Джек отбросил ногой ненадежную палку, подал руку и вытянул Джесс, чтобы поставить на ноги, сочувственно поморщился, когда она застонала, пытаясь перенести вес на больную щиколотку. Затем ноги ее предательски задрожали, и Джек разъярился, чувствуя себя виноватым.

— Стойте смирно, вот дура! — рявкнул он ей, словно новобранцу на плацу.

Она между тем косилась на Персефону, застывшую в тисках Алекса, они безмолвно наблюдали живую баталию. Проникнувшись стеснением подруги, Джесс рванула было освободить ее из плена, но Джек пресек ее вольности.

— Моя кузина вполне способна постоять за себя, она успела навешать мне в детстве тумаков, и я теперь знаю, что, если развязать ей руки, можно насладиться ее отличным хуком справа. Если вам срочно надо кого-то защитить, предлагаю начать с Алекса, — сказал он и снова приступил к оказанию первой помощи, нащупывая раны на ее теле.

— Занудный пень, вот несчастье! — смятенно жаловалась Джессика, уклоняясь от его прикосновений. — Нет на мне никаких ушибов, как бы вы ни старались, — ныла она, но он не обращал внимания. Ей пришлось ухватиться за плечи Джека, чтобы не упасть, когда он опустился на колено и приподнял ее травмированную ногу. — Пустите, Джек, — шипела она, пока он ощупывал изящные косточки ее лодыжки и рассматривал тонкие шрамики, оставшиеся после операций, он раньше как-то не обращал на них внимания.

Его сердце заныло, когда он представил, какие муки ей пришлось перенести, а потом притворяться, что ничуть не больно.

— Зачем? — отрывисто бросил он. — Похромаете назад в одиночестве? Нет уж, будь я проклят, если отпущу вас.

— Так вы уже закончили осмотр? — сказала она холодно-повелительным тоном. — Полагаю, меня еще не познакомили с вашим поздним гостем. Возможно, он чурается условностей, и приветили его довольно странно в этот неурочный час. Однако, смею заметить, можно извинить экстравагантность джентльмена, если он явит такое же благородство и обходительность, как и его хозяин. Если он улучшит свои манеры ради знакомства с нами, вы будете великолепно оттенять друг друга, милорд.

— Изрядно. — Джек лениво поаплодировал, насмешливо одобряя ее речь. Он чувствовал, как горят его уши. — Но я не позволю вам в одиночестве плестись до моего дома, вы можете войти в азарт и усугубить свои травмы. Могут подумать, вы пустились гулять по розарию для поправки здоровья и заплутали.

— А разве не так? — спросила она полуутвердительно, словно перед ней малый ребенок, которому надо все членораздельно объяснить. — Ночь такая лунная, и Персефона, и я, мы не могли заснуть и случайно встретились по пути в библиотеку, взять там какую-нибудь книгу потолще и поскучнее, чтобы побыстрее заснуть за чтением. Но нам очень захотелось подышать свежим ночным воздухом, и мы вместе вышли погулять под луной, чтобы утомиться как следует и после этого спокойно заснуть. Наши консерваторы могут сказать, что молодым незамужним леди не следует так рисковать, но мы же вместе и к тому же не выходили за пределы ваших усадебных парков, поэтому я сомневаюсь, что, если нас обнаружат, нашей репутации будет нанесен непоправимый вред, тем более мы возвращаемся, разумеется, без сопровождающих.

— Мне дела нет до вашей репутации, я беспокоюсь за вас, — безжалостно заключил Джек и подхватил ее на руки, несмотря на ее усталые попытки отбиться от его властных объятий.

— Грубиян. — Тон ее был гораздо искреннее, чем ему хотелось. — Своевольный, высокомерный, упрямый мул, и это неизлечимо, — строптиво проворчала она, устав молотить кулачками, и покорно затихла в его руках, пока он поднимался с ней по ступенькам.

Джек внес ее в храм и осторожно уложил на банкетку.

— Горгона Медуза, — сердито одобрил он творение своих рук. — В той амфоре наверняка есть ящик с трутом, лучина и свечи.

Он рассеянно кивнул, но Персефона и Калверкоум в темноте едва ли разглядели его неопределенный намек.

Кузина зажгла свечу, и Джек успел заметить, как ее лицо вдруг исказилось от великого смущения, затем она снова подняла глаза и с ужасом посмотрела на его бывшего приятеля. Джек велел ей спустить чулки, чтобы посмотреть на лодыжку.

— Я просто устала, только и всего, — возмутилась она и уселась на chaise, скрестив руки на груди и мрачно сверкая глазами. — Мне надо немедленно вернуться в Эшбертон и отдохнуть до утра, чем быстрее, тем лучше для моей лодыжки.

— Вы ни шагу не сделаете этой ногой ни сегодня, ни завтра, — сухо сказал он. Невыносимо даже представить, как она будет на его глазах терпеть боль, сохраняя невозмутимый вид, каждый ее шаг будет кинжалом пронзать его душу. — Действительно, пока не рассвело, поспешу ко двору, и вы денек полежите в постели или отдохнете на софе в гостиной тети Мелиссы.

— И не собираюсь. Лучше уж потерплю ваше присутствие, — отрезала она, гневно насупившись.

— Тогда попрошу вашего отца выслать экипаж, пусть везут вас домой без лишних треволнений, — пообещал он зловещим тоном.

— И оставить ваших гостей? Представляю, как заворкуют сплетницы. Мне так и хочется ударить вас, чтобы привести, наконец, в чувство, недоумок.

— Невеста герцога вне подозрений, — произнес он, рисуясь. — Так что мне наплевать. Пусть говорят. А мне даже на руку, поеду к вашим родителям и буду просить их благословить наш брак. И если вы не позволяете мне опекать вас здесь, там вы неизбежно почувствуете себя центром моего безбрежного внимания, хотите вы того или нет.

— Если вы действительно желаете жениться на Джессике, какого черта было лицемерить и позволять маме приглашать этих смешливых дурочек? — спросила Персефона.

— Потому что я осознал свое желание уже после того, как они сюда явились, — привел Джек достаточно разумную, по его мнению, причину.

Джессика и Персефона обменялись понимающими взглядами и вместе покачали головой, осуждая мужскую логику. Джек мельком глянул в сторону Алекса, ища его поддержки. Затем вгляделся еще раз — пристальнее — и понял, отчего его соратник предпочел прятаться где-то в тени, а Персефона так долго и отважно рассматривала его еще минуту назад.

«Не сказать, что здравствующий граф Калверкоум ужасен лицом», — размышлял Джек, глядя на единственный целый глаз Алекса, смотревший, как всегда, ясно, проницательно и тоскливо. Его мучитель, как видно, действовал острой бритвой, и затем раны были аккуратно, можно сказать, ювелирно зашиты. Одна половина его лица осталась по-прежнему надменно-изящной, другая же представляла собой пародию на нее, словно художник, писавший портрет, устал взирать на совершенство и размазал половину своей работы.

Джек постарался не выдать своих эмоций, такое изуверство больного ума просто в голове не укладывалось и повергало в оторопь. Не верилось, что человек способен изощряться столь жестоко. Раны, которые теперь белели шрамами, похоже, наносились неспешно, одна за одной, мучитель, возможно, издевался над Алексом не один день, нанося новые порезы так, чтобы открывались поджившие рубцы и боль с каждым разом нарастала.

— Надеюсь, тот, кто сотворил такое с вами, уже мертв, — сказал он ровным тоном.

— Нет пока, но ночами ему не спится, и это радует. Он знает, я приду и отомщу. Я давно слежу за ним и всегда знаю, где он, чем занимается, так что я нанесу свой удар, как только буду готов наверняка, ни секундой раньше, — зловеще пообещал Алекс.

— Что ж, если нужна помощь — дорогу сюда вы уже знаете, — предложил Джек.

В любом случае он остается ему другом.

— Полагаете, я позволю втянуть вас и вашу невесту в такое темное дело? Слава богу, я знаю, как не оплошать, Джек, — мрачно сказал Алекс, и Джек, поняв, что тот желает идти своим путем, на время оставил эту тему.

— Вы что, сомневаетесь в ее храбрости, Алекс? — шутливо спросил он.

— Никогда не сделаю такой глупости, — произнес Алекс, криво улыбнувшись, и посмотрел на Джессику, передразнивая ее манеру надменно приподнимать брови, но она, вопреки его ожиданиям, взгляда не отвела.

«Что ж, — решил Алекс, — сегодня ночью выяснил хотя бы одно: на свете есть — пока только две — упрямые женщины, которые никогда не отвернутся от меня».

— Я вовсе не его невеста, — сердито пояснила Джессика, тщательно закрывая подолом темной юбки щиколотки и высматривая, куда запропастились чулок и туфля.

Судя по ее решительному виду, она собиралась потребовать свой посох и прилежно хромать к дому, послав Джека со всеми его задумками к черту.

«Только через мой труп», — восстал в Джеке первобытный собственник и свирепый защитник, побуждая его зарычать и смести ее в охапку, но джентльмен подавил этот дикий порыв, размышляя, какие уроки можно извлечь из того фарса, в который превратилось его рандеву с Алексом Фортином. Он явился сюда затем, чтобы узнать хоть что-то достоверное о пропавшем родственнике. Однако ему удалось только добавить к тому чужую тайну и обрести израненного друга вместо недоброжелателя. И этот онемевший приятель, похоже, готов сорваться с места и кануть в ночь безвозвратно, позабыв все. Джек интуитивно чувствовал, что нельзя отпускать Алекса, не выведав обстоятельств его миссии, и это так же важно, как вытянуть из него хоть крупицу правды о положении Рича.

— И речи нет о том, что вы сами пойдете с растянутыми-то связками и ушибами, мое невежество всегда к вашим услугам, моя или не моя леди, — бесцеремонно обратился он к Джесс.

Он порядком устал и, видимо, разочаровался в своих попытках уговорить ее выйти замуж или разузнать что-то о блудном кузене.

— Вероятно, вы ожидаете, что я останусь здесь до утра? — возмутилась она.

— Нет, Алекс и я донесем вас до дому.

— Нет, Джек, прошу, увольте от этого, — пробормотал Алекс таким тоном, словно ему только что приказали вызвать огонь на себя без шанса выжить. Вряд ли найдется герой, способный принять такую смерть и славу.

— Никогда не считал вас трусом, — уязвил его Джек.

Здоровый глаз Алекса блеснул, а рот яростно сжался, джентльмен вспомнил о присутствии леди и обуздал свой порыв выплюнуть богохульство.

— Тогда не ради вас, но ради вашей… — Алекс поймал взгляд настороженной Джессики и примолк, вспоминая ее титулы, затем вопросительно посмотрел на нее и беспомощно улыбнулся. — Как мне называть вас, если мы пока даже не знакомы? — спросил он шутливо-обворожительным тоном, и Джек с болью признал этот голос и бессознательно сжал кулаки, подчиняясь древнему инстинкту.

— Я мисс Пэндл, — Джессика Пэндл, вы уже слышали, так называл меня Джек, — произнесла она царственным, на этот раз милостивым тоном, и эта ее манера покоробила Джека не меньше, чем неожиданное превращение Алекса в доброго старого загульного повесу.

— Рад познакомиться с вами, мисс Пэндл. Я — Александр Фортин, ныне граф Калверкоум, для друзей просто Алекс, — представился он и поклонился так изящно и непринужденно, что Джеку пришлось урезонивать своих демонов, в последнее время он держал их в ежовых рукавицах, чтобы не подставить ему ответную подножку.

— А что насчет меня? — требовательно спросила Персефона, которая тоже едва сдерживала свой флибустьерский темперамент.

— Насчет вас? — переспросил Алекс, прежде чем Джек успел открыть рот. — Я здесь вижу только одну леди.

И он снисходительно скосил на нее взгляд.

— Я тоже замечаю, что здесь явно не хватает джентльменов.

Она деликатно шмыгнула носом.

— Алекс, это моя кузина, мисс Персефона Сиборн, — вмешался Джек, пока они снова не вступили в перепалку.

— Соболезную леди Мелиссе, — непозволительно грубо отозвался Алекс, а Джек перехватил взгляд Джессики и понял, что у нее те же подозрения: их взаимная ненависть слишком уж театральна, чтобы быть правдой.

— Мама не нуждается в вашем сочувствии, если вы имеете в виду меня, — заявила Персефона, голос ее внезапно зазвенел и сорвался, давая понять, как ей неловко за своего братца-шалопая, из-за которого леди Мелисса не спит ночами.

— Тогда передайте почтительный привет от меня, коль скоро наша приватная деловая встреча с Деттингемом обернулась митингом волонтеров. Трудно заподозрить в скрытности ту любознательную аудиторию, которую мы — если верить глазам — успели собрать, — отчитался Алекс.

— Если вы решительно избегаете разговоров о судьбе моего старшего брата, можете отправляться секретничать хоть со всем светом, меня это не касается, — надменно заявила Персефона.

— Не беспокойтесь о моих наполеоновских планах, богиня, нам всего лишь надо проводить вас обеих в Эшбертон, пока не обнаружили, что ваши опочивальни пустуют, — укоризненно покачал головой Алекс Фортин, осуждая ее опрометчивость и неженственную заносчивость, но лишь только разгневал ее.

— Вот и я говорю то же самое, — смиренно проронил Джек.

— А если кто-то увидит, что меня несут домой на руках, словно капризное дитя? — вставила Джессика свое веское слово.