В ту пору моими лучшими подругами были Моник Делорм, с которой мы жили в одной комнате, и Лидия Маркем с живущей в ее комнате Фридой Шмидт. Мы всегда были вместе, много разговаривали и часто выбирались в город. Иногда мы ходили туда пешком, а если в город отправлялся фургончик, некоторые из нас могли поехать в нем. Мы гуляли в лесу, что разрешалось для групп из шести человек или, как минимум, из четырех. Нам предоставлялась определенная свобода, и мы нисколько не чувствовали себя связанными.

Лидия сказала, что пребывание в Шаффенбрюккене напоминает ожидание поезда, который должен прийти и увезти тебя туда, где ты будешь, как полагается, взрослым человеком. Мне было понятно, что она имела в виду. В наших судьбах школа была лишь перевалочным пунктом — ступенькой к какому-то другому месту.

Моник была из знатной семьи, ее практически сразу ждала подходящая партия. Отец Фриды сделал себе состояние на гончарном деле. Лидия принадлежала семье банкиров. Я была немного постарше, и поскольку на Рождество должна была покинуть школу, воображала себя существенно старшей.

Мы заметили Эльзу почти тотчас же, как она поступила в наше заведение. Она была маленькой, хорошенькой девушкой с вьющимися светлыми волосами и синими глазами, живой — в ней было что-то от эльфа. Она не была похожа ни на одну из других служанок. Наняли ее в спешке, потому что одна из горничных сбежала с мужчиной, и мадам де Герэн, должно быть, решила взять Эльзу на испытательный срок до конца семестра.

Если бы мадам де Герэн по-настоящему знала Эльзу, она наверняка не разрешила бы ей остаться даже на короткий срок. Она совершенно не была почтительной, и, казалось, ни Шаффенбрюккен, ни кто бы то ни было в нем не производил на нее никакого впечатления. К нам Эльза относилась по-товарищески, как будто она одна из нас. Некоторых девушек это сердило; нас четверых это скорее забавляло; возможно, именно поэтому она часто появлялась в наших комнатах.

Иногда она приходила, когда мы все четверо были вместе, и каким-то образом пристраивалась к беседе.

Она любила слушать о наших семьях и задавала много вопросов. «О, я хотела бы съездить в Англию, — говорила она, — или во Францию, или в Германию…» Она вовлекала нас в разговор и выглядела очень довольной, слушая рассказы о нашей жизни, а мы с удовольствием шли ей навстречу.

Сама она потеряла положение в обществе, сказала она. На самом деле она не была служанкой. О нет! Она считала, что ее ждет обеспеченное будущее. Ее отец был… ну, не то, чтобы богат, но ни в чем не нуждался. Ее должны были представить в обществе. «Не так, конечно, как вас, юные леди, но скромным образом. А потом мой отец умер. И стоп! — она взмахнула руками и взвела глаза к потолку. — Это был конец славы маленькой Эльзы. Никаких денег. Эльза предоставлена самой себе. Мне ничего не оставалось, как пойти работать. И что я могла делать? К чему меня подготовили?»

— Не к работе горничной, — с доброй французской логикой сказала Моник.

Тут все рассмеялись, включая Эльзу.

Мы не могли не любить ее. Она была забавной и очень хорошо знала легенды лесов Германии, в которых, как она говорила, провела свое раннее детство, прежде чем отец перевез ее в Англию, где она некоторое время жила до переезда в Швейцарию.

— Мне нравится думать обо всех этих троллях, которые прячутся под землей, — как-то сказала она. — От этого у меня мурашки по коже бегают. Есть и приятные истории о рыцарях в латах, которые приезжали и увозили дев в Валгаллу… или еще куда-то.

— Туда они отправлялись после смерти, — напомнила я ей.

— Ну, в какое-то приятное место, где были пиры и банкеты.

Она стала присоединяться к нашей компании почти ежедневно.

— Что сказала бы мадам де Герэн, если бы узнала? — спрашивала Лидия.

— Вероятно, нас бы исключили, — добавляла Моник.

— Какая удача для тех, кто в списке кандидаток! Четверо ушли бы одновременно.

Эльза сидела на краешке стула и смеялась вместе с нами.

— Расскажите мне о замке вашего отца, — говорила она Моник.

И Моник рассказывала ей о чопорности своего дома и о том, что она практически помолвлена с Анри де ла Крезезом, который владеет землями, прилежащими к поместью ее отца.

Потом Фрида рассказала о своем строгом отце. Он наверняка найдет по крайней мере барона, за которого она должна будет выйти замуж. Лидия говорила о своих двух братьях: они подобно ее отцу станут банкирами.

— А Корделия? — спрашивала Эльза.

— Корделия — самая счастливая из нас! — воскликнула Лидия. — У нее самая что ни на есть замечательная тетушка, которая позволяет ей поступать так, как ей угодно. Я люблю слушать про тетю Пэтти. Я уверена, она никогда не будет пытаться заставить Корделию выйти за какого-нибудь барона или старика из-за того, что у него есть титул и деньги. Корделия выйдет просто за кого захочет.

— И она сама по себе будет богата. Ей достанется эта прекрасная старая усадьба. Она ведь когда-нибудь станет твоей, Корделия, и тебе не нужно будет за кого-то выходить замуж, чтобы ее получить.

— Желания получить ее у меня не возникнет, поскольку это означало бы, что тетя Пэтти умрет.

— Однако когда-нибудь все это станет твоим. Ты будешь богатой и независимой.

Эльза расспрашивала о Грантли Мэнор, а я описывала его сияющими красками, и сама думала, не преувеличиваю ли слегка великолепие Грантли. И уж конечно нисколько не преувеличивала, описывая эксцентричный шарм тети Пэтти. Но как счастлива я была, рассказывая о ней, и как остальные мне завидовали, будучи воспитаны в более строгих и чопорных домах.

— Я думаю, вы все очень скоро повыходите замуж, — однажды сказала Эльза.

— Боже упаси, — возразила Лидия. — Я хочу сначала пожить в свое удовольствие.

— Вы были на Пике Пильхера? — спросила Эльза.

— Я слышала о нем, — сказала Фрида.

— Он всего в двух милях отсюда.

— Есть там на что смотреть?

— О да! Это в лесу; странная скала. О ней есть история. Я всегда любила такие истории.

— Какая история?

— Если пойдешь туда в определенное время, увидишь своего суженого.

Мы рассмеялись. Моник сказала:

— У меня нет пока что особого желания видеть Анри де ла Крезеза. Для этого будет достаточно времени, когда я уеду отсюда.

— А, — сказала Эльза, — но ведь судьба может решить, что вам не он предназначен.

— И суженый появится на этом месте? Что этот Пик Пильхера собой представляет?

— Я расскажу вам эту историю. Много-много лет назад был обычай приводить на Пик Пильхера застигнутых в прелюбодеянии, их заставляли взобраться на вершину и сбрасывали вниз. Это происходило в полнолуние. Многие погибли там, так что от их крови земля сделалась плодородной, и вокруг Пика стали расти деревья, образовался лес.

— И вот это место нам и нужно бы посетить?

— У Корделии последний семестр. Ей следовало бы увидеть его, пока можно. Завтра ночью будет полнолуние, да к тому же это Охотничья луна. Очень подходящий момент.

— Охотничья луна? — спросила Моник.

— Она следует за Урожайной луной. Одна из самых лучших — и время охотничьего сезона. Это бывает только в октябре.

— А сейчас и вправду октябрь? — спросила Фрида. — Так тепло.

— Вчера вечером было холодно, — сказала Лидия, вздрагивая от воспоминания.

— Днем замечательно, — сказала я. — Нам следовало бы как можно больше этим пользоваться. Странно знать, что я больше не вернусь сюда.

— А тебе бы хотелось? — спросила Моник.

— Мне будет вас всех недоставать.

— Зато ты будешь со своей замечательной тетушкой, — с завистью сказала Фрида.

— И вы будете богаты, — сказала Эльза, — да еще независимы, поскольку вам будет принадлежать школа и замечательный старый помещичий дом.

— Нет, нет. Еще много лет нет. Я получу его, когда умрет тетя Пэтти, а я этого никогда не пожелаю.

Эльза кивнула.

— Что ж, если вы не хотите идти к Пику Пильхера, я расскажу другим.

— Почему бы нам и не пойти? — сказала Лидия. — Это завтра… полнолуние?

— Мы могли бы взять фургончик.

— Можно было бы сказать, что мы хотим поискать в лесу какие-нибудь дикорастущие цветы.

— Думаете, нам позволят? Дикорастущие цветы — не совсем подходящая тема для гостиных знати. Да и какие дикие цветы могут быть в это время года?

— Мы могли бы придумать что-нибудь еще, — сказала Лидия.

Однако никто не мог предложить ничего подходящего, и чем старательнее мы думали, тем желаннее становился поход к Пику Пильхера.

— Я знаю, — наконец сказала Эльза. — Вы отправитесь в город выбрать пару перчаток для тетушки Корделии. На нее произвели такое впечатление те, в которых Корделия приезжала домой, и конечно же таких перчаток… таких элегантных, таких подходящих… не делают нигде, кроме Швейцарии. Мадам это покажется вполне правдоподобным. Затем фургончик вместо того, чтобы отправиться в город, повернет и отправится в лес. Это всего две мили. Вы могли бы попросить дополнительное время, поскольку захотите зайти в кондитерскую и выпить чашечку кофе с одним из тех пирожных со сливками, какие можно найти только в Швейцарии. Я уверена, что разрешение будет получено, и это даст вам время отправиться в лес и посидеть под дубом влюбленных.

— Какое вероломство! — воскликнула я. — Что, если мадам де Герэн узнает, как ты нас развращаешь? Тебя вышвырнут бродить в заснеженных горах.

Эльза сложила руки, словно в мольбе.

— Умоляю, не выдавайте меня. Это только шутка. Мне хотелось придать вашей жизни немного романтики. Я засмеялась вместе с остальными.

— Что ж, почему бы нам и не отправиться? Скажи, что мы должны делать, Эльза?

— Вы сядете под дубом. Его нельзя не узнать. Он расположен прямо под Пиком. Просто сидите и разговаривайте… Как обычно. Потом, если вам повезет, появится ваш будущий муж.

— Один на четверых! — воскликнула Моник.

— Может и больше… кто знает? Но если хоть один придет, этого достаточно, чтобы доказать, что в легенде что-то есть, а?

— Это нелепо, — сказала Фрида.

— Зато нам будет куда пойти, — возразила Моник.

— Наша последняя прогулка перед наступлением зимы, — сказала Лидия.

— Кто знает? Она может начаться завтра.

— Тогда для Корделии будет слишком поздно, — напомнила нам Лидия. — О Корделия, ну уговори же тетю Пэтти позволить тебе остаться еще на год.

— Двух вполне достаточно для наведения лоска. Должно быть, я и так уже слишком сверкаю.

Мы посмеялись и решили, что на следующий день отправимся к Пику Пильхера.


Было ясное послеполуденное время, когда мы собрались в путь. Благодаря солнцу было тепло, словно весной, и у всех было превосходное настроение, когда фургончик свернул с дороги, ведущей в город, и повез нас в лес. Воздух был чистым и бодрящим, на дальних горах сверкал снег. Я ощущала острый запах сосен, которые составляли большую часть леса. Однако между вечнозелеными деревьями были и дубы, один из которых нам предстояло найти.

Мы спросили возчика о Пике Пильхера, и он сказал нам, что мы не можем ошибиться. Он покажет нам его, когда мы свернем за поворот, скала высоко вздымается над ущельем.

Ландшафт был восхитительным. Вдалеке мы видели склоны гор, ближе к долинам покрытые лесами, дальше вверх растительность становилась более редкой.

— Интересно, кто из нас его увидит? — прошептала Лидия.

— Никто, — откликнулась Фрида. Моник засмеялась.

— Это буду не я, потому что я уже знаю своего жениха.

Мы все рассмеялись.

— Я полагаю, Эльза выдумывает половину того, что говорит, — добавила я.

— Вы верите в то, что она потеряла положение в свете?

— Не знаю, — задумчиво сказала я. — В Эльзе что-то есть. Она не похожа на других. Это может быть правдой. С другой стороны, она могла это выдумать.

— Как видения у Пика Пильхера, — сказала Фрида. — Она посмеется над нами, когда мы вернемся.

Мы счастливо покачивались взад-вперед, стук лошадиных копыт звучал успокаивающе. Когда я уеду, мне будет недоставать этих прогулок. Но, конечно, замечательно будет оказаться дома с тетей Пэтти.

— Вон и Пик, — сказал возчик, указывая хлыстом.

Мы все посмотрели туда. С этого места он производил сильное впечатление, похожий на старое морщинистое лицо… коричневое, сморщенное и недоброе.

— Интересно, неужели это и есть Пильхер? — спросила Моник. — И вообще, кто такой этот Пильхер?

— Нам придется спросить у Эльзы, — сказала я. — Она кажется кладезем информации в такого рода делах.

Мы были уже в лесу. Фургончик остановился, и наш возчик сказал:

— Я подожду здесь. А вы, юные дамы, идите по этой тропинке. Она ведет прямо к подножию скалы. Там внизу есть большой дуб, который называют Дубом Пильхера.

— Это нам и нужно, — сказала Моник.

— Меньше полумили, — он взглянул на часы. — Я буду готов забрать вас обратно, скажем, через полтора часа. Приказано, чтоб вы не опаздывали.