Единственное, что Ляле доставляло удовольствие — это тратить деньги. Как будто они с неба сыпались. Этакая кажущаяся компенсация всех её бед.

У меня не было отдушины и у неё тоже, это нас роднило и объединяло. Её муж поощрял нашу дружбу, так Ляля всегда была под контролем. И мой, уверовавший, что жёны руководства просто обязаны души не чаять друг в друге.

О реальном положении вещей в семье шефа никто не думал и не догадывался.

Только я знала и я любила…

Илью я любила по-настоящему. Но даже вида показать не могла. Довольствовалась тем, что имела. Если он поймёт, то всё прекратится. Я понимала как никто. Научилась скрывать своё чувство, маскируя его похотью.

Отрывалась с ним на всю катушку. А потом ревела украдкой, потому что он для меня лишь мечта.

Как-то сказала ему, что мне очень жалко Лялю. Что её никчёмность просто обезоруживает. А он ответил, что и ему жалко. Что он тоже где-то виноват перед ней, а потому тянет с разводом. Да и сын есть, а она мать как-никак. Хотя скорее никак. Вот что сказал.

А через какое-то время мы с ним заехали в тот дом у моря. Ему бумаги понадобились, которые там находились.

Интересно, что, несмотря на то, что в доме мы были одни, он даже притронуться к себе не дал.

— Только не здесь, Лара, — вот и весь сказ.

А в глазах такая тоска.

Я взгляд от картины над камином отвести не могла. Два моря и столько слёз.

— Кто художник?

— Нравится?

— Она плачет, разве ты не видишь?

— Картина? — он улыбнулся.

— Художник, а за ним и творение.

— Она умела рисовать море. Она умела чувствовать его и любить. Она вообще умела любить. Тогда не умел любить я. Осталось только две картины. Эта и ещё одна, у меня в квартире.

— Не помню, хоть убей, не помню.

— Видимо, вверх ты у меня в спальне глаза не поднимаешь. Поехали.

Секс был грубым, как месть. Мне ли? Ляле? Или той, которую не умел любить он? Я не знаю. Но именно тогда я поняла, что грядёт время перемен, что он не сможет и дальше плыть по течению. А его возрождение и развод знаменуют мою отставку. Ну и пусть. Только бы он стал счастливым.

Время перемен несло перемены для всех. Мы с моим благоверным тоже попали в этот водоворот, и нас закрутило.

Я не смогла сразу прийти на помощь брошенной Ляле. Потому что дома в моей собственной семье меня поджидал сюрприз. Мой муж уходил к другой. Почему? Ответ прост. Она могла рожать. У неё имелся влиятельный папаша и деньги. Нас с ним больше ничего не связывало. Он продолжал двигаться к своей цели, раздавив меня, как котёнка.

Ну что ж, закономерно.

Лялю сначала пыталась привести в чувство. Она болела похмельем. Но трезветь она просто не хотела. Тогда я решила её споить. Мне бы самой с силами и духом собраться. Она пила и билась, как раненый зверь. Я сочувствовала и понимала насколько ей больно, на тот момент, как никто.

Но позвонила ТА женщина и сообщила о болезни Ильи.

Ляля восприняла это как месть небес за неё.

Я же поняла, что надо действовать. Я не могу допустить краха его фирмы. Я не могу оставить его в беде. И я не оставлю. Уйду позже, как только всё утрясётся. В любой революции есть жертвы. В этой жертвой стану я.

Оставив Лялю одну, чётко понимая, что ей ничего не угрожает, кроме пары дней запоя, я поехала к своему уже почти бывшему мужу. Я сообщила всё, что узнала. И мы вдвоём собрались лететь в Москву. Туда, где всё у нас когда-то начиналось и где должно было закончиться.

Правда, в тот момент я почти не думала ни о себе, ни о муже.

Только бы с Ильёй всё было хорошо.

========== Мила ==========

Всю дорогу до дома Миша молчал, прилипнув носом к окну автомобиля. Дорогу разглядывал.

Я припарковала машину в гараже под домом, вытащила сумку с его вещами и чемодан его деда из багажника.

— Мишенька, давай ты будешь держаться за сумку, у меня не осталось свободных рук.

Он послушно схватился за ручку своей сумки. И мы вошли в лифт. Я почувствовала, как ручка задрожала. Ребёнок испугался, он никогда не поднимался раньше на лифте.

— Тебе страшно? — спросила его я.

Он лишь мотнул головой из стороны в сторону, как бы говоря «нет». Но весь его облик свидетельствовал об обратном. Как только мы оказались на лестничной клетке, мальчик аж выдохнул.

Девочки с няней ещё не пришли с прогулки, и дома мы с Мишей пока что очутились одни.

Ребёнок он оказался удивительный.

Во-первых, он очень походил на своего отца: и коренастостью, и светлыми непослушными волосами, и манерой улыбаться, и ямочками на щеках. Да и форма носа полностью повторяла носы моих девочек, как и цвет глаз. Он плоть от плоти моего любимого человека, и я просто не смогла сразу же не полюбить его. Он был родным братом моих девочек, а это что-то значило. Но умилялась я его схожести с моими детьми совсем недолго. Он просто обезоружил меня своими вопросами.

Предложила ему, пока я занимаюсь приготовлением обеда, поиграть на компьютере, предоставив ему мой собственный, или посмотреть мультфильмы. Миша очень вежливо отказался, аргументировав тем, что мама не разрешает ему этого делать.

Он устроился на табуретке на кухне. А потом предложил мне чем-нибудь помочь.

Убил наповал. Я никак не могла себе представить, чем может мне помочь пятилетний ребёнок. Моим девицам в голову такое не приходило. Но этот маленький мужичок был другим.

— Тётя Мила, я могу почистить картошку, если у вас специальная детская чистилка есть. Или морковку, я умею.

Мы с ним поискали нужную чистилку, но не обнаружили такую. Он успокоился, просто наблюдая за мной.

— Миша, что ты обычно делаешь дома?

— Когда папа дома, я с ним играю, а когда его нет, всякими делами занимаюсь. Читаю каждый день. Слушаю музыку. Смотрю познавательные передачи. Потом готовлю рассказ о проведённом времени. Мама так мою няню контролирует. Но это всё в прошлом. Дедушка сказал, что жить я буду только с папой, и дела у меня будут другие.

— А с какими игрушками любишь играть?

— С машинками радиоуправляемыми, мы с папой знаете, как гоняем, и аварии у нас такие — бух! Бумс! И всё перевернулось. И бабах, покатилось!

Он вдруг ожил, стал снова маленьким мальчиком с блестящими глазками, показывая руками, как переворачиваются и падают машины, но очень быстро взял себя в руки и снова примерно сидел на табуреточке.

— Мои сёстры скоро придут? — ему, наверно, надоело моё скучное общество и хотелось к детям.

— Скоро. Думаю, вы подружитесь.

— Тётя Мила, я никак не могу понять… Если я теперь буду жить с папой, мои сёстры тоже будут жить с папой? А тогда где будете жить вы?

Я чуть не обожглась, вернее, обожглась, потому что уронила котлету в раскалённое масло и брызги попали на меня.

— Миша, папа купил квартиру, и у нас с тобой и девочками есть задача — сделать её красивой. Мы скоро туда поедем, ты выберешь себе комнату, и мы будем делать её такой, как тебе понравится. Согласен?

— У вас там тоже будет комната?

От ответа на этот вопрос меня спасли собственные дочери, вернувшиеся с прогулки. Что я могу ответить ребёнку? Кто я для него? Пока я лишь неизвестно откуда свалившаяся на его голову тётка, совершенно чужая и незнакомая, которая занимает какое-то место рядом с его любимым отцом. Причём, какое — не знает ни она сама, ни его любимый папа. А ещё у него появились две сестры, тоже чужие и родные одновременно.

Но дети есть дети. Они находят общий язык гораздо быстрее закомплексованных взрослых. Хотя дело не в взрослости, а просто в том, что дети искренни в своих мыслях и поступках, взрослые же всегда анализируют. Если я сделаю так, то получится… и так далее. А дети — просто дети. Без лишних заморочек.

Девочки приняли брата как нечто само собой разумеющееся. Надолго ли — я не знала. Но приняли. Объяснила дочкам, что вечером приедет ещё и новый дедушка для полного комплекта. Так что скучно им не будет.

Не успела я доделать обед, как раздался телефонный звонок. Встречи со мной требовал заместитель Ильи. Обещала подъехать в гостиницу, как только закончу с домашними делами.

Усадила детей обедать. Няня пока наводила порядок в детской комнате и раскладывала по местам Мишкины вещи.

Яна съела полкотлеты и отодвинула тарелку.

— Мама, я больше не хочу.

Анита котлету одолела, но к пюре не притронулась.

Миша ел, закусывая куском хлеба.

— Мама, — снова Яна, — у нас что к чаю?

— Пирожные, но для этого надо доесть, — я решила проявить твёрдость. Мне сейчас только капризов с едой не хватало.

— Тётя Мила, я всегда съедаю, всё-всё, что дают. Еду нельзя выбрасывать, она денег стоит. А с неба они не падают.

Он говорил заученную фразу и следовал тому, к чему его приучили? Илья? Нет. Я была в этом уверена, он был расчётливым, но не жадным. Миша ставил меня в тупик. Этот запрограммированный мальчик оставался ребёнком, но слишком вымуштрованным.

— Добавки хочешь?

Глазки опять загорелись, и снова он вернулся в свои рамки.

— Переедать нельзя, лучше встать из-за стола с чувством лёгкого голода. Я бы ещё кусочек хлебца взял, если можно.

Он умял вторую котлету с ещё одной порцией пюре. Мои девочки от удивления не могли произнести ни слова, Яна перестала капризничать и принялась за еду.

— Миша, питаться пирожными гораздо вкуснее, — объясняла ему Анита.

— Питание должно быть правильным, а в пирожных одни углеводы, — он пожал плечами, явно копируя мать, а потом снова выпустил своего внутреннего бесёнка и произнёс: — Они и вправду вкусные. Я их ночью ворую из холодильника.

Мы все дружно рассмеялись.

— Миш, у нас тут немного другие порядки. Так что ты ешь и не стесняйся. Договорились?

— Договорились. Тётя Мила, а моя мама к нам сюда приедет?

— Ты очень скучаешь по ней? Я понимаю.

— Нет, не очень скучаю. Но скучаю. Она меня тоже не очень любит, потому что я позорю её, если она меня с собой берёт.

— Куда берёт?

— В магазины. Я за вешалки прячусь.

— Миш, вечером приедет дедушка и тебе будет не так одиноко. А утром приду я. Всё будет хорошо, мой мальчик.

— Вы меня обнимете?

— Конечно.

Он долго не отпускал меня, а я слушала, как быстро колотится его маленькое сердечко. Что же наделала Алевтина со своим мальчиком? Она же радоваться ему должна была. Вон какой парень. Гордиться можно. А она на нём обиды свои вымещала, пользуясь его беззащитностью.

— Я вернусь утром, Мишутка.

Поцеловала мальчика и своих капризуль тоже. Они взяли его за руки с обеих сторон и пошли играть.

========== Мила ==========

С Сергеем и Ларисой мы встретились в ресторане отеля. Я немного задержалась в пробке, а потому опоздала минут на двадцать. Так что им пришлось меня ждать.

Поздоровались. Попросила перейти сразу к делу.

— Эмилия, вы заставили нас ждать, а теперь торопите. Может быть, сначала поужинаем, узнаем друг друга поближе. Тогда поговорим о делах, вернее, о договорах и счетах. Хотя дел у нас много. Не на один час работы.

— Зачем вам меня узнавать? Вот копия генеральной доверенности. Общение у нас с вами сугубо деловое. Так что давайте то, что я должна подписать, и я поеду.

Брови Сергея поползи вверх.

— Извините, вы для нас человек новый и несколько неожиданный. Странно, что Илья Дмитриевич так легко доверил вам все свои дела, да что уж говорить, всё своё состояние, а также фирму. Согласитесь, что это настораживает. Вы по профессии кто?

— Я — дизайнер интерьеров. И, думаю, я не обязана отчитываться перед вами, а тем более обсуждать действия вашего начальника. Он мне доверяет. Вот и всё, что вы должны обо мне знать.

— Мы с супругой хотели навестить его в больнице. Но нам отказали. В связи с чем?

— Просто Илью Дмитриевича нельзя волновать. А вы вольно или невольно можете послужить причиной.

Я внимательно смотрела на Ларису, а она на меня. Нет, обо мне она не слышала. Ляля рассказывать такие подробности не станет, а Илья — так тем более. Да уж, для них я тёмная лошадка. Вон как насторожены. Недоумевают, однако.

— А вас пускают? — с ехидцей спросил Сергей.

— Да, — я не стала распространяться о причинах такого благоволения ко мне со стороны врачей.

— Хорошо, вот папка с документами.

Размеру, вернее, толщине папки я поразилась. Откуда столько нерешённых дел за какие-то три дня? Но Сергей вручил мне в руки ручку и стал показывать, где я должна подписать.

— Извините, я должна сначала ознакомиться.

Взяла в руки документ и почувствовала, как тону в неопределённости его содержания. Отложила его в сторону и взяла следующий, в нём речь шла о покупке магистральных тягачей «Foton», пяти штук, причём не новых, а с хорошим пробегом.