– В конце сентября исполнится четыре, – ответила Отем и велела лакею: – Присмотри за тем, чтобы ни тарелка, ни кубок герцога не оставались пустыми. Кстати, мама, нужно привезти из Нанта месье Рено. Костюм Чарли оставляет желать лучшего, и вряд ли в его седельных сумках найдется приличная одежда.

– Верно, – пробормотал Чарлз, с аппетитом поглощая сочный бифштекс.

– Бьюсь об заклад, в этом году король не вернется в Англию! – заверила Отем. – Поэтому, братец, ты поедешь в Шамбор с нами. Людовик – гостеприимный хозяин, но тебе нужен новый гардероб. Мама, не может ли нантская контора Кира выдать Чарли немного денег?

Жасмин покачала головой:

– Я и просить не стану. Кира верно служили нам еще задолго до моего рождения. Если Кромвель не позволит Чарли снять деньги с английских счетов и Мазарини, следуя условиям договора, сделает то же самое, не стоит пытаться обойти их приказы и подвергать опасности Кира. Зато мои деньги никто не отнимет, но я запишу каждый пенни, который ты потратишь, дорогой Чарли, а потом вернешь долг.

– Согласен, мадам, – кивнул Чарли, поднося к губам кубок.

– Как приятно снова иметь мужчину в доме! – радостно объявила Отем. – До сих пор я и не сознавала, как много значит мужское присутствие!


Через месяц после появления Чарли, двадцать пятого июля, Отем родила дочь. Маргерит-Луиза де ля Буа оказалась толстеньким спокойным ребенком с черными отцовскими волосами и темно-синими глазами, которые, как полагала мать, в один прекрасный день превратятся в янтарно-карие.

Шумиха, поднявшаяся вокруг королевской дочери, совсем не нравилась Мадлен.

– Она и вполовину не так красива, как ты, ma petit chou[13], – уговаривал Чарлз, подхватывая на руки племянницу и направляясь в сад, чтобы показать ей пустое птичье гнездо.

– Я уже большая, дядя, а от малышки Марго плохо пахнет, – жаловалась Мадлен. – Я не писаю в пеленки. И вообще ношу не пеленки, а платьица!

Она торжествующе задрала юбочки, чтобы доказать свою правоту.

Чарли разразился смехом.

– Мадлен, – упрекнул он, одергивая ее подол, – дама не показывает свои сокровища ни одному мужчине, кроме мужа. Посмотри, малышка, вот гнездо, о котором я говорил.


Отем не могла устоять от искушения кормить малышку первый месяц. Потом Марго, как прозвали девочку, перешла на попечение кормилицы, жены одного из виноделов, которая только что отняла своего ребенка от груди. Кормилицу звали Жизель. Мать четверых сыновей, она обожала свою питомицу. Скоро стало очевидно, что Жизель ко всему прочему нежно о ней заботится. Мари, нянька Мадлен, охотно передоверила кормилице часть своих обязанностей, тем более что маленькая резвушка требовала немало внимания. Мари удавалось немного отдохнуть, только когда ее подопечная учила азбуку со священником или спала.

Король, к удивлению обитателей Шермона, появился пятого октября вместе с графом де Монруа и немедленно потребовал показать дочь. При виде герцога Ланди он вопросительно поднял брови.

– Ваше величество, позвольте представить моего брата, Чарлза Фредерика Стюарта, герцога Ланди. Он известен в семье, как Стюарт с-левой-стороны-одеяла. Приехал погостить и согласился стать крестным отцом Марго вместе с графом Монруа. Надеюсь, ваше величество не рассердится.

Король протянул Чарли руку для поцелуя.

– Добро пожаловать во Францию, кузен, – приветствовал он, – ибо мы кузены, хоть и официально не признанные.

– Для меня большая честь, что ваше величество соизволили признать наше родство, – с поклоном ответил герцог, зная, что родство это весьма отдаленное.

– Вы посетите нас в Шамборе, – велел король. – Ваши мать и сестра отправятся туда через два дня, не так ли, моя драгоценная?

– Как угодно вашему величеству, – ответила Отем, делая реверанс.

– Вы подарили мне прелестную дочь.

– Она похожа на вас, сир, – улыбнулась Отем.

– В таком случае мадемуазель де ля Буа вырастет настоящей красавицей, и в свое время я выберу для нее достойного мужа, – пообещал король. – Вы собираетесь воспитывать ее сами?

– Конечно! Не в обычаях нашей семьи отдавать детей на воспитание! Я ни за что не соглашусь разлучиться с дочерьми. Они будут расти здесь, в Шермоне.

Король одобрительно улыбнулся и, взяв дитя у кормилицы, прошелся с ним по гостиной. Марго, обычно голосистая, на этот раз молчала. Наконец Людовик поцеловал маленький лобик и отдал девочку кормилице.

– Она само очарование и умеет слушать, – объявил он. – Эти два качества наиболее важны в женщине. Ну что ж, мне пора. Через два дня, мадам, не забудьте.

На прощание он приложился к ручкам обеих дам и, кивнув Чарли, удалился.

– Ты молодец, сестра, – прошептал герцог Ланди. – Собираешься иметь от него еще детей или хочешь выйти замуж?

– Не знаю, найду ли себе мужа. Может быть… если полюблю, ибо не пойду к алтарю ни по какой иной причине, и ты это знаешь, Чарли. Я любила Себастьяна, и его смерть оставила в душе глубокую рану. Что же до детей от короля… думаю, это не слишком мудро. Он скоро женится и не нуждается в орде незаконных отпрысков, которые, несомненно, будут раздражать королеву. Если слухи верны, ею станет испанская инфанта, а испанцы не так снисходительны к королевским бастардам, как французы и англичане.

Они отправились в Шамбор, и Отем опять отвели спальню рядом с королевской. На этот раз она уже была более уверена в себе и приветствовала собравшихся спокойно и без смущения. Ее поздравили с рождением дочери, восхищались искрящимся остроумием и острым умом. Выяснилось, что король по-прежнему страстно желает ее.

– Не могу поверить, что прошел целый год с тех пор, как я обладал тобой, – прошептал он, когда они легли в постель. Длинные пальцы сжали грудь Отем, скользнули по животу и погладили венерин холмик.

– Вы, как всегда, пылки и неукротимы, Людовик, – выдохнула Отем и, подавшись вперед, поцеловала его.

– Неужели со времен нашей сладостной идиллии у тебя никого не было? – удивился король.

– Конечно, нет! – вознегодовала она.

– Ну, разумеется, ты носила мою дочь, – кивнул он. – Ты подаришь мне еще одно дитя, моя драгоценная?

– На все воля Господня, месье, – благочестиво ответила она, зная, как богобоязнен ее любовник. Вряд ли стоило объяснять, что больше она не желает рожать королевских бастардов. Отем тихо вздохнула.

– Ты грустишь, дорогая? Почему? – удивился он.

– Думаю, это наша последняя встреча, Людовик, ибо скоро вам предстоит свадьба. Признаться, я наслаждаюсь вашим обществом, – заявила она, чтобы отвлечь его мысли от детей.

– Вряд ли я привезу королеву в Шамбор, – возразил король. – Мужчина должен иметь место для развлечений и игр. Я всегда буду ждать момента, когда ты сможешь присоединиться ко мне, хотя, вероятно, не сумею приезжать каждый год.

– Кто знает, а если вы предпочтете другую компаньонку? – лукаво заметила она. – Я слышала, что вы уделяете много внимания мадемуазель Манчини.

– Да, когда я в Париже, – кивнул он. – Ты ревнуешь?

– Возможно, – кокетливо бросила она, а сама подумала: «Кровь Христова, я научилась флиртовать! Ничуть я не ревную. Пусть он и мой возлюбленный, но я не люблю его! Какое мне дело до Марии Манчини? Помоги мне, боже, я просто стараюсь ему польстить!»

Его пальцы проникли в ее лоно, нашли бутон любви и стали потирать его.

– Не стоит ревновать, драгоценная моя, – утешил он, лаская языком ее ушко. – Она далеко не так прекрасна, как ты, да и страстной ее не назовешь.

– В таком случае почему ее считают вашей любовницей? – рассердилась Отем.

– Потому что так оно и есть, – преспокойно ответил он, продолжая теребить твердеющую горошинку. – Ее дядя подсунул мне племянницу для забавы, пока матушка ведет переговоры с отцом невесты. Мужчина моих лет просто должен иметь любовницу, чтобы не попасть в беду с придворными распутницами.

Он навис над ней и, придавив ее бедра своими, стал ласкать полные груди.

– Черт меня побери, если это не самые восхитительные яблочки любви, которые я когда-либо видел!

Отем слегка пошевелилась. До сих пор она не сознавала, как ей не хватало его страсти. Она хотела ощутить его в себе. Ей нравилось чувствовать на себе его тяжесть, принимать удары его копья, пока она не обезумеет от наслаждения.

Тихо застонав, она обняла Людовика и притянула к себе, так что их губы почти соприкоснулись.

– Люби меня, дорогой. Я так истосковалась по тебе!

И это было правдой. Она жаждала его прикосновений. Его раскаленного желания.

Король медленно вошел в нее, улыбаясь при виде ее счастливых глаз.

– Ах, моя драгоценная, я тоже скучал по тебе!

– Надеюсь, ваш пыл не угас, Людовик, – смело бросила она, – ибо я, кажется, ненасытна.

– Боюсь, я еще более голоден, дорогая, – признался король со смехом, принимаясь, к восторгу Отем, доказывать правоту своих слов.


В начале ноября король вернулся в Париж.

– До будущего года, – прощался он с Отем, напоследок целуя ее в губы, и та с улыбкой кивнула.

Граф де Монруа был уволен с королевской службы с позволением жениться и вести свое хозяйство. День свадьбы был назначен на первое декабря, и Ги-Клод, пожелав Отем и ее спутникам счастливого пути, поспешил к себе в поместье, чтобы подготовиться к прибытию невесты.

– Привозите ее в Аршамбо на Рождество, – пригласила Жасмин. – Мы тоже там будем, а де Севили с радостью ее примут.

– Обязательно, – пообещал граф и, взглянув на Отем, нерешительно спросил: – Вы не передумали, дорогая? Может, все-таки выйдете за меня?

Отем с легкой улыбкой покачала головой.

– Вы удивительно галантны, Ги-Клод! Спасибо. Но нет. Я еще не готова связать себя, и только человек необыкновенный заполнит пустоту, оставшуюся в моем сердце после смерти Себастьяна. Но мы все же останемся друзьями?

Он нежно поцеловал ее руки.

– Всегда, дорогая.

После его отъезда они отправились в Шермон.

Снова потянулись серые зимние дни, снегопады и метели. На Рождество они гостили в Аршамбо, провели праздники с родными. Филипп де Севиль, как всегда благожелательный и гостеприимный, тепло их приветствовал. Тетушки искренне обрадовались Чарли. Он отпускал им комплименты, безбожно льстил и забавлял анекдотами из своих странствий. Прибыл и граф Монруа с женой. Новоиспеченную графиню немедленно приняли в их маленький круг. Сесиль оказалась хорошенькой малышкой с милой улыбкой и красивыми глазами. По всему было видно, что она обожает мужа.

– Обращайтесь с ней хорошо, Монруа, – строго наставляла Антуанетт. – Такой повеса, как вы, недостоин этого сокровища. Вы мне нравитесь, графиня, и всегда будете желанной гостьей в Аршамбо.

Зиме, казалось, не было конца. Из Гленкирка прибыло письмо от Патрика. Тот, не подозревая, что брат сейчас живет во Франции, беспокоился за его судьбу. Дети Чарлза были здоровы и быстро взрослели. Он тревожился за племянницу Сабрину, которую считал необузданной и своевольной. Четырнадцатилетний Фредерик и десятилетний Уильям были куда послушнее.

– Патрику следует послать девочку ко мне, – решила Жасмин. – Она в точности как Отем в ее возрасте. Кроме того, в Шотландии нет подходящего для нее общества, и я не могу допустить, чтобы моя внучка росла как дикарка! В конце концов, она дочь герцога!

– Она Стюарт, – напомнил сын. – Слишком опасно переправлять ее из Англии или Шотландии. Поверь, мама, еще немного, и король вернется. Тогда я вновь займусь детьми и домом. Ты приедешь в Королевский Молверн и научишь Бри всему, что нужно знать приличной даме. С ее молодостью и приданым она выберет любого мужчину, которого только пожелает.

– А вот это, сын мой, может оказаться той самой проблемой, которой ты так стремишься избежать, – предупредила Жасмин. – Если король не займет трон в течение года, ты должен любой ценой доставить Сабрину во Францию.


Пришла весна, и виноградные лозы выпустили первые листочки. Незадолго до дня рождения Марго пришла весть о великом сражении под Дюнкерком между французской армией, подкрепленной войсками Кромвеля, и испанцами в союзе с английскими роялистами, которыми командовал принц Яков, герцог Йоркский.

Четырнадцатого июня французы под началом маршала де Тюренна разбили испанцев и их главнокомандующего, изменника принца Конде.

После этого был подписан мирный договор. Французы получили Руссильон, Артуа и несколько крепостей по северной границе с испанскими владениями в Нидерландах. Пиренейский договор ознаменовал согласие испанцев на брак между королем Людовиком и испанской инфантой Марией Терезией. Кромвелю был обещан Дюнкерк, но третьего сентября он умер, и Англия не получила ничего.

Почти сразу же после его смерти король Людовик XIV публично заявил о поддержке своего кузена Карла II и генерала Монка, ратующего за возвращение монархии. Ричард Кромвель не обладал ни силой характера, ни дипломатическими способностями отца и уже не мог по-прежнему объединять антироялистов. На переговоры должно было уйти несколько месяцев, но Карл незамедлительно собрался домой, где, как он полагал, его ждала восторженная встреча. Почти сразу же в столицу Франции потянулись сторонники короля в ожидании того счастливого дня, когда им позволят вернуться на родину.