Бертрис Смолл - Околдованная

3 сентября 1650 года

Джеймс Лесли, пятый граф и первый герцог Гленкирк, умирал на поле брани, сраженный шпагой в злосчастной битве при Данбаре.[1] Повсюду, насколько хватало взора, лежали тела отважных воинов, преданных ему до конца. Шотландцев наголову разгромила армия вполовину меньше численностью. О, как проклинал Джеймс идиотскую самонадеянность, побудившую шотландцев покинуть выгодную позицию на холмах, окружавших данбарскую равнину, и стать лагерем прямо перед носом англичан! Приказ оказался фатальной ошибкой, ибо здесь негде было воздвигнуть укрепления, и это быстро поняла армия шотландских ковенантеров[2] короля Карла II. Из двадцати трех тысяч воинов, встретивших наступление дня, только девять тысяч увидели его конец, знаменовавший крушение надежд наследника династии Стюартов.

Среди немногих уцелевших был Рыжий Хью Мор-Лесли, капитан личной стражи герцогини Гленкирк. Увидев, как падает его господин, он помчался туда, перепрыгивая через раненых и умирающих, чтобы прижать к груди Джеймса Лесли.

– Мы вытащим вас отсюда, милорд, – пообещал он.

Джеймс Лесли слабо качнул головой и, прежде чем навеки закрыть глаза, прошептал одно-единственное слово:

– Жасмин…

Сыпля проклятия вперемежку с жалобами, не стесняясь лившихся по щекам слез, Рыжий Хью собрал уцелевших воинов Гленкирка. Из ста пятидесяти человек осталось тридцать шесть. Положив тело господина на седло верного боевого коня и собрав оставшихся без хозяев лошадей, люди Гленкирка поспешно отступили на северо-восток.

Солдаты Кромвеля отнюдь не славились почтением к мертвым, равно как и к живым противникам, и Рыжий Хью лучше сдох бы сам, чем позволил осквернить и ограбить труп герцога. Джеймс Лесли будет похоронен в своей земле, как и все прежние владельцы Гленкирка, если не считать его отца.

К сожалению, большинство предков Лесли погибли в боях – битвах во имя Стюартов.

Капитан мрачно усмехнулся. В 1542-м при Солуэй-Мосс этот мир покинули второй граф и его наследник вместе с двумя сотнями мужчин и молодых парней из поместий Гленкирк, Ситеан и Грейхевн. Там же сложил голову и прапрадед самого Рыжего Хью. Однако дед, первый Рыжий Хью, остался цел и невредим и даже помог привести уцелевших домой. Теперь история повторялась омерзительно уродливым образом. Неужели так суждено небом?

Его госпожа герцогиня заранее знала, что больше не увидит своего любимого Джемми живым. Рыжий Хью Мор-Лесли видел смирение и скорбь в прекрасных глазах, когда она прощалась с мужем. Но герцог, этот порядочный благородный человек, прожил прекрасную жизнь. И семьдесят два года – срок немалый, рассудил Хью, погоняя коня.

Придется послать вестников в Ольстер, к младшим сыновьям герцога, в Англию, к остальным его детям, и даже в Новый Свет, к дочери. Все, разумеется, опечалятся, но самая младшая, Отем, будет безутешна. Этим летом она гостила в Англии и не смогла вернуться в Шотландию из-за начавшихся волнений. Что теперь с ней будет? Девочка была любимицей отца, ее баловали и лелеяли.

Что ж, это не его дело. Леди Отем Роуз Лесли отныне на попечении старшего брата, второго герцога, и своей матери, вдовствующей герцогини. Уж им лучше знать, что с ней делать.

После нескольких бесконечно долгих и тяжких дней путешествия вдали показался замок Гленкирк. Рыжий Хью натянул поводья и долго всматривался в суровые каменные башни. Одна мысль не выходила из головы: Джеймс Лесли мертв, и прежняя жизнь уже никогда не вернется.

Хью тяжело вздохнул и, подняв большую, затянутую в перчатку лапищу, сделал своим людям знак двинуться вперед.

Личный волынщик герцога вышагивал впереди, выдувая пронзительно-щемящие ноты похоронной мелодии «Плач по Гленкирку», извещая обитателей замка, что Джеймс Лесли едет домой в последний раз. На подвесном мостике возникла гордая прямая фигура: это герцогиня стоически встречала скорбную процессию.

«Нет, ничто уже не будет прежним», – грустно вздохнул про себя Рыжий Хью.

– Ненавижу Кромвеля с его гнусными круглоголовыми![3] – яростно выпалила Отем Лесли. – Это из-за него в Англии и Шотландии царит вечный траур! Ни радости, ни веселья, одна тоска!

– Отем! Черт побери! Сколько раз говорил тебе: придерживай свой болтливый язык! – раздраженно откликнулся ее брат Чарлз Стюарт, герцог Ланди.

– О, Чарли, ну кто меня услышит, кроме слуг? – огрызнулась Отем.

– Далеко не всем слугам стоит доверять в наши дни, – немного мягче объяснил герцог. – Все переменилось. Это не Гленкирк, где люди беззаветно преданы твоему отцу и по его слову пойдут хоть к дьяволу в пасть. Когда-нибудь король вернется на трон, но до тех пор мы должны быть крайне осмотрительны. Вспомни, сестра, кем были мой отец и мой дядя, король Карл, упокой Господи его душу. Вспомни, что хотя я и побочный сын, но все же Стюарт. Кромвель и его братия никогда не будут доверять мне, и не без оснований, но я обязан защитить свою семью, пока безумие не покинет нашу землю и мой кузен Карл II не займет своего законного места.

– Но что нам делать? – не унималась Отем. – Эти пуритане – ужасные люди, Чарлз. Такие зануды! То и дело издают мерзкие эдикты, запрещающие самые простые радости. Никаких танцев! Никакого майского праздника! Никаких игр в шары! Никакого Рождества! Ничего, что могло бы доставить человеку удовольствие или счастье! Боюсь, и в Шотландии творится то же самое. Зато как только я вернусь в Гленкирк, все будет по-другому, особенно с наступлением зимы, когда все дороги заметет и никто не узнает, чем мы занимаемся. Папа не обращает внимания на ковенантеров и их мрачные проповеди. Когда, по-твоему, я смогу ехать домой?

– Не знаю, Отем, – покачал головой герцог. – Теперь, когда кузену Карлу удалось занять шотландский трон, битва между ним и Кромвелем неминуема. На севере теперь небезопасно. Вряд ли девушке пристало путешествовать при таких обстоятельствах. Разве тебе плохо с нами в Королевском Молверне?

– Здесь прекрасно, – горячо заверила Отем.

– В таком случае почему тебе не сидится на месте?

– Чарли! Мне вот-вот исполнится девятнадцать! – воскликнула Отем. – У меня нет ни нареченного, ни жениха – никого, кто хотя бы привлек мое внимание! Я такая же, как моя сестрица Фортейн, если не хуже! У той по крайней мере была возможность найти мужа, но какие шансы у меня посреди бесконечных распрей и стычек? Ни двора, ни хотя бы семейных торжеств! Неужели я так и умру старой девой?!

– Ну, до старости тебе далеко, – усмехнулся брат, поднося к губам ее руку. – Ты прелестна, сестричка, и в один прекрасный день явится волшебный рыцарь, покорит тебя с первого взгляда, украдет сердце и заставит ревновать отца и всех братьев!

– Мне бы хоть немного твоей уверенности, Чарли, – тяжело вздохнула Отем. – Бесс было шестнадцать, когда ты на ней женился, а Розамунд вышла замуж за нашего Генри в семнадцать. Я старею, Чарли. Почти девятнадцать. И ни одного поклонника нет и не предвидится. Ненавижу Кромвеля!

Чарлз Фредерик Стюарт невольно рассмеялся. Его младшая сестричка так восхитительно театральна, хотя в том, что она говорит, есть зерно истины. В их нынешнем обществе вряд ли сыщется подходящая партия для дочери герцога! Да, немало мужчин предложат руку и сердце Отем из-за ее красоты и богатства и не посмотрят на возраст, но в их семье всегда позволяли дочерям выходить замуж по любви. Отем просто должна получить такие же шансы, как две ее старшие сестры!

– Уж мама знает, что делать, – попытался успокоить сестру Чарлз.

– Если я когда-нибудь доберусь до Гленкирка, – мрачно буркнула та.

– Ходят слухи, что в Шотландии произошла схватка и армия парламента победила войско короля Карла. Но все это лишь домыслы, наверняка ничего не известно. Поеду я, пожалуй, в Вустер на этой неделе, может, что и узнаю, – решил герцог.

– Вустер? Ты едешь в Вустер? Когда?

В комнате появилась молодая герцогиня Ланди вместе с двумя своими детьми.

– Попробуй поискать нитки, Чарли. У нас не осталось ни одного мотка. Нечем чинить и штопать, не говоря уже о том, что Сабрине и ее братьям давно нужна новая одежда. Они из всего выросли. Спасибо твоей запасливой семье, у нас хоть материя есть! Но что можно сделать без ниток?

Бесс Стюарт, настоящая красавица, в светло-каштановых волосах которой играли золотистые отблески, а серо-голубые глаза светились теплым сиянием, покорила сердце Чарли Стюарта с первого взгляда. Младшей дочери графа Уэлка только что исполнилось шестнадцать, а Чарли в свои двадцать шесть считался первым повесой и распутником при английском дворе. Но когда янтарные глаза узрели милое личико Бесс Лайтбоди, его сердце было мгновенно покорено. Он начал ухаживать за ней самым серьезным образом.

Узнав об этом, граф Уэлк и его супруга пришли в ужас. Подумать страшно, что бастард покойного принца Генриха от прекрасной, но пользующейся не слишком хорошей славой Жасмин Лесли, бывшей, в свою очередь, отпрыском пресловутой семейки О’Малли, молодой человек, которого, невзирая на постыдно внебрачное происхождение, открыто принимали и любили не только король, но и вся его родня, ухаживает за их младшей дочерью!

Они немедленно отослали Бесс домой, в Дорсет, в полной уверенности, что покончили с ее глупым увлечением. Но при этом недооценили «противника».

Не прошло и недели, как в поместье прибыл посланец короля и объявил, что Бесс дали почетную должность фрейлины. Тогда граф Уэлк попытался защитить дочь от настойчивых знаков внимания и стал искать для дочери подходящего жениха из респектабельного семейства и по возможности с такими же религиозными и политическими убеждениями. Ему нужна была порядочная, скромная, благочестивая семья, где могли бы напомнить дочери о долге и обязанностях послушной и покорной жены.

Он снова не воспринял Чарлза всерьез. И снова прогадал.

Узнав от Бесс о намерениях графа, Чарли отправился за помощью к дяде, королю Карлу I. Поняв, какие чувства владеют племянником, король призвал к себе графа и графиню Уэлк.

– Мой племянник, герцог Ланди, сообщил, что желает жениться на вашей дочери Элизабет, – начал он, – и просил меня обратиться к вам. Хотя ваш род недостаточно знатен для члена семьи Стюартов, мы все-таки решили согласиться на такой брак, ибо нежно любим племянника. Кроме того, в отличие от остальных придворных он впервые просит нас о милости. Приведите дочь завтра в этот же час. Если она согласится, мы устроим свадьбу.

Король улыбнулся одной из своих самых благосклонных улыбок и знаком позволил графу и графине удалиться.

Те попятились с поклонами и реверансами, но, оказавшись за дверью, граф дал волю гневу и немедленно послал жену в покои королевы с наказом привести дочь в их скромный городской особняк, где намеревался поговорить с ней по душам. Мысленно он поклялся, что Бесс не выйдет замуж за бастарда. Кроме того, его разгневало утверждение монарха, что кровь Лайтбоди менее голубая, чем у незаконнорожденного отпрыска королей.

Когда женщины наконец пришли, граф рассказал дочери об аудиенции.

– Ты никогда не пойдешь с ним к алтарю, Бесс! – воскликнул он. – Объявишь королю, что не желаешь выходить за его племянника. Тебе все ясно?

– Я не сделаю этого, милорд, – заупрямилась Бесс. – Мы с Чарлзом любим друг друга. Я с радостью стану женой королевского племянника и скажу об этом его величеству.

– Не сметь! – завопил граф Уэлк.

– Посмею, – стояла на своем Бесс.

– Я изобью тебя до полусмерти, если посмеешь противиться мне, дочь моя! – взорвался граф.

– Тогда я покажу королю следы от кнута! – пригрозила она. – И не утаю, кто им орудовал!

Послышался стон. Графиня Уэлк, бледная как полотно, рухнула в кресло, прижимая руку к сердцу.

– Посмотри, что ты сделала с матерью! – укоризненно воскликнул граф.

– Она просто удивлена тем, что я говорю с вами так же прямо и откровенно, как мечтала сама все годы жизни с вами, милорд, – преспокойно заметила Бесс. – Пожалуйста, сэр, будьте справедливы. Чарли впервые сделал даме предложение. Он любит меня настолько, что отважился просить короля осуществить нашу мечту.

– Ты беременна? – рассерженно осведомился граф.

Графиня снова застонала и в отчаянии прикрыла глаза.

– Что? – потрясенно выпалила Бесс.

– Ты позволила вольности этому бастарду? – уточнил отец. – Легла с ним? Отвечай, девчонка!

– Ваш допрос не только возмутителен, но и оскорбителен, сэр, – спокойно ответила Бесс. – Я ничего не позволяла герцогу. И не опозорила себя развратным поведением. Как можно благородной девушке лечь в постель с мужчиной без благословения церкви? И как вы посмели даже предположить подобное, милорд?