Катя Миллэй - Океан безмолвия

Дрю стоит передо мной, из руки идет кровь, вид у него такой подавленный, что мне впору начать его утешать. Но я не могу. Все кончилось, и уровень адреналина у меня падает, хочется поскорее убраться отсюда. От меня разит Кевином Леонардом, и я тоже начинаю трястись.

Прислоняюсь к стене, чтобы не упасть. Дрю поднимает с пола мой телефон, сует себе в карман, потом снова поворачивается ко мне. Еле слышно ругнувшись, пытается вытереть мне кровь у глаза рукавом своей рубашки.

— Идти можешь? — тихо спрашивает он.

Взглядом я отвечаю, что могу и незачем задавать такие вопросы. Молчу. Мы поворачиваемся в сторону двери, и я сознаю, что трусы у меня по-прежнему спущены до лодыжек. Я останавливаюсь и тупо смотрю на них. Дрю оборачивается, чтобы узнать, в чем дело, и следует за моим взглядом. Все его мышцы напрягаются, когда он видит причину остановки. Снова хочет выругаться, а я наклоняюсь и натягиваю трусы, и в этот момент не могу смотреть ему в лицо.

— Держись за мной, ладно? — Дрю говорит сдавленным голосом, как будто испытывает боль. Крепко берет меня за руку, стискивает ее почти до боли и ведет меня, стараясь оградить от посторонних взглядов. В зале первого этажа я вижу Тьерни Лоуэлл, она смотрит на меня, я быстро отворачиваюсь. Я загораживаю лицо волосами и наклоняюсь к спине Дрю, как будто я пьяная в хлам, и иду так через толпу гостей, пока мы не выходим на улицу. Да я, пожалуй, и в самом деле хлам.

У меня опухло лицо, из раны идет кровь, но мне все равно. В первый раз я решила перестать поганить свою жизнь, но не имею возможности порадоваться такому решению, так как опоздала на пять минут с его принятием.

По крайней мере, никто не скажет, что это решение было случайным.

— Ну, как ты? — Дрю задал этот вопрос только тогда, когда мы сели в его машину и отъехали от дома Кевина. Ненавижу этот вопрос, уже несколько лет.

— Нормально, — отвечаю я. — А у тебя рука… — Я смотрю на его пораненную руку, железной хваткой сжимающую руль.

— Да черт с ней, с рукой, — резко восклицает он; я даже отпрянула: в первый раз слышу, как он повысил голос. — Извини. Прости.

Дрю сворачивает на стоянку перед магазинчиком и останавливает машину. Вся эта ситуация — полный идиотизм, именно так и высказался Дрю три или четыре раза.

— Как это произошло? — Он говорит таким тоном, будто ответ ему и не нужен.

— Просто дурацкая ситуация вышла из-под контроля.

— Ты так думаешь? — резко спрашивает он.

— Ты на меня сердишься? — спрашиваю я.

— Я на себя сержусь.

— Почему?

— Как почему? Ты же оказалась в той комнате из-за меня. Я не сразу увидел твое сообщение. Думал, ты просто сидишь там и ждешь, а когда вошел — ты на полу, а на тебя навалился Кевин Леонард. — Дрю делает глубокий вдох, медленно выдыхает, глядя, как на вывеске магазина мигает одна буква. — Джош меня убьет.

— Джошу все равно.

— Сама знаешь, что это неправда, так что не надо. Я не собираюсь с тобой спорить. — Он сказал это так веско, что я прямо чувствую тяжесть его слов.

— Если б ты знал, как я поступила с Джошем, ты бы тоже меня ненавидел. Ему все равно, и я его не виню.

— Ты права. Я не знаю, как ты там поступила с Джошем. Понятия не имею, что у вас там стряслось, вы же мне не рассказываете. Но знаю точно: этого недостаточно, чтобы он перестал беспокоиться, если кто-то тебя обидит.

Я опускаю защитный козырек и рассматриваю в зеркале ссадину на лице и порез под глазом. Не так уж страшно, но щека и лоб начинают опухать, так что завтра вид будет хуже.

— Он вроде был в штанах. — Теперь Дрю водит пальцем по эмблеме на руле.

Я киваю, хотя он на меня не смотрит.

— То есть он не…

— Нет, — отвечаю я. Не хочу больше говорить о Кевине Леонарде. — Еще кто-нибудь видел? — спрашиваю.

— Вроде нет. Тьерни видела, она же нас специально искала, вот и… — Дрю замолчал на полуслове. — А больше, кажется, никто не обратил внимания.

Сидим молча, словно завороженные мигающей рекламой лотереи.

— Я не должен был оставлять тебя одну.

— Ну и как у вас с Тьерни? — интересуюсь я, не обращая внимания на подразумеваемое извинение.

— Не знаю. — Он тряхнул головой и повернул ключ зажигания. — Надо тебе лед приложить.

Дрю не говорит, куда мы едем. Не спрашивает, куда мне нужно. Мы едем туда, куда мне нужно, а может, и ему тоже. В дом Джоша.

Гараж оказался закрыт, но и у Дрю, и у меня есть ключ от дома. Он открыл замок и толкнул дверь, пропуская меня. Я вхожу, Дрю идет за мной. Оказавшись в темной прихожей, мы слышим некие звуки, но не сразу понимаем, что это.

Спустя минуту я всем сердцем жалею о том, что у нас есть ключ от входной двери.

Джош

— Что за черт, Дрю? Два часа ночи. — Я выглядываю, вижу у дома его машину, в ней никого нет. У меня была мысль, что он привез Солнышко ко мне, потому что она напилась, но в машине пусто. — Настю уже отвез? — спрашиваю я, а он проходит за мной в гостиную. «Настя» звучит как-то странно, но я почему-то теперь не могу вслух называть ее «Солнышко».

— Она дома.

— Так в чем дело? Ты же вроде должен был вернуться домой еще час назад? — Я пока не понял, зачем он приехал.

— Сара меня прикроет. — Дрю смотрит в сторону, как будто не решается что-то рассказать, и я начинаю сердиться, ведь наверняка это про Настю, что она опять напилась на очередной тусовке, куда он ее все время таскает; меня от этого уже тошнит. Он оборачивается ко мне, и я понимаю, что, вероятно, ошибся.

У него такое лицо, что я в полном недоумении. В нем нет совершенно ничего от Дрю, которого я знаю; весь мой сон как рукой сняло.

— В чем дело? Что случилось? — Он не отвечает. — Дрю, что произошло? — повторяю я более настойчиво.

— Да я даже толком не знаю, — глаза у него покраснели, он выглядит ужасно.

— Я сейчас сяду в машину и поеду туда, если ты толком не расскажешь все как есть.

— Джош, во всем этом нет никакого толку. — Теперь он зол и сердит, и по его гневному взгляду я понимаю, что он имеет в виду не только Солнышко.

— Загадками говоришь, прямо как она. Она не пострадала?

— Говорит, что нет. Лицо выглядит ужасно, но в целом вроде бы чувствует себя нормально.

— Что у нее с лицом? — Эти слова я произношу медленно, и голос у меня более низкий, чем я ожидал.

— Это Кевин Леонард.

— Кевин Леонард? — Мне хочется врезать Дрю в рожу, раз я пока не добрался до Кевина Леонарда, а ведь я даже не знаю, что, собственно, случилось. — Что он с ней сделал? — с трудом выдавливаю я. Стараюсь сдерживать свой гнев, чтобы выяснить подробности, но не знаю, как долго у меня получится.

— Не знаю. Он ее ударил. Кажется, пытался раздеть. Она мне ничего не рассказала. — Дрю ерошит волосы, и я замечаю, что у него из руки идет кровь, да и рубашка испачкана кровью.

— Как она вообще оказалась наедине с ним? Ты же все время был рядом с ней? Ты ведь затем и уговорил ее пойти?

Дрю внимательно рассматривает ссадины на пальцах правой руки, но не отвечает.

— Где ты шлялся? Таскаешь ее на эти тусовки, опаиваешь и потом бросаешь одну? — Я стараюсь подчеркнуть его вину.

Он вскидывает голову и всем своим видом начинает оправдываться.

— Джош, она — не беспомощная девочка. Может, ты не заметил, но она всегда поступает так, как хочет. Никуда я ее не таскал, а напоил только в тот первый раз. Теперь она напивается сама. — Он пытается оправдаться перед самим собой, но, как я вижу, у него не получается.

— Она не любит оставаться одна на этих тусовках. И ни за что не ушла бы от тебя.

— Она и не уходила. — Вот! Значит, он бросил ее одну. — Она прислала мне эсэмэску, но я не услышал. Потом поднялась на второй этаж, там не так шумно, хотела позвонить тебе, чтобы ты за ней приехал. И когда я туда поднялся, смотрю — она лежит на полу, а Кевин навалился на нее.

Все лицо в синяках, ссадинах, кровоподтеках, рассказывает Дрю, а когда начинает говорить о том, что ее белье было спущено до лодыжек, умолкает, чтобы не заплакать, и если бы я не испытывал такого отвращения ко всему человечеству, я бы, наверно, тоже заплакал.

— Так ты бросил ее. — Я готов его убить. Готов во всем обвинить его, чтобы не винить себя. А о том, что она могла позвонить, я даже не в состоянии думать.

— Да, Джош! Именно так! Я уговорил ее пойти со мной, вызвав в ней чувство вины, а потом бросил одну, потому что я эгоист, и такое поведение для меня типично. Думаешь, я этого не знаю? Поверь мне, знаю. Можешь не напоминать, что я полный идиот. Мне об этом напоминают всю ночь — и ее лицо, и кровь на нем и… — Дрю снова взъерошил волосы, голос его снова прервался, я очень надеюсь, что он не расплачется, я не могу это видеть. И так уже достаточно приключений. В эту минуту я представил ее лицо, кровь; самому бы не расплакаться. — Поверь, — говорит он. — Я это знаю. Знаю.

Он стоит, прислонившись спиной к кухонному столу, а я — напротив него у стены. Мы долго молчим, кажется, целый час, но на самом деле, скорее всего, не больше минуты.

— И она ничего тебе не рассказала?

— Да нет. — Дрю устало качает головой. — Самый дебилизм, что она даже не удивилась. Как будто ждала этого.

— Почему ты не привез ее сюда? — спрашиваю я.

— Привез. — Он молча смотрит мне в глаза, давая время усвоить эту информацию; ведь я был потрясен тем, что случилось с Солнышком, и почти забыл, чем занимался в тот момент, когда она оказалась один на один с Кевином Леонардом. — Подумай хорошенько, Джош. Часа два назад мы поехали прямо к тебе. Гараж был закрыт, свет выключен, я решил, что ты спишь, и открыл дверь своим ключом. Мы вошли, и что же мы услышали?

— Так она вошла вместе с тобой. — Это не вопрос. Это — граната.

— Я решил, что ей обязательно надо увидеться с тобой, только это могло ей помочь. — Голос Дрю полон желчи и сарказма, не знаю, кого из нас он сейчас презирает больше.

— И что она сказала? — спрашиваю я, но негромко, вообще-то я не хочу знать, что она сказала. С того момента, как она ушла, я думаю только о том, когда же она вернется. Вот, вернулась.

— Ничего. С тех пор, как мы вошли, она не сказала ни слова.

— Мне надо ее увидеть. — Я не хочу ее видеть. Не хочу увидеть в ее лице, что ей известно, чем я занимался. Не хочу думать о том, что я и сам знаю, чем занимался. Но мне необходимо ее увидеть. Я должен убедиться, что она есть, что она жива-здорова, пусть даже меня ненавидит. Ее обида, возможно, погубит меня, но ее ненависть я переживу.

— Нет.

— Нет?

— Нет. — Без вариантов.

— Почему ты решил, что мне нельзя ее увидеть?

— А почему ты решил, что можно?

— В каком это смысле?

— В таком смысле: когда мы входили в твой дом, она выглядела ужасно, но когда выходили, вид у нее был еще хуже.

Мне плохо. И вовсе не в переносном смысле. Меня сейчас вырвет. Дрю понял это по моему лицу, и голос его смягчился. А может, он просто устал от всей этой ночной мерзости.

— Джош, даже если бы я считал, что можно, а это не так, ведь в данный момент ты ведешь себя как я и мне не очень нравишься. Но даже если бы я считал, что ты можешь с ней увидеться, решать не мне.

— Она не хочет меня видеть.

— Не хочет, — подтверждает Дрю. Он не пытается меня подбодрить, и впервые за эту ночь я ему благодарен. — Ты когда-нибудь расскажешь, что между вами произошло? — не унимается он.

— Нет.

— Ладно. Может, скажешь тогда, почему ты спишь с Ли? — говорит он ледяным тоном, с ледяным выражением на лице.

— Да мы давно с ней спим, уже несколько лет. — Это правда. Это стало второй натурой. Формально я не совершил ничего плохого. Никого не обманывал. Никому не изменял. Не оставлял Настю один на один с этим пьяным идиотом. Я могу выдвигать любые аргументы — перед Дрю, перед Солнышком, перед самим собой, — но, несмотря на «ничего плохого», чувствую себя последней сволочью.

Я даже могу сказать, почему так поступил. По той же причине, что и в первый раз и в последующие разы. Это меня успокаивало, позволяло ощущать себя нормальным человеком. Появилась Ли, вошла в дом, сказала «привет», и все это абсолютно естественно и непринужденно. Уселась на диван, мы посмотрели телик, потом она наклонилась и поцеловала меня. И я не возражал, так как считал, что теперь мне не придется за это расплачиваться, не придется делать выбор. Солнышко сделала выбор за меня.

Ли взяла меня за руку, повела в мою комнату, и я последовал за ней. Всего на одну ночь я хотел притвориться, что ни по ком не тоскую.