Ледник оказался большой и грязной соплей снега, сползшего с неприветливой выше горы — там камень и снег, и холодное, сверху вниз, дыхание.

— Какой-то он грязный, — почти сморщила нос Лена, оставив след протектора на сером снежном краю — начале сырости и множества невидимых ручейков.

— Все как в жизни, — рассмеялся Степаныч, — недостатки обнаруживаются при ближайшем рассмотрении. Доставайте фотоаппараты.

Сделав несколько кадров и пару раз скатившись по рыхлому снегу, а он тут же набился в обувь, и поглазев вверх на все более толстеющий снежный покров и на торчащие из него скалы, маленькая экспедиция пошла вдоль границы влажной рыхлости и мокрых камней. Достигнув ледника, они сделали поворот, больше в сознании, чем в маршруте, и двинулись на северо-запад, к невидимому морю, до которого еще четыре дня пути.

Путешествие вдоль кромки снега мимо смотрящих со своих холодных высот равнодушных вершин наводит грусть. В рюкзаках нет веревок и клиньев, карабинов и прочего хитрого и ненужного им снаряжения, и они не обожгут о солнце и снег глаза и ноздри, а рука не сжимает ледоруб. Хотя один есть, у Степаныча. Но это то исключение, которое подтверждает правило, дань моде того, "кто держит фасон". Там, наверху, в манящих негостеприимством заснеженных склонах иногда живут альпинисты, там бывал Степаныч, и поэтому в его руке верный ледоруб. Их удел пробираться в зелени склонов к морю, и лишь только приблизившись и недолго посмотрев на вершины, бороться с усталостью, а не с опасностью, один раз прикоснувшись к снегу. Но, удаляясь все дальше и дальше от белизны вершин к пронизанному лучами солнца зеленому пологу, путешественники унесут с собой память о холоде и пустынности пейзажа, картинку из обожженного снега и растрескавшегося гранита, и потом вспомнят об этом в самом неожиданном месте — например, за пыльным стеклом троллейбуса или за веселым столом.

Второй день перехода прошел в беспрерывной ходьбе, прерванной лишь у ледника. Алексею не в тягость — привыкший к марафонам и чувствуя себя сильнее именно в них, он бодро идет заданным темпом, ритмично разгибая тренированные ноги. Потеет Степаныч — видимо возраст не позволяет резвости долго жить в его теле, но привычка и характер толкают вперед, не разрешая снизить рассчитанный им же темп. Пыхтит, не сдается и, так же как и инструктор, потеет Лена — Алексею видно, что футболка на ней потемнела не только под рюкзаком. Трое приятелей, сократив темы разговоров до необходимых, топчут землю за спиной.

— Степаныч, мы что, расплачиваемся за вчерашние посиделки?

— Можно и так сказать. Притомились?

— Можно и так спросить. Кажется, Лена устала, — оправдался Сергей.

— Неправда.

Как обычно, она не призналась в слабости и в том, что устала, однако уже не так быстро.

— Потерпите. Я знаю одно удобное место для ночевки и хочу показать вам его при свете дня. Нужно поднажать, ничего не поделаешь.

А она действительно устала. Однако к вечеру путникам открылась большая котловина — как будто огромный дракон царапнул землю своим гигантским когтем. Это называется красивым, русским, но несколько равнинным словом "межгорье". А перед ними спуск, где примерно в часе ходьбы — так сказал Степаныч, хорошо видна цепь скал, крепостными стенами возвышающихся над зеленью леса. Солнце, казалось прижатое временем к земле, вдруг ожило и засверкало в громадине воздуха по дневному ярко и жарко.

— Вон там, за горами, море. Рукой подать.

— А когда мы его увидим? — спросила Лена.

— Послезавтра. Ну что, вздрогнули? — дав немного насладиться красотой и объемом открывшейся долины, заторопил Степаныч.

— Вполне.

Дорога заняла больше времени, чем предполагалось. Горы, терпеливо испытывая на выносливость ноги идущих, теперь изменили вектор усилий, и долгий и относительно пологий подъем сменился крутым спуском, как бы осыпающимся вниз. Сначала было смешно, но постепенно боль в коленях постоянно согнутых ног напомнила о расхожей пословице: "За все нужно платить". Много больше, чем через час старта бегства от вершин вдогонку падающему солнцу они все же достигли начала карниза, заглянув с самолетной высоты затерянного мира вниз, на слившийся в одну зеленую массу лес. Но совершенно не страшно — на такой высоте человек забывает о реальности и теряет чувство страха высоты перед этой самой высотой, не имея возможности измерить ее — метрами, этажами или какими-нибудь другими, сподручными ему отрезками.

Степаныч не врал — место действительно потрясающее. Предварительно загрузившись дровами — вечной необходимостью убежавшего от цивилизации человека, они по вполне заметной тропинке между отвесной стеной и пропастью вышли на относительно широкую и ровную площадку — вогнутый угол в неровной стройности скалы. Просторно, по крайней мере для двух палаток места с избытком. Природный навес и сырость под ним предполагают возможность скрыться от дождя, а в середине каменного стола чернеет незарастающее пятно древнего, как тушенка, кострища. Мощь камня растет за спиной, а перед глазами, как на ладони, зеленеет очерченная выступом площадки чаша долины. Солнце светит над верхней кромкой гор, собираясь скрыться и скатиться по дальнему склону в невидимое море.

Шестеро смелых, но усталых столпились на краю этого каменного века, боясь, что их всех, как ничтожную ресничку, сморгнет гранитный гигант, вот уже целую вечность осыпающийся вниз редкими камнями. Как много о себе думают эти люди — они слишком малы, чтобы быть замеченными.

— Хорошо, что дотащил нас сюда, Степаныч, — не забывая о пройденном, поблагодарил инструктора Сергей.

— А ты сопротивлялся. Я знаю, что я делаю. Приступим?

На еще не гаснущий дневной свет наступающего вечера появились две палатки и, выбрав самое сухое место, трое профи принялись ловко устанавливать их, думая о тонком слое земли, прикрывающем холодный камень. Степаныч и Алексей занялись костром, предоставив девушке возможность посидеть на своем рюкзаке, отдохнуть или просто побездельничать.

— Лена, а с кем ты будешь спать? — громко спросил Игорь. Но как бы между делом, не отвлекаясь от работы.

— Со Степанычем, — с присущей ей быстротой ответила она, — …и с Алексеем.

— Ох, если бы моя… — заикнулся Степаныч.

— Договаривайте, Игорь Степанович, — не смутилась Лена.

— Нет. Зачем же разглашать наши секреты?

— Уже секреты?! — возмутился Сергей.

— Алексей, бери веревки, — выпрямился Степаныч, не обратив особого внимания на женскую подначку и мужское возмущение. — А твоя задача, — повернулся он к Лене, — поддерживать огонь. Это тебе можно поручить?

— Можно. А вы куда? — видя приготовления, она тоже встала с рюкзака. — Я с вами.

— За огнем следи, женщина! Пойдем туалет для тебя делать, пока не стемнело совсем.

Палаточная троица усмехнулась, а она так ничего и не поняла.

— Как это?

— Когда стемнеет, вот тогда и покажу, а то испугаешься… сейчас. Пойдем, Алексей, поможешь.

— Я с вами.

— Да забери ты ее, Степаныч, — сменил возмущение на снисхождение Сергей, — мы заняты пока, нам за ней смотреть некогда.

— Ладно. Тогда баклажку возьми, для воды.

Пройдя два десятка метров по все сужающейся грани скалы, они обнаружили текущую вниз и пересекающую тропинку мокрую полосу, а едва слышное журчание и звук падения капель обозначили жизнь маленького ручейка, распластанного тенью влаги на камне скалы. Тот самый запах мокрого гранита, что почудился Алексею на вокзале при виде Лены и компании — теперь он может вдохнуть его и убедиться в правильности предположения. Кто-то вделал пару труб в щели по краям сочащейся воды и зацементировал их, благоразумно натянув трос и тем самым давая возможность держаться за него пришедшим за водой и чувствовать себя в относительной безопасности на сужающемся сколе скалы. Трос, а главное — цемент, его же нужно было принести сюда, как-то выпадают из общей картины нетронутой человеком природы, но вместе с черным пятном кострища добавляют железобетонного уюта, напоминая и огорчая путешественников — что они не одни и что не первые.

— Вот здесь поставь, — указал девушке Степаныч на быстро набухающие капли, и Лена подставила туда канистру. Ту, что еще вчера была полна вина. Но прерывиста струйка ручейка. Сразу же за ним, сузившись до невозможности, тропинка теряется в скале, а стена вертикально уходит вверх, исчезая в каменных углах. На узком уступе невозможно разойтись, и они, едва ли не прижимаясь спинами к мокрому камню, заглянули вниз.

— Высоко, — констатировал Алексей.

— Да уж, — согласился инструктор, связывая беседочным узлом веревку. — Видишь, Лена, что я делаю?

— Вяжете какой-то узел, — попытавшись вспомнить неизвестные ей морские названия, и так и не вспомнив, тем не менее, правильно ответила она.

— Верно. А какой, не знаешь?

— Нет.

— Алексей?

— Беседочный.

— Правильно. А зачем?

— При помощи таких штук красят борта кораблей.

— Да? Не знал. Подержи, — протянул он к Алексею, и они проверили прочность веревочной конструкции. — Это специальный узел, я бы даже сказал — специфический, — пояснил теперь он Лене. — Туалетный!

— Интересно, — внимательней присмотрелся к веревке Алексей.

— Работает. Примерь? — как новый наряд предложил Степаныч девушке хитро сплетенную веревку.

— Я?!

— Ну а для кого я стараюсь?

— Игорь Степанович, вы пользуетесь моей неопытностью…

— Невинностью.

— …и издеваетесь надо мной. Леша свидетель.

— Ага, вот он уже и Леша. Алексей, я разве издеваюсь?

— Вообще-то я подозреваю, для чего эта веревка, — издали зашел Алексей, — но еще не поверил до конца. Но если мои предположения верны, то Лена, наверное, права?

— А для чего эта веревка? — снова нажимая на жалость, сиротливо спросила она. — Вы меня пугаете!

— О, женщина, — зловеще ответил стоящий на краю скалы инструктор, — ты даже не представляешь уготованной для тебя судьбы. Но все очень просто — это прибор исполнения желаний. Ты только представь, что если бы каждый, кто здесь побывал, исполнял бы свои желания на тропе, или у костра, или еще где-нибудь. Представила? Мы бы тут и пяти минут не выдержали. Но сейчас я привяжу эту веревку вот к этим трубам, и мы получим — по большому, а ты — по всякому, возможность… что?

— Возможность исполнения желаний, — подсказал Алексей.

— Правильно. Ты получишь возможность почувствовать себя настоящей скалолазкой, но только, извини, без штанов.

— Жуть какая, — она невольно бросила вниз быстрый взгляд. — Вы это серьезно?

— Не расстраивайся, страшно только в первый раз, — успокоил ее инструктор. — Смотри, как это делается.

— Сепаныч, насчет штанов, только… — попытался пошутить Алексей.

— И зачем мы взяли с собой свидетеля?

Привязав похожую на крокодилью уздечку веревку к трубам, он повис над глубокой пустотой, упершись ногами во влажную каменную грань.

— Послушай, Степаныч, — Алексей тоже посмотрел вниз, — а что не долетит, то смоет?

— Ты поразительно догадлив, — ответил демонстратор подвесного унитаза, — сколько народу этим пользуется, а ни следов, ни запаха. Ну что, будем тренироваться или дождемся темноты? В темноте не так страшно.

— Надо попробовать, — снова бросив вниз быстрый взгляд, отважно согласилась Лена.

Лена и Алексей поменялись местами, осторожно держась за трос на узкой и частью скользкой из-за ручья тропинке.

— Смотри, надеваешь сначала вот эту. Видишь скользящий узел? — Степаныч подергал за веревку, и от этого ее затянуло под мышками. — Теперь даже если очень сильно захочешь, вырваться не сумеешь. Это почти невозможно, но о почти не забывай, а если что, то кричи, а не барахтайся.

— Не забуду. А дальше что?

— Как что? — усмехнулся Степаныч. — Дальше, когда придешь сюда одна, снимай штаны и пугай бездну. Но штаны обязательно нужно снимать только после того, как наденешь вот эту веревку, со скользящим узлом. Запомнила?

— Да.

— Даже если поскользнешься, с тобой ничего не случится, разве что коленки собьешь или штаны потеряешь. Все просто, а обратная последовательность любая, но нужно сначала одеться, а уже потом снимать скользящую петлю. В последнюю очередь, ясно?

— Ясно. Страшно, но интересно!

— Я вижу, глаза горят. И ты, Алексей, смотри, а то нога уйдет — только крикнуть и успеешь.

— Я смотрю.

— Я вижу.

Лена взглянула на Алексея, ища следы смущения в его лице. Как осторожно он коснулся ее, пропуская к месту испытаний. И эта нерешительность смешна — она же видела его глаза, вчера, у костра, блеснувшие сглаженной недолгим знакомством ревностью. Да, глаза выдают его, ну а ей-то что до этого? Ей нравится висеть вот так, между небом и землей, и чувство, известное каждой мухе, волнует ее, а присутствие Степаныча и Алексея придает смелости и делает не таким уж и разумным разумный страх высоты. Однако, наверное, есть комары? Наверное, в сырости ручья их целая колония? И когда вечером придет время исполнения желания…