всегда можно внести какое-нибудь разнообразие, было бы желание.

Но в жизни почему-то всё оказалось совершенно не так. Проскочила ли между ней и Васей Рябовым искра, Лиза не знала. Просто в прошлую субботу, когда они все сидели на набережной и Вася, как обычно, рассказывал что-то весёлое, Лиза вдруг поняла, что ей ужасно плохо. Что ей грустно и плохо оттого, что в магазин за соком он пошёл с Давыдовой, а потом ещё весь вечер рядом с ним крутилась городская девчонка, их одноклассница, Светка Пахомова. Она на спор с Васей прошлась по парапету над самой водой, а он подал ей руку, помогая слезть. А потом, красуясь перед ней, залез на дерево, и какие-то бабушки обозвали их всех хулиганами.

И ещё Лизе было грустно оттого, что Светка Пахомова была гораздо красивее её. У Светки были огромные голубые глаза и светлые вьющиеся волосы. Она умела красиво одеваться и часто меняла наряды. И ещё, она могла легко и просто заговорить с любым человеком: о чём-то попросить, пошутить или рассказать анекдот. Рядом с городской красавицей Лиза чувствовала себя гадким утёнком, «деревенщиной»: вот она вырядилась, приехала в город, учится в престижной школе, но, по сути, – занимает чужое место.

Лизе не спалось. Она злилась на Светку и мечтала, чтобы та ещё раз решила пройтись по парапету – и грохнулась в воду. Не утонула бы, конечно, но опозорилась бы перед всеми. И чтобы Вася Рябов на неё больше даже не посмотрел. А посмотрел бы на…

На Лизу. Заметил бы её. Стал бы на неё поглядывать. Ведь в ту субботу ей так и не удалось поймать на себе его взгляд. Точнее, иногда удавалось, но это был обычный Васькин взгляд, когда он рассказывал очередную байку и смотрел на всех своих восторженных слушательниц одновременно.

Лиза вновь посмотрела на часы – час ночи. Надо срочно ложиться спать, а этого ужасно не хотелось. Ведь если лечь спать, то скоро наступит завтра, надо будет идти в школу, постоянно видеть Васю Рябова, который на Лизу не обращает никакого внимания. А главное, видеть и Светку Пахомову.

После той субботы в течение всего понедельника Лиза мучительно следила за Рябовым и Пахомовой, но ничего больше такого особенного между ними не заметила. Ей стало легче, но ненамного. Ведь и на неё Вася по-прежнему не смотрел. Но Светка при этом, как она сама же и выражалась, «цвела и пахла» – а Лиза и представить себе не могла, что у неё когда-нибудь будут такие умопомрачительные сапожки на каблуке и что она когда-нибудь решится надеть такую короткую юбку.

Даже не умывшись, не выключив компьютер и не расстелив постель, Лиза свернулась на кровати калачиком и неожиданно быстро заснула.

С недавних пор Лизу мучил только один вопрос: кто она? Кто она, Елизавета Старкова, такая? Ленка её считала весёлой и преданной подругой, лучшей на свете. Мама всегда ругала дочку неумехой, растеряхой и неряхой. Старшая сестра Галя называла её плаксой и неуверенной в себе. Женька Жуков из соседнего дома, по улице Восьмого марта в Пряже, как-то сказал, что она – красивая, а Оля Субботина из её прежнего класса уже год с ней не разговаривала из-за того, что Лиза не дала ей надеть на школьную дискотеку свои любимые туфли.

Папа, который последние три года с ними не жил, а приезжал, в лучшем случае, раз в полгода проведать дочерей, настаивал на том, что ей надо получить хорошее образование. Мама всегда думала так же, как и папа. А сестра Галя уверяла её, что для женщины самое главное – удачно выйти замуж, а если чему-то и надо учиться, то только тому, как ухаживать за собой, как красиво одеваться и ещё, на всякий случай, танцевать. Чего хотела бы сама Лиза – она не знала.

Лиза любила животных, растения, любила читать интересные книги, смотреть фильмы, любила танцевать танец живота, который преподавали у них в Пряже, в Доме культуры. Но кем она хотела быть, она не знала.

В Пряже она частенько захаживала в гости к своей бабушке Зине, брала с полки потёртый томик и залезала с ногами в кресло. Она читала поэзию: Цветаеву, Ахматову, Гумилёва, Маяковского, Есенина, Пастернака, Вознесенского, Шкляревского и многих, многих других. Потом бабушка ставила чайник, они пили чай, а потом говорили о стихах. Цитировали наизусть строчки и целые поэмы. И Лизе было хорошо.

Ей казалось, что в стихах жили какие-то другие люди: смелые, умеющие любить, бороться за своё счастье. А рядом – все те, кого она знала в своей жизни, и они были совершенно не такими: простые люди, размышляющие о мелких бытовых делах. А Лизе хотелось видеть рядом с собой совершенно других людей. И вообще, другую жизнь. И пожалуй, в другое время.

Она тоже, как и Ленка, любила помечтать, но мечты её были немного другими. Она мечтала, как однажды встретит своего принца, который как раз и будет другим. И у неё начнётся новая жизнь. В ней будет множество событий, в ней придётся за что-то бороться, жертвовать собой, распутывать интриги. Она тысячу раз рисовала в своём воображении собственную свадьбу, придумывала фасон своего платья, гадала, сколько у неё будет детей.

Вместе с этим она мечтала о том, что у неё появится много-много денег и она будет жить в огромном собственном доме с садом, оранжереей с экзотическими цветами, и ещё у неё будет собственная конюшня с породистыми – а не как у них в совхозе – лошадьми.

Но кем она, например, хотела бы работать, Лиза не знала. А потому обычно она завидовала Ленке, которая мечтала объездить весь мир и уверенно собиралась поступать на иняз.

Иногда Лизе хотелось быть учителем, потому что ей нравилось, как ведут себя учителя, как они много знают и как некоторые из них хорошо умеют об интересных вещах рассказать. Только работать ей хотелось бы с младшими классами, потому что дети этого возраста ещё верят взрослым, не спорят, а слушают, раскрыв рты.

Иногда ей хотелось стать актрисой. Сниматься в кино. Чтобы прожить не одну – свою собственную – жизнь, а несколько. Много-много чужих жизней. Прочувствовать и печаль, и радость, и страдания, и счастье, и любовь, и горе, и выразить их так, чтобы зрители плакали. Или хотя бы стать танцовщицей и выступать с гастролями по всему миру. Не просто путешествовать самой по себе, а чтобы её приглашали, селили в гостиницах и отелях, встречали в аэропортах с цветами.

Или – художницей. Лиза в детстве проучилась три года в Пряжинской художественной школе, и педагоги всегда говорили её маме, что у Лизы есть несомненный талант.

Иногда же ей казалось, что, может быть, действительно права именно Галя, и не надо читать много умных книжек, как делает Лена, а просто нужно найти себе какого-нибудь хорошего парня, желательно, студента, желательно, из обеспеченной семьи, и тогда все её мечты о собственном доме и саде, о красивой одежде и личном косметологе станут явью?

Но на этом месте, как всегда, возникала загвоздка. Дело в том… что Лиза не считала себя красивой. Каждый раз, когда она смотрелась в зеркало, ей постоянно казалось, что нос у неё слишком простоват, волосы – не очень густые, плечи у неё широковаты, а талия, как говорила всегда про неё старшая сестра, начинается от подмышек и продолжается до колен. Что нет у неё ни симпатичного личика, ни хорошей фигуры. А ещё, она совершенно не умеет одеваться и не умеет себя вести в компании, а попросту говоря, жутко стесняется. А потому, если и встретит она какого-нибудь талантливого, красивого парня из обеспеченной семьи, то он просто не заметит её, пройдёт мимо.

Во вторник между русским и историей Лиза с Леной сидели на подоконнике в рекреации второго этажа.

– Я вчера всю ночь думала о перемещениях в другие миры, – вещала Давыдова, – и я поняла, что…

Но Лиза её не слушала. Ей казалось, что жизнь её кончена – окончательно и бесповоротно. И если уж говорить о перемещениях, то она бы хотела немедленно, сию секунду, повзрослеть, обнаружить себя студенткой университета, высокой, красивой и уверенной в себе, как Светка Пахомова. И чтобы никакой этой самой Светки рядом с ней не было! Да и Васи тоже. А был бы кто-нибудь другой, гораздо красивее Васи, и влюблённый в неё.

У Лены зазвонил мобильный телефон, и она, недовольно прервав свой пассаж о перемещениях во времени, ответила на звонок. Направилась в сторону туалетов, где было потише и можно было поговорить. Лиза осталась сидеть на подоконнике одна.

«Хорошо Ленке, – грустно думала она, – живёт в своих фантазиях. Ей там тепло и уютно. А я тут сиди, мучайся, страдай…»

– Старкова, а вы правда с Давыдовой вместе одни в квартире живёте? Вам предки снимают? – неожиданно раздалось у неё над ухом.

Лиза подняла голову на говорящего и… И чуть с подоконника не сверзилась. Перед ней стоял не кто иной, как плод её мечтаний, страданий и мучений, её лирический герой – Вася Рябов.

– Да… Нет… В смысле, мы ещё с Катей Зайцевой живём, – растерянно промямлила Лиза, краснея и пытаясь оправиться от смущения.

– А где? Можно к тебе в гости напроситься?

Вася Рябов САМ подошёл к ней, САМ заговорил и САМ предложил встретиться вне школы. Обратил на неё внимание!

«Конечно!» – едва не крикнула Лиза, не веря своему счастью, но вовремя взяла себя в руки и более или менее спокойно ответила:

– Приходи. Чкалова, 40—72.

– Я буду в шесть, – хитро улыбнулся Вася и испарился.

– Юнг, Карл Густав, выделил у человека четыре психических функции: мышление, интуицию, чувства и ощущения. Он считал, что в каждом человеке ведущей функцией является только одна из них, при этом есть одна подавленная и две, так сказать, развитых в средней степени. Так вот, у тебя ведущей является функция чувств. Ты совсем потеряла голову со своим Рябовым. Тебе так не кажется? – с этими словами с широкого кухонного подоконника воззрилась на Лизу Лена. – А интеллект у тебя, как мне кажется, слегка подавлен. По крайней мере, сейчас.

Лиза, которая к приходу Васи отчаянно пыталась навести в кухне идеальный порядок, даже половую тряпку отложила и выпрямилась:

– То есть я – дура, да? Так уж прямо и говори, а не приплетай сюда своего Юнга!

– Заметь, это сказала ты! А я этого вовсе не говорила. У меня, например, тоже ведущая психическая функция – не интеллект, а интуиция. Я думаю, я могу предвидеть будущее.

– Так вот и предвидь его! Если ты мне ещё раз скажешь, что я – дура, предвидь, что дальше случится, – грозно сообщила Лиза, упирая руки в бока и принимая воинственную позу.

– Почему ты так остро всё воспринимаешь? Просто я хочу сказать, что мы с тобой – разные люди, и теперь я поняла, в чём именно эта разница заключается. Ты живёшь чувствами, для тебя это самое главное в жизни. Катька наша, например, живёт интеллектом, она интеллектуально познаёт мир. Если ты ещё не обратила внимание, то она всегда только рассуждает. Ни чувств у неё никаких, как у тебя, ни божественных откровений, как у меня. А я – мистик!

– Ладно, – Лиза решила не ссориться, – про чувства и интеллект я всё понимаю, а вот если кто-то живёт ощущениями – это как?