Жасмин глубоко вздохнула, готовясь к словесному поединку.

– Завтра ты возвращаешься в Шермон, Отем, – объявила она. – Если твоя спальня навевает грустные воспоминания, закрой ее и выбери другую. Слава богу, там немало комнат. Я поеду с тобой и останусь до тех пор, пока не придешь в себя.

– Не могу, – всхлипнула Отем.

– Кровь Христова, я уже целый год слышу твое нытье и стоны! С меня довольно, дочь моя! Воображаешь, будто слезами поможешь горю? Вернешь Себастьяна? Думаешь, что, глядя на тебя с небес, он доволен таким поведением и тем, что ты совершенно не обращаешь внимания на дочь, занятая собой и жалостью к себе? Ты не первая молодая женщина, лишившаяся мужа после четырех лет брака, и, уж конечно, не последняя, не говоря уже о том, что тысячи матерей каждый день теряют детей! Моя бабка похоронила шестерых мужей и все же каждый раз умела выжить и найти новую любовь. И с тобой будет то же. Я не прошу тебя забыть Себастьяна и то счастье, которое ты с ним обрела, но эта часть твоей жизни кончена. Ты должна идти дальше.

– Разве ты можешь меня понять! – трагически воскликнула Отем и тут же отшатнулась от пощечины. – Да как ты смеешь? – вскричала она.

– А по-твоему, моя жизнь началась только с появлением твоего отца? – рассердилась Жасмин. – Джеймс Лесли был моим третьим мужем. Первые два были предательски убиты! Я потеряла нерожденным одного ребенка, а другой умер как раз в тот момент, когда научился говорить «мама». У моей малышки была такая чудесная улыбка, что каждый раз, когда я это вспоминаю, сердце разрывается. Ты родилась, когда моя молодость была далеко позади, но ты стала радостью для нас с отцом, упокой господи его светлую душу. К тому времени твои сестры и братья были уже совсем взрослыми, и ты воспитывалась, как единственный ребенок в семье. Поэтому до сих пор и не знала, что такое настоящая беда. Но пойми, такова жизнь. Жизнь, а не романтическая волшебная сказка. Ты должна принимать не только благословения, но и удары судьбы. Если же не можешь, значит, лучше, если в самом деле отправишься за Себастьяном, осиротив дочь.

– Мама! – охнула Отем, потрясенная непривычной резкостью.

– И нечего удивляться, дочь моя! Иди и прикажи Лили, Оран и Мари складывать вещи. Мы уезжаем завтра.

При виде замкнутого лица матери Отем поняла, что спорить бесполезно. Оставалось лишь удалиться.

– Давно пора было высказать ей правду, – кивнула Торамалли. – Мы все безбожно избаловали ее, последнее, младшее дитя! Ах, уж эта молодежь! Не такими мы были в юности. Никакой силы характера.

– Отем еще молода, – усмехнулась Жасмин. – Думаю, она оправится, если мы перестанем с ней нянчиться. Ну а теперь и нам пора собираться. Рохана поедет со мной. Вы же останетесь здесь. Не стоит всем срываться с места. Я пробуду там не больше месяца. Как раз достаточно для того, чтобы она освоилась с нынешним положением.

– Вы не отправитесь в путь без Рыжего Хью, – твердо объявила Торамалли. – Две женщины в замке без надежной защиты? Хозяин не позволил бы такого, моя принцесса! Я не верю, что эти французишки присмотрят за вами!

– Ах, дорогая Торамалли, ты так заботишься обо мне, – улыбнулась Жасмин.

– Мы были рождены, чтобы служить вам, госпожа, – и так будет до самой нашей смерти.


Слуги Шермона едва не плакали от радости, приветствуя Отем и маленькую Мадлен. Только сейчас Отем поняла, как эгоистична была в своей печали. Они остро ощущали потерю господина, но понимали, что только от нее зависит будущее Шермона. И это будущее, дочь Себастьяна, она оторвала от родного дома, увезла, осиротив людей.

Жасмин сразу увидела перемены в дочери и облегченно вздохнула.

Едва они распаковали вещи, как Лафит объявил, что прибыл Мишель Дюпон, главный винодел.

– Но я ничего не понимаю в виноделии, – всполошилась Отем.

– Мишель хороший человек, и ему вполне можно довериться, – без обиняков заявил Лафит. – Если пожелаете разобраться в тонкостях, Мишель будет счастлив научить госпожу маркизу. Да и маленькая мадемуазель должна знать свои корни. Дюпоны живут в Шермоне больше тысячи лет, мадам.

– Пусть войдет, – кивнула Отем.

Мишель Дюпон оказался настоящим великаном с загорелым, испещренным морщинками лицом, свидетельствующим о многих часах, проведенных на жаре и солнце. В каштановых волосах проглядывает седина, голубые глаза светятся добротой. Комкая шляпу в руках, он поклонился.

– Здравствуйте, месье Дюпон. Как идет сбор урожая? – осведомилась она, приняв заинтересованный вид.

– Прекрасно, госпожа маркиза, – с улыбкой ответил он.

– А вино? Будет хорошим?

– Очень, госпожа маркиза.

Последовало долгое молчание.

– Я ничего не знаю о виноградниках, – начала Отем, – но понимаю, что должна учиться, как и мадемуазель, когда станет старше. Ты поможешь нам, Мишель?

– С радостью, госпожа маркиза, – кивнул Дюпон.

– Зачем ты хотел видеть меня?

– Урожай выдался на редкость обильный, госпожа маркиза. Мы не сможем переработать все. Владелец Аршамбо просил нас продать излишки, но без вашего разрешения я не смею ничего предпринять.

– Значит, наша винокурня настолько мала? – уже с неподдельным интересом стала расспрашивать Отем.

– Совершенно верно, госпожа маркиза. Мы часто продаем виноград. Господин маркиз подумывал расширить винокурню, но потом…

Он вдруг осекся, уставясь на свои поношенные башмаки, словно пытался загладить непростительный промах.

– У него были какие-то планы? – тихо спросила Отем.

– Да, госпожа маркиза.

– Значит, мы должны исполнить желание моего мужа, – медленно выговорила Отем. – Продайте часть винограда моему кузену, как он и просил. Потом мы начнем строительство новой винокурни, пока не начались морозы и земля не затвердела. Таким образом, мужчины могут работать в зимние месяцы, а к следующему урожаю винокурня будет готова. Если не хватит рабочих, наймем сколько потребуется. Немало людей будут рады лишнему заработку. Я не слишком разбираюсь в виноделии, Мишель, зато не такой уж новичок в делах. Мы должны сделать наше вино лучшим в округе и получать большие доходы.

На лице главного винодела появилась восторженная, почти детская улыбка.

– Все будет, как прикажет госпожа маркиза, – с поклоном объявил он. – Я буду сообщать, как идет постройка.

– Тогда можешь идти, Мишель, – кивнула довольная собой Отем, разглаживая фиолетовый шелк юбки. Кажется, она все сделала как надо.

– Еще одно, госпожа маркиза. Если бы вы только соблаговолили проехать по виноградникам вместе с мадемуазель! Вот сборщики обрадовались бы! Они тоже скорбят, если осмелюсь заметить, и ваше появление будет как нельзя кстати.

Слезы брызнули из глаз Отем. Господи, она и в самом деле думала только о себе и в своем эгоизме забыла об окружающих!

Она поспешно заморгала, но одна огромная капля медленно поползла по щеке. Пришлось ее смахнуть.

– Я приеду завтра, Мишель Дюпон, – пообещала она.

Винодел снова поклонился.

– Спасибо, госпожа маркиза, – пробормотал он, попятившись к двери.

Отем поднялась и подошла к окну. Виноградники отливали желто-зеленым в тумане раннего октябрьского утра.

«О, Себастьян! – думала она. – Как ни любила я тебя, но мама права. Ты ушел навсегда и больше никогда не вернешься. Отныне мне придется жить без тебя хотя бы ради Мадлен. – Она закрыла глаза и снова ощутила, как слезы жгут веки. – Прощай, сердце мое. Пришло время отпустить тебя. Прощай!»

Отем отвернулась от окна, но, как ни странно, на сердце стало легче.

Жасмин увидела это, но ничего не сказала.

Планы Себастьяна по перестройке винокурни отыскались в библиотеке, и началась подготовка к кладке фундамента.

Через неделю Отем навестил старый друг граф де Монруа. Как всегда, жизнерадостный, с лукаво поблескивающими голубыми глазами, он приветствовал Отем улыбкой и веселыми шутками, и та почти против воли развеселилась.

– Ги Клод, вы совсем не изменились, – покачала она головой. – Что привело вас в Шермон?

– Приехал передать приглашение, красавица моя. Король только что прибыл в Шамбор поохотиться и желает, чтобы вы присоединились к его свите. Дорогая, как вы ухитрились привлечь внимание монарха, все время оставаясь в глуши? – осведомился он, принимая из рук слуги кубок с вином.

– Пожалуй, это слишком сильно сказано. Я видела его несколько лет назад. Тогда он был совсем ребенком, хотя и довольно дерзким.

– И по-прежнему остался таким во всем, что касается дам, – заверил граф. – Вот только он давно уже не ребенок. В восемнадцать лет стал настоящим мужчиной. Женщины сами бросаются ему на шею. Королева-мать с кардиналом день и ночь трудятся, чтобы женить его. Правда, это не удерживает его от бесчисленных похождений. Не зря в нем течет кровь Генриха Четвертого и Франциска Первого. Горячая кровь. Кстати, вино превосходное. Ваше или из Аршамбо?

– Наше.

– Я с горечью узнал о вашей потере, – вздохнул граф.

– Мы выжили, – сухо обронила она.

– Что передать королю? Когда вы приедете?

– Скажите его величеству, что я умоляю извинить меня, но все еще нахожусь в трауре по мужу. Я покорнейше благодарю его за великодушное приглашение и добрую память, однако собеседница из меня плохая. Едва ли королю захочется видеть вокруг себя грустные лица.

Граф встревоженно нахмурился:

– Вряд ли стоит отказывать королю, красавица моя.

– Вряд ли король может пренебречь трауром по усопшему супругу, – отпарировала она.

– Но маркиз скончался больше года назад, не так ли? – возразил граф. – Думаю, даже самые строгие блюстители нравственности сочтут этот срок достаточным для любого траура. Во всяком случае, король будет того же мнения.

– Это дело короля. Я не поеду в Шамбор, Ги-Клод. Это немыслимо!

– Я передам ваши слова, дорогая, – неохотно ответил Ги де Монруа. – Однако вряд ли король будет доволен.

– Неужели отказ какой-то провинциалки заденет его? – рассмеялась Отем. – Весьма сомневаюсь. Уверена, что такие приглашения разосланы по всей округе. Бьюсь об заклад, мое отсутствие даже не будет замечено!

Граф Монруа, не скрывая беспокойства, поспешно откланялся. Пусть король встречался с Отем всего раз в жизни, очевидно, она произвела на него глубокое впечатление. По дороге в Шамбор он только и говорил, что о прекрасной вдове маркиза д’Орвиля. Он помнил каждую ее черту. Разноцветные глаза. Необычайно свежий запах.

Граф понимал, что Людовик отнюдь не жаждет выразить соболезнование молодой женщине. Он хотел Отем. Хотел видеть ее в своей постели. А она, наивная душа, не имела ни малейшего понятия о его намерениях. Граф отлично представлял, как воспримет король его слова. Людовик наверняка разгневается.

Так и случилось.

– Она сказала, что не приедет? – потрясенно переспросил король. Женщины не отказывали королю Людовику.

– Маркиза благодарит ваше величество, но просит ее извинить, поскольку она все еще в трауре по мужу. Она не могла поверить, что вы все еще помните ее.

– Как она выглядит, Ги-Клод? – допрашивал король.

– Еще прекраснее, сир, – откровенно ответил граф. – Кожа как белоснежный шелк, а глаза словно драгоценные камни и все так же завораживают.

– А туалет? Что на ней было?

– Платье из темно-синего шелка, совсем простое, без всякой отделки. Никаких драгоценностей. Волосы, как всегда, уложены в узел.

Людовик глубоко вздохнул.

– Можешь не поверить, но я все еще ощущаю ее запах, – тихо признался он. – Жимолость и скошенная трава. Это так по-английски! Ни одна француженка не выбрала бы столь незатейливые духи, и все же этот аромат до сих пор меня преследует!

– Сожалею, ваше величество, – пробормотал граф.

– Не стоит. Мы отправимся в Шермон завтра же и объясним несговорчивой вдовушке, что нельзя отвечать отказом на зов короля, – усмехнулся Людовик. – Я хочу ее, Монруа. Хочу и возьму. Кстати, разве ты не ухаживал за ней? Вы целовались? Ты ласкал ее прелестные грудки?

– Увы, ваше величество, Отем никогда не принимала меня всерьез, а я, в свою очередь, никогда не допускал никаких вольностей. Такое казалось немыслимым. Что ни говори, а она была девушкой безупречной репутации и из хорошей семьи. Кроме того, когда она увидела Себастьяна д’Олерона, ни у кого из ее поклонников не осталось ни единого шанса, – заверил граф. Пусть лучше король не увидит в нем соперника, пусть и неудачливого! – Кстати, – продолжал он, – мы с Отем всего лишь друзья. Она утверждает, что я ее смешу. Ни одна девушка не влюбится в человека, который ее смешит.

Король рассмеялся.

– Может быть. А может, и нет, Монруа, – задумчиво сказал он. – Завтра ты едешь со мной.

Это был приказ, и графу ничего не оставалось делать, как поклониться.

– Как пожелает ваше величество.

– Придется научить маркизу такому же послушанию, – кивнул король. – Кстати, какова она? Огонь или лед? Я пытался соблазнить ее, когда еще не взошел на трон, но получил решительный отпор. Я так и не смог забыть это пламя. А теперь она подобна ледяной статуе.