Бертрис Смолл - Околдованная

– Я родился и вырос в Шермоне и никогда отсюда не уезжал. Моя сестра – монахиня, а родители умерли. Я ужасно скучный и неинтересный человек, Отем, и тебе лучше это знать до того, как мы поженимся. Я питаю страсть к трем вещам: к своим землям, к своему вину и к тебе. Обещаю никогда не обманывать тебя и баловать так, как не баловали ни одну женщину на свете. Буду обожать детей, которых ты мне подаришь. Сумеешь ли ты вести такую спокойную, ничем не примечательную жизнь?

– Мое существование никогда не было иным. Мой дом, Гленкирк, находится в шотландских горах. Иногда я проводила лето с мамой в Англии, но никогда не была в Лондоне и даже в Эдинбурге. Меня воспитывали вдали от светского общества. Надеюсь, когда у нас будет несколько детей, вы отвезете меня ко двору. Король собирается выстроить великолепный дворец в Версале. Я бы хотела увидеть его, Себастьян. Вы исполните мое желание?

– Но в таком случае тебе придется выйти за меня замуж, – рассудил маркиз. – Означает ли это, что ты согласна?

– Разумеется, – кивнула Отем. – Иначе разве позволила бы я тебе ухаживать за мной? Отказала бы де Бельфору и Ги? Не считаешь же ты меня бессердечной кокеткой, чья цель – разбивать сердца? Ох уж эти мужчины! Ну почему вам так трудно все растолковать?

– Значит, мы обручены? – настаивал он.

– Нет, пока ты не подаришь мне кольца, – отрезала Отем. – Вы должны открыто выразить свои намерения и публично объявить о помолвке, месье. Я не собираюсь тайно венчаться.

– А получив кольцо, ты назначишь дату свадьбы?

– Думаю… в конце лета, – мечтательно пробормотала она.

– Если я раньше не прикончу тебя, дорогая, – процедил Себастьян.

– О, тебе следует потерпеть хотя бы до того, как мы ляжем в постель, – парировала Отем. – Вспомни, ты сам твердил, что не стоит умирать девственницей.

Нанеся этот последний удар, она пустила коня рысью.

– Догоняй, Себастьян! Пора возвращаться в Бель-Флер и сказать маме, что мы достигли согласия.

Себастьян покачал головой. Что за плутовка! Необыкновенное создание, совсем не похожа на других девушек. Она скорее всего сведет его с ума, но другой такой нет на свете!

Он пришпорил жеребца и поскакал следом.

Круглый изумруд цвета зеленой листвы, в окружении бирюзы и небольших бриллиантов голубой воды, был оправлен в червонное ирландское золото. Отем еще не доводилось носить такого чудесного кольца. Даже Жасмин, чья коллекция драгоценностей славилась по всей Англии, одобрительно кивнула, пораженная красотой работы.

– Камни под цвет твоих глаз, – сказал Себастьян, надевая кольцо на тонкий пальчик невесты. – Я заказал его специально для тебя, дорогая. – Он поцеловал руку, на которой сверкал изумруд, и прошептал: – Теперь мы официально помолвлены, не так ли?

Отем улыбнулась, хотя в глазах ее стояли слезы.

– Спасибо, – с трудом выдавила она.

– Пожалуй, я оставлю вас, – тихо сказала Жасмин. – Вы останетесь на ночь, Себастьян?

– Обязательно, мадам.

– В таком случае Адали покажет вам вашу спальню, – пообещала она и направилась к дверям.

– Мне проследить за ними, принцесса? – негромко осведомился престарелый мажордом.

– Просто скажи, где он будет спать, и все. Им нужно побыть вдвоем, Адали, и мы еще помним почему.

– Так давно и так далеко, – задумчиво вздохнул Адали. – Какое счастье, что я дожил до того, чтобы увидеть ваших детей и их детей! А ведь многих уже нет на свете, остались только мы с Роханой и Торамалли.

– И какое же это благословение для меня, старый друг! Но теперь пора спать. Объясни все маркизу и тоже ложись.

Адали, войдя в зал, улыбнулся при виде влюбленных, склонивших друг к другу головы и о чем-то тихо беседовавших.

– Мадемуазель, – начал он, – я становлюсь слишком стар, чтобы бодрствовать в долгие ночные часы, подобно влюбленным голубкам. Маркизу отведена голубая комната рядом со спальней вашей матушки. Вы покажете ему сами, или моим старым костям еще долго не коснуться уютной перины?

– Конечно, покажу, Адали, – заверила Отем, пытаясь не выказать радости. – Доброй ночи и приятных снов.

Адали вежливо поклонился и исчез.

– Они не боятся, что я соблазню тебя? – пошутил Себастьян, целуя ее в кончик носа.

– По-моему, скорее надеются, что это я тебя соблазню, – парировала Отем. – В этом случае мне некуда будет отступать и придется выйти за тебя.

– А ты хочешь быть соблазненной? – пробормотал он, целуя темные надушенные волосы.

– Ни за что! Мечтаю, чтобы наша брачная ночь навсегда осталась прекрасным воспоминанием, месье, но если вы вздумаете посвятить меня в тонкости любовных игр, возражать не стану.

– Но однажды ты набралась дерзости коснуться меня, – напомнил он, желая выяснить, откуда его невеста знает подобные вещи.

– В детстве я часто играла с мальчишками из нашей деревни, – объяснила Отем. – Не забудь, я самая младшая, а братья и сестры, если не считать самого старшего, Патрика, покинули Гленкирк к тому времени, как меня привезли из Ирландии. Мы росли, и мои приятели, начав интересоваться девушками, любили сравнивать свои мужские достоинства. Они даже не замечали, что я рядом, хотя не смели приставать ко мне, помня, что перед ними дочь герцога. Но я не скрывала любопытства. Они подшучивали друг над другом, а иногда и надо мной, скорее всего чтобы увидеть, не буду ли я шокирована. В один прекрасный день нас поймал Патрик и поколотил мальчишек за наглость, а мне прочел длинное наставление относительно мужской плоти и отослал к маме, чтобы та завершила урок. Услышав об этом, папа разгневался, но мама сумела его успокоить. Поэтому я и дотронулась до тебя. Мама объяснила, что женское прикосновение может одновременно ласкать и возбуждать. Таким образом я хотела выразить мою признательность тебе.

– Интересно, ласкала ли ты еще кого-то, кроме меня? – вскинулся Себастьян, мучимый ревностью.

– Господи, нет, разумеется! – ахнула Отем. – Мама сказала, что касаться можно только нареченного или мужа. Не воображаешь же ты, что я способна играть с первым попавшимся мужчиной! В этом случае я давно была бы замужем, и необязательно за тем, кого полюбила.

Себастьян усмехнулся. Какая смесь ума, проницательности и полнейшей невинности! Он понял, что только уединенная жизнь уберегла ее от совращения. Окажись она при развратном продажном дворе, наверняка стала бы легкой добычей распутных похотливых придворных с их ненасытной жаждой свежей женской плоти.

– Понятно, – задумчиво произнес он и, взяв ее маленькую руку, поцеловал ладонь. – Мне нравятся такие утешения, Отем.

По ее спине пробежал озноб.

– Наверное, нам пора спать, – нервно пробормотала она.

– Наверное, нет, – мягко возразил Себастьян, поднимаясь с дубового диванчика. – Давай сядем перед камином. Видишь, какая там густая, мягкая овечья шкура, малышка!

Он обнял Отем и опустился вместе с ней на пол.

– Ну вот, так гораздо уютнее, верно? Весенние ночи еще холодны. Зима никак не хочет уступать. Конечно, солнышко светит ярче, но все же вечером приятно понежиться у огня.

– Я когда-то видела моих родителей у камина, – ответила Отем. Она, разумеется, видела кое-что еще, но Адали, бесшумно подкравшись, закрыл ей ладонью рот и, широко улыбаясь, утащил к няньке. Будет ли Себастьян тоже любить ее перед камином?

Они долго пребывали в молчании, наблюдая за пляской пламени. Красные, оранжевые и золотые языки с синеватой каймой метались в тесном пространстве камина. Отем вдруг заметила, что камин охраняют каменные ангелы с прелестными личиками. Почему она раньше не обращала на них внимания? Наверное, просто не приглядывалась к камину с этой точки.

Рука Себастьяна внезапно обвила ее талию. Другая рука стала ласкать стройную шею, скользнула к подбородку, легонько тронула полные губы. Повинуясь внезапному импульсу, Отем поцеловала кончики пальцев маркиза. Осторожно сжав ее подбородок, он припал к этим манящим губам, и Отем отвечала ему сначала застенчиво, а потом дерзко и смело.

Отем вздохнула от удовольствия, которое так щедро дарил Себастьян. Его губы словно передавали ей чувственные желания. Она ощутила, как ее собственные слегка раскрылись. Дыхание влюбленных смешалось, возбуждая обоих еще больше. К изумлению Отем, его язык проник в ее рот и коснулся языка в жаркой, лихорадочной ласке.

Сначала она вздрогнула и едва не отстранилась, но, отдавшись поразительным ощущениям, ответила такой же лаской.

Осознав, что Отем ничуть не боится, наоборот, наслаждается каждой минутой, Себастьян потерял разум. Голова его кружилась. Не помня себя, не прерывая поцелуя, он порывисто снял с нее корсаж и отбросил в сторону. Отем ничего не сказала, даже не открыла глаз. Маркиз коснулся ее век губами, развязывая ленты сорочки. Большая ладонь проникла за вырез, сжала маленькую крепкую грудь. Себастьян дрожал от возбуждения и любви к этой поразительной девушке.

Отем довольно замурлыкала и потерлась головой о его плечо, выгибаясь всем телом. Кровь бешено стучала у нее в ушах, пока он нежно ласкал сосок пальцем. Она шумно вздохнула. Губы ее раскрылись, подобно лепесткам цветка.

– Тебе нравятся мои прикосновения? – прошептал он.

– Да, – кивнула Отем и, закрыв глаза, блаженно расслабилась.

Себастьян нагнулся и, накрыв губами ее сосок, сильно потянул.

Ресницы девушки взлетели вверх. Движения рта маркиза будили ощущения, о существовании которых она не подозревала. Отем не была уверена, понимает ли, что с ней происходит. В Себастьяне было нечто властное, призванное покорять.

Вскоре Отем догадалась, что он взволнован не меньше и сгорает от страсти. Пульсация между бедрами стала чем-то новым и поразительным.

– Это и есть похоть? – бесхитростно спросила она.

Себастьян поднял голову. Его глаза горели неприкрытым желанием.

– Да, – подтвердил он, снова наклоняясь. Он лизал, посасывал, покусывал, не больно, а нежно, и снова лизал. Рука сжала грудь так, что он смог втянуть ртом почти всю верхушку и застонал от наслаждения.

Ее тонкие пальцы запутались в его густых волосах.

– Покажи мне, что еще бывает, – потребовала она. – Я хочу знать.

Вместо ответа он уложил Отем на шкуру. Огонь, казалось, полыхал над самой ее головой. Сильным рывком Себастьян разорвал сорочку, обнажив точеное тело, тающее под его серебристым взглядом, и стал осыпать девушку жаркими поцелуями. Его темная голова спускалась все ниже, ниже… горячий язык коснулся кожи.

– Ах-х-х, – вздохнула Отем, трепеща от холода и волнения.

Себастьян поднял ее юбки, погладил щиколотку, скользя вверх, пока пальцы не задели внутреннюю сторону бедра.

– Ты не носишь панталон? – спросил он, не зная, удивляться или возмущаться.

– Только под бриджами, когда езжу верхом, – пояснила она. – Я всю жизнь обходилась без них, и до панталон очень трудно добраться, когда испытываешь определенные позывы, а при этом на тебе двенадцать нижних юбок.

Себастьян, словно обжегшись, отдернул руку. Она чересчур неопытна для того, что у него на уме. Значит, не сегодня. Но скоро. Очень скоро.

– Почему ты остановился? – с искренним любопытством осведомилась Отем.

Он легонько чмокнул ее в губы и принялся завязывать ленты полуразорванной сорочки, сокрушенно качая головой.

– Как ты объяснишь это своей служанке?

– Постараюсь избавиться от сорочки, чтобы она ничего не заметила, – отмахнулась Отем. – Но почему ты остановился, Себастьян? Мне было так хорошо…

– Потому, что не могу держать себя в руках во всем, что касается тебя, дорогая, – отговорился он, вставая и увлекая ее за собой. – Ты куда большее искушение, чем я воображал, Отем. Зайди мы дальше, и я уже не смог бы сдержаться.

Он поднял корсаж, помог ей одеться, застегнул пуговицы из драгоценных камней и завязал кружевные банты.

– А может, я и не хотела, чтобы ты останавливался, – надулась Отем.

– Ты так невинна, дорогая. Предоставь мне принимать столь важные решения.

– О, ты хочешь стать настоящим французским мужем! – поддела она и, встав на цыпочки, быстро его поцеловала.

– Разумеется, – со смехом согласился он, – а ты, как плохая французская жена, будешь доводить меня до умопомрачения.

– Какая перспектива! – воскликнула Отем. – Но, месье, если вы отказались от намерения соблазнить меня сегодня, я покажу вам вашу спальню. Она, как и моя, рядом с маминой. Перед тем как заснуть, подумайте о том, что мы совсем близко друг от друга.

Она повела его наверх, показала дверь и исчезла.

С сожалением посмотрев ей вслед, Себастьян д’Олерон вошел в комнату. В угловом камине горел огонь. Рядом с кроватью мерцала свеча, а на постели лежала ночная сорочка. У изножья стоял небольшой сундук, на котором ожидали его прихода тазик с водой и салфетка. Раздевшись, он умылся, натянул сорочку и только сейчас заметил на одеяле аккуратно сложенный клочок пергамента.