— Что будем делать? — спросила я. Тетя Пэтти рассмеялась.

— Мы отбросим свои проблемы и будем радоваться жизни, а, Вайолит?

— Как скажешь, Пэтти.

— Да, — сказала тетя Пэтти. — Дело вот в чем, дорогая. Я уже некоторое время подумываю о том, что неплохо было бы уйти в отставку, и я бы давно это сделала, если бы не… — она взглянула на меня, и я продолжила:

— Если бы не я. Вы держали школу для меня.

— Я думала, это может стать твоим будущим. Я думала, что уйду на покой и буду просто советовать, когда ты спросишь, или что-нибудь в этом роде. За учебой в Шаффенбрюккене стояла именно эта идея.

— И вы отправили меня в дорогую школу, когда у вас уже были финансовые трудности?

— Я думала о будущем. Беда в том, что дело зашло несколько слишком далеко. Так что… случай подвернулся, и я решила продать усадьбу.

— Здесь будет школа?

— Нет. Какой-то миллионер хочет реставрировать дом и жить лордом в своем замке.

— Тетя Пэтти, а как же мы?

— Все устроено, дорогая. Совершенно удовлетворительно. У нас очаровательный домик в Молденбери… близ Ноттингема. Это красивая деревушка в глубинке. Конечно, он не так велик, как Грантли, и я могу взять туда с собой только Мэри Энн. Надеюсь, остальные слуги смогут остаться работать у новых владельцев Грантли. Родители предупреждены. Мы закрываемся в конце весеннего семестра. Все уже улажено.

— А этот дом — где он? Молденбери?

— Мы ведем о нем переговоры. Скоро он перейдет в наши руки. Все устроено к нашему общему удовольствию. У нас будет на что жить: возможно, просто, но вполне достаточно по нашим потребностям, и мы сможем посвятить себя сельской жизни, занимаясь всякими делами, на которые раньше никогда не хватало времени. И я не устаю повторять Вайолит, что мы великолепно приспособимся.

Я взглянула на Вайолит. Она не была настолько оптимистично настроена, как тетя, но оптимизм и не был отличительной чертой Вайолит.

— Дорогая тетя Пэтти, — сказала я. — Вам следовало мне сказать раньше. Не нужно было позволять мне оставаться в Швейцарии. Это, по-видимому, было до нелепости дорого.

— Взявшись за гуж, я не собираюсь портить корабль, экономя на смоле, и если дело делать, так уж делать на совесть. Мне больше никакие изречения в голову не приходят, но уверена, что их полно в мою поддержку. Я поступила правильно по отношению к тебе, Корделия. Проведенное в Шаффенбрюккене время никак не потрачено втуне. Потом я скажу тебе больше. Я покажу тебе книги и как идут дела. Кроме того, я должна поговорить с тобой о нашем новом доме. Как-нибудь перед началом нового семестра мы съездим его посмотреть. Ты полюбишь его. Это прехорошенькая маленькая деревушка, и я уже познакомилась с пастором, который кажется очень симпатичным джентльменом, а его жена переполнена добрыми пожеланиями. Я думаю, мы найдем это все очень забавным.

— И совершенно непривычным, — мрачно сказала Вайолит.

— Перемены всегда стимулируют, — сказала тетя Пэтти. — Мы двигались по проторенной колее слишком долго. Новая жизнь, Корделия. Вызов судьбы… Мы будем работать на благо нашей деревни… Праздники, благотворительные базары, комитеты, наследственные распри. Я предвижу, что нам предстоит интересная жизнь.

Она верила в то, о чем говорила. Это была замечательная черта тети Пэтти. Для нее все было забавным, волнующим и стимулирующим, и ей всегда удавалось убедить меня, если это не получалось с Вайолит. Но ведь мы с тетей Пэтти всегда знали, что Вайолит получает удовольствие от превратностей судьбы.

Я отправилась спать в ошеломленном состоянии. Будущее казалось довольно туманным.


На следующий день я узнала больше. Школа, как она сказала, уже некоторое время жила в кредит. Возможно, плата за обучение была недостаточно велика: финансовые консультанты сказали тоже, что она слишком много тратила на питание и топливо, таким образом затраты намного превышали поступающие средства.

— Я не хотела превращать школу в такую, какая описана Диккенсом в его замечательной книге. Я вовсе этого не хотела. Я хотела, чтобы моя школа была… точно такой, как мне виделось; а если она не может быть такой, то пусть лучше вовсе не будет школы. Вот так и вышло, Корделия. Не могу сказать, чтобы я огорчалась. Я хотела передать ее тебе, но ведь нет смысла передавать дело, близкое к банкротству. Нет, нужно вовремя закрыть невыгодное дело, сказала я. Именно это я и делаю. В нашем новом доме мы какое-то время будем отдыхать, а потом придумаем, что делать дальше.

У нее это звучало как новое волнующее приключение, в которое мы пускались, и я заразилась ее энтузиазмом.

После полудня, когда в школе шли занятия, я отправилась на прогулку. Я вышла около двух часов, намереваясь вернуться до темноты, которая наступала вскоре после четырех. Через неделю занятия в школе прервутся, а после этого останется лишь один семестр. Будет суета отъездов; учительницы будут готовить девочек к путешествию, провожать их на поезд, точно так же, как это было в Шаффенбрюккене. Я знала, что многие из учителей беспокоились по поводу нового места работы, и была уверена, что они найдут немногих нанимателей, с которыми было бы так же легко работать, как с тетей Пэтти.

Я ощущала в доме дух меланхолии. Как ученицы, так и учителя ценили атмосферу Грантли Мэнора.

И сейчас, когда тети Пэтти не было рядом, я загрустила. Я пыталась вообразить, каким будет мое будущее. Не могла же я всю жизнь прожить в провинциальной деревушке, даже если тетя Пэтти будет со мной. Почему-то я не и думала, что тетя Пэтти предполагает, что я смогу. Я поймала на себе ее почти приценивающийся взгляд, довольно таинственный, словно она припрятала что-то в рукаве и собирается извлечь на диво всякому, кто будет этому свидетелем.

Я всегда получала удовольствие от своей первой прогулки по возвращении в Грантли. Обычно я направлялась в городок Кантертон, заглядывала в лавки и останавливалась поболтать со знакомыми. Это всегда было приятно. Сегодня я не ощущала потребности говорить с людьми. Я не знала, что им известно о решении тети Пэтти, и, право, не могла говорить на тему, о которой имела всего лишь отдаленное представление.

Я миновала лесок и отметила, что в этом году на остролисте полно ягод. Скоро девушки станут собирать его ветки, ведь последняя неделя будет посвящена рождественским увеселениям. Они уже украсили в общей комнате елку и положили под нее привезенные друг для друга подарки. Потом будет концерт и пение рождественских гимнов в часовне. В последний раз… Какая же это грустная фраза!

Бледное зимнее солнце на миг показалось между туч. Воздух был прохладным, однако для этого времени года погода была довольно мягкой.

Я никого не встретила за пределами усадьбы. Мои мысли были заняты Рождеством. Много ли омелы соберут девушки в этом году? Обычно за ней приходилось охотиться, поэтому она казалась особенно драгоценной, и девушки устраивали торжественную церемонию, прикрепляя ее в таких местах, где их можно было бы поймать и поцеловать — если бы в доме оказались мужчины, которых можно было бы соблазнить на такой поступок.

У рощи я остановилась. И когда уже решила обойти ее и дойти до городка, но не входить в него, я услышала позади шаги. После я говорила себе, что знала, кто это будет, еще до того, как обернулась.

— Как? — воскликнула я. — Вы… здесь?

— Да, — сказал он с улыбкой. — Вы сказали мне, что живете в Кантертоне, вот я и подумал, что могу взглянуть на него.

— Вы… остановились здесь?

— Ненадолго, — ответил он.

— По дороге в… ?

— Другое место. Я подумал, что зайду навестить вас, пока нахожусь здесь, но прежде я надеялся встретиться, чтобы спросить, будет ли мне прилично посетить ваш дом. Я проходил мимо Мэнора. Это прекрасное старое здание.

— Вам следовало бы зайти.

— Прежде я хотел узнать, примет ли меня ваша тетя.

— Ну конечно же, она будет рада вас принять.

— В конце концов, — продолжал он, — мы не были представлены официально.

— Это наша четвертая встреча, если считать встречу в поезде.

— Да, — медленно сказал он, — я чувствую, что мы старые друзья. Насколько я понимаю, дома вас встретили очень тепло.

— Тетя Пэтти такая милая.

— Она вам предана.

—Да.

— Так что это было счастливейшее возвращение домой?

Я заколебалась.

— Нет? — спросил он.

Несколько мгновений я молчала, а он с некоторой тревогой смотрел на меня. Затем он сказал:

— Погуляем по лесу? Я думаю, в это время года он довольно красив. Деревья без листвы так прекрасны, вы не находите? Взгляните, какой узор они образуют на фоне неба.

— Да, я всегда так думала. Красивее зимой, чем даже летом. Только вряд ли это можно назвать лесом. Это скорее лесок… просто рощицы, которые тянутся не более четверти мили.

— Тем не менее давайте прогуляемся среди прекрасных деревьев, и вы сможете мне рассказать, почему ваше возвращение домой было не таким, как всегда.

Я все еще колебалась, и он взглянул на меня с легким укором.

— Вы можете мне довериться, — сказал он. — Я сохраню ваши тайны. Ну же, расскажите мне, что вас беспокоит.

— Все было совсем иначе, чем я ожидала. Тетя Пэтти мне даже не намекнула.

— Не намекнула?

— На то, что все не так… как следовало бы. Она… она продала Грантли Мэнор.

— Продала этот красивый дом! А как же процветающее заведение?

— Очевидно, оно не процветало. Я была поражена. Полагаю, свое положение принимаешь как нечто само собой разумеющееся. Не было никаких оснований в чем-то сомневаться. Тетя Пэтти никогда даже намеком не дала понять, что мы становимся беднее.

В лесу, казалось, вдруг похолодало.

Он остановился и нежно взглянул на меня.

— Бедное мое дитя, — сказал он.

— О, все не так плохо. Мы не умрем с голоду. Тетя Пэтти думает, что все это к лучшему. Но все, что происходит, ей всегда кажется к лучшему.

— Расскажите мне об этом… если хотите.

— Не знаю, почему я с вами так разговариваю… возможно из-за впечатления, что вам это интересно. Кажется, вы просто возникаете: сначала в лесу, потом на корабле и теперь… Вы довольно таинственны, знаете ли.

Он засмеялся.

— От этого вам только легче со мной разговаривать.

— Да, я полагаю, это так. Я не хотела появляться в городке, потому что там пришлось бы разговаривать с людьми, которые знают нас много лет.

— Что ж, поговорите тогда со мной.

Так я и рассказала ему, что тете Пэтти пришлось продать Мэнор, поскольку было бы слишком дорого поддерживать его в хорошем состоянии, и что мы переедем отсюда в другое место.

— Что же вы будете делать?

— Не знаю… Кажется, у нас есть маленький дом в центральных графствах. В сущности я пока не слишком много о нем знаю. Тетя Пэтти воспринимает обстоятельства так, что они не кажутся… трагичными, но я вижу, что Вайолит — это ее близкая подруга, которая живет с нами, — очень обеспокоена.

— Я могу себе это представить. Какой для вас ужасный удар! Примите мое глубочайшее сочувствие. Вы были так веселы, когда я увидел вас с подругами в лесу, и мне показалось, что они все вам немного завидовали.

Мы шагали по чахлой траве, а зимнее солнце просвечивало сквозь обнаженные ветви деревьев. В воздухе держался запах сырой земли и листвы, и мне поневоле казалось: из-за того, что он со мной, должно произойти нечто важное.

Я сказала:

— Мы поговорили обо мне. Расскажите о себе.

— Вам это не будет слишком интересно.

— О, будет. У вас такая манера… возникать. Это в самом деле интригует. То, как вы оказались возле нас в лесу…

— Я прогуливался.

— Было так странно, что вы там появились, а потом в поезде и на пароме… а теперь здесь.

— Здесь я потому, что это мне по дороге, и я рассчитывал заглянуть к вам.

— По дороге куда?

— Ко мне домой.

— Значит, вы живете в Англии.

— У меня есть владение в Швейцарии. Полагаю, можно сказать, что мой дом в Англии.

— И сейчас вы на пути туда. А ведь я не знаю даже вашего имени.

— Разве оно никогда не упоминалось?

— Нет. В лесу…

— Тогда я был просто прохожим, не так ли? Было бы не совсем прилично обмениваться визитками.

— Потом на корабле…

— Думаю, вам довольно сильно хотелось спать.

— Давайте покончим с тайной. Как вас зовут?

Он заколебался, и мне показалось, что он не хочет называть себя. Значит, была какая-то причина. Несомненно, он был загадкой.

Затем он вдруг сказал:

— Эдвард Комптон.

— О… так значит вы все-таки англичанин. Я гадала, вполне ли вы таковым являетесь. Где ваш дом?

Он сказал:

— Это Комптон Мэнор.

— О… далеко это отсюда?

— Да. В Суффолке. В маленькой деревушке, о которой вы никогда не слышали.

— В какой деревушке?

— Кростон.

— Да, я никогда о ней не слыхала. Это далеко от Бери Сент-Эдмундз?