– Должно быть, вы счастливы оказаться дома, – шепнул он.

– Этот дом принадлежит Чарли. У меня ничего нет.

– А вы весьма несговорчивы, – вздохнул герцог.

– Что делать, если я такая? А где ваш дом?

– На севере, в Дареме. Большое кирпичное здание, очень похожее на это.

– Не замок? – разочарованно спросила Отем.

Он едва удержался от смеха при виде ее по-детски обиженного лица.

– Нет, Отем, не замок. У меня есть титул, неплохое поместье, большой парк, где бродят олени, поля, где пасутся стада коров, но боюсь, почти ничего сверх этого. А вы мечтали именно о замке?

– Я выросла в замке. И Шермон тоже замок, – начала она, но тут на весь двор прозвенел голос матери:

– Кровь Христова! Я позволила тебе ехать ко двору, и что же? Твой непристойно огромный живот лучше всяких слов говорит о том, как весело ты проводила время! От всей души надеюсь, что один из этих джентльменов – твой будущий муж, иначе всем несдобровать! Немедленно в дом, слышите? Чарли, берегись, если не объяснишь, каким образом сестра, доверенная твоему попечению, оказалась в столь печальном состоянии. – Выпалив все это одним духом, Жасмин резко повернулась и ушла.

– Это и есть мама, – с издевательской вежливостью пояснила Отем. – Дочь императора, жена принца, маркиза и герцога. Любовница еще одного принца.

А прибывшие послушно проследовали за Жасмин в семейный зал. Слуги суетились, принимая у гостей плащи и шляпы и разнося вино и сахарные вафли. Зал внезапно наполнился детьми. Мадлен и Марго с восторженным визгом кинулись к матери, и та, с трудом наклонившись, принялась их целовать. Сыновья Чарли с радостными улыбками поспешили к отцу.

– Мама! Мама! – кричали девочки.

– Папа приехал! – вторили Фредерик и Уильям.

В зале появилась стройная девушка, и Джонни Саутвуд с нескрываемым восхищением воззрился на прелестное видение.

– Папа! – воскликнула леди Сабрина Стюарт, обнимая отца. – До-обро пожаловать да-а… домой, папа, – сказала она медленно, тщательно выговаривая слова, чем заслужила одобрительный кивок бабушки. – Я рада, что ты наконец вернулся. Мы скучали по тебе, верно, парни?

– Дети, – велела Жасмин, – позже у вас еще будет время поговорить с отцом. – А пока уведите малышей. Нам нужно кое-что обсудить. – И, улыбнувшись маленьким француженкам, мягко добавила: – Мама скоро к вам придет, дети мои. Идите с кузенами и подождите, пока вас не позовут. Сабрина, отведи их на кухню, у повара наверняка найдется что-нибудь вкусненькое.

Сабрина взяла девочек за руки и повела к двери. Мальчики тут же исчезли. По всему было видно, что Мадди и Марго больше не боятся своей двоюродной сестры.

– Кто она?

– По-моему, важнее узнать, кто вы. Неужели никогда раньше не видели хорошенькой девушки? Что вы так на нее глазеете? И почему ваше лицо чертовски мне знакомо? – засыпала вопросами молодого графа Жасмин.

– Я Джон Саутвуд, граф Линмут, – пробормотал Джонни, вспомнив наконец о приличиях, и галантно кланяясь Жасмин.

– Господи, сэр, да вы просто живой портрет моего дядюшки Робина!

– Он был моим прадедом, мадам, – пояснил Джонни.

Жасмин тяжело опустилась в кресло.

– Какая же я все-таки старая! – прошептала она. – Мой дядя умер за год до казни короля. А что сталось с его сыном и внуком?

– Дед погиб при Нейзби, мой отец и старший брат – в Вустере. Мне было тогда семнадцать. Мать заперла меня в Линмуте от греха подальше и держала там до самой Реставрации.

– Мудрая женщина, ничего не скажешь. А бабушка? Ваш отец, кажется, женился на одной из дочерей моего дяди Патрика?

– Бабушка Пенелопа и мама делят вдовий дом в Линмуте и молят Бога о моей скорейшей женитьбе, – усмехнулся Джонни.

– И кажется, вы впервые задумались о том же именно сегодня, – заметила Жасмин. – Моя внучка прелестна, не так ли? Как умно с твоей стороны, Чарли, привезти в дом молодого графа! Я уже сумела отучить ее от дикарских замашек. Она на диво быстро все усваивает.

Теперь взор Жасмин обратился на второго джентльмена. Он показался ей очень красивым и странным образом напоминал второго мужа, Роуэна Линдли. Скорее всего светло-русыми волосами.

– Мама, позволь представить Габриела Бейнбриджа, герцога Гарвуда, – официальным тоном объявил Чарли. – Король желает, чтобы он женился на Отем.

– Почему? Потому, что он испек каравай в ее печи? – отрезала Жасмин.

– Не он, а король, мама, – с милой улыбкой пояснила Отем.

Жасмин схватилась за сердце.

– Что?! – прошептала она.

– Интересно, мадам Скай тоже вела себя так, когда принц Генри наградил тебя ребеночком? – резко бросила Отем. – Весьма любопытно, что история повторяется, не находишь?

Жасмин потеряла дар речи. Такого цинизма она не ожидала. Но на память пришло, как была добра и нежна бабушка, узнав, что Жасмин ожидает незаконного ребенка.

– Ты любишь короля? – осведомилась она.

– Нет, – коротко ответила дочь.

– В таком случае как же ты можешь хотеть его ребенка? – удивилась Жасмин.

Отем открыла матери причины, побудившие ее сделать такой шаг.

Пораженная столь откровенной расчетливостью, Жасмин покачала головой.

– Раньше ты не была так бессердечна, – тихо вымолвила она. – Я любила Генриха Стюарта. И наш сын стал для меня радостью и благословением, тем более что отец Чарли умер через два месяца после его рождения. Но твое поведение непростительно, Отем. Ты невыносимо корыстна, а этого я не понимаю. Как можно любить ребенка, зачатого в равнодушии?

– Но люблю же я Марго, хотя не питала никаких чувств к ее отцу, – возразила Отем.

– Марго – другое дело!

– Почему? Потому, что я стала жертвой короля Людовика и, будь моя воля, никогда не легла бы в его постель? Разве это делает мое дитя более желанным, чем то, что я ношу под сердцем? Разве тот факт, что Людовик принудил меня стать его любовницей и наградил дочерью, делает ее лучше, чем младенец, которого я по доброй воле захотела иметь от короля Карла? Я не ты, мама, и не могу так легко предать свою любовь и увлечься другим мужчиной. Я любила Себастьяна и всегда буду его любить. Никто не займет его места в моем сердце!

– Не в этом дело, – начала Жасмин, но Отем уже была вне себя от гнева.

– Неужели завидуешь, мама? В конце концов, и твоим любовником был Стюарт! Зато в моей постели побывали сразу два короля! И каждому я дала или скоро дам по ребенку!

– Мадам! – рявкнул герцог Гарвуд. – Не смейте разговаривать с вашей матушкой в подобном тоне! Она заслуживает всяческого уважения!

Отем вихрем сорвалась со стула.

– Кто вы такой, милорд, чтобы мне приказывать?! Можете убираться ко всем чертям! – закричала она и, швырнув в него кубком, вылетела из зала.

Габриел ловко увернулся. Кубок с грохотом покатился по полу, разбрызгивая содержимое.

– Ничего не скажешь, характер, – сухо заметил он. – Правда, меткость ни к черту.

Жасмин разрыдалась, и Чарли, встав на колени рядом с креслом матери, обнял ее.

– Она так и не пришла в себя после смерти Себастьяна, – в отчаянии всхлипывала Жасмин. – Ничто ее не радовало, а теперь еще и эта история! Неужели король не мог обратить свою похоть на кого-то другого? Боюсь, всего этого ей не вынести.

– Она попросту избалована до крайности, – возразил Чарли. – И в голове у нее одно: они жили долго и счастливо и умерли в один день. Но так не получилось. Жизнь не всегда добра к нам, мама, кому, как не тебе, это знать! Старшие сестры тоже много вынесли. Почему же Отем не желает этого понять?

Жасмин подняла глаза на Гарвуда.

– Вы действительно желаете жениться на ней? – выдохнула она, ломая руки. – Даже после этой безобразной сцены?

– Расскажите, как я впервые встретил Отем, – попросил Габриел герцога Ланди. Чарли кивнул. Когда повествование было закончено, Гарвуд продолжал: – С того самого дня она поселилась в моем сердце, мадам. Любовь ли это? Я не знаю, но хочу узнать, а если это действительно то чувство, о котором слагают стихи поэты, я сумею научить Отем любить меня. Поверьте, я не желаю стирать воспоминания о Себастьяне д’Олероне, но хочу создать новые, те, которые мы сможем делить на закате наших дней. Ее нрав не пугает меня. Кроме того, мне говорили, что беременные женщины часто подвержены смене настроения. Наше путешествие было долгим и утомительным. Отем нуждается в отдыхе и заботе родных.

– Надеюсь, мой сын изложил вам условия, на которых вы можете жениться, сэр? – осведомилась Жасмин, глядя на герцога.

– Да, мадам.

– Простите за дерзость, но я обязана спросить: у вас есть долги?

– Нет, мадам. Я не богат, но и не беден. Титул был нам пожалован во времена правления Ричарда Третьего. Мой дом похож на Королевский Молверн: удобный, уютный, но не слишком изысканный. Доход я получаю от разведения и продажи скота. Стада у меня огромные. Я никогда не был женат. Родители мои скончались, братьев и сестер нет. Я следую обрядам англиканской церкви. Здоров и сохранил все зубы.

Жасмин засмеялась и покачала головой.

– Чувство юмора, вижу, у вас тоже имеется, – заметила она, – и мне это нравится. Что ж, добро пожаловать в Королевский Молверн, милорд. Можете оставаться, пока мы вам не надоедим. Предупреждаю, мы весьма шумное племя.

– А я? Тоже могу оставаться, сколько захочу, кузина? – вмешался молодой граф.

– Да, если намереваетесь ухаживать за моей внучкой, сэр. Похоже, так оно и есть. Разумеется, вы тоже желанный гость в этом доме.

Дни становились длиннее, и в воздухе повеяло весной. Зазеленели первые побеги, и вскоре склоны холмов покрылись желтыми нарциссами. Джон Саутвуд преданно ухаживал за леди Сабриной под зорким присмотром ее отца и бабушки. С первого взгляда становилось ясно, что эти двое предназначены друг для друга. Правда, у них была общая прабабка, но родство считалось не слишком близким и не мешало браку. Граф Линмут находил очаровательным шотландский выговор Сабрины, значительно смягчившийся за четыре месяца пребывания в Англии. К удивлению Жасмин, оказалось, что внучка знает все необходимое для ведения хозяйства, поэтому свадьбу назначили на второе мая.

Отем совершенно ушла в себя и стала неестественно спокойной. И даже помирилась с матерью, старавшейся всячески поддержать и утешить дочь. Правда, Отем не нравилась внезапная дружба между Жасмин и Габриелом.

– У него нет обаяния Себастьяна, и он совсем не так красив, – твердила она.

– Все потому, что он не Себастьян, – рассудительно заметила Жасмин. – Прекрати искать в нем черты покойного мужа. Перестань их сравнивать. Постарайся увидеть в нем того, кто он есть на самом деле. Он хороший человек, Отем.

– Хорошие люди так скучны, мама, – фыркнула Отем.

– Не всегда, куколка, – усмехнулась мать.

Все же Отем решила последовать совету матери и попыталась разобраться в себе и своих чувствах. Что с ней стряслось? В октябре исполнится шесть лет со дня смерти мужа. Нельзя же провести всю жизнь в трауре!

Она вдруг пожалела, что выглядит такой толстой и неуклюжей. Как мужчина может ухаживать за женщиной, похожей на стельную корову?

Все это она издевательским тоном изложила Габриелу.

– Я выращиваю скот, – напомнил он, весело сверкнув глазами, – поэтому считаю стельных коров настоящими красавицами, мадам.

– Я не отдам своих детей на воспитание, – серьезно объявила она.

– Зачем? – удивился он. – Гарвуд-Холл просто создан для детей. Ваших и наших.

– В октябре мне будет тридцать, – упрямилась Отем. – Не знаю, сколько лет мне еще осталось, чтобы выносить вам детей.

– А мне в августе будет сорок один, – не сдавался он. – Если мы поторопимся, пожалуй, сумеем произвести на свет несколько ребятишек, прежде чем состаримся и поседеем.

– Вы смеетесь надо мной, – пробурчала она.

– Верно, – кивнул герцог, – но со временем вы привыкнете.

– А вдруг я не захочу привыкать? – капризничала Отем.

– Ах, вы казались бы настоящей злобной фурией, не будь так неотразимо очаровательны, мадам!

– Я не фурия! – вскричала Отем. – Как вы смеете, сэр?

– В таком случае маленькой ведьмочкой. Восхитительной маленькой ведьмочкой, – не уступал герцог.

Отем провела рукой по огромному животу.

– Боюсь, маленькой меня не назовешь, – отшутилась она, – я расту с каждым днем.

Они переглянулись и дружно засмеялись. Наблюдая за ними, Жасмин впервые позволила себе надеяться. Как было бы чудесно, влюбись Отем в герцога! Когда младшая дочь снова выйдет замуж и заживет своей семьей, счастье Жасмин будет полным. Нет… не совсем. Слуги, всю жизнь бывшие рядом, стареют и чахнут. Адали было почти девяносто. Никто из тех, кого она знала, не дожил до такого возраста. Рохане и Торамалли было за восемьдесят. Когда она родилась, им было по десять лет, а скоро ей исполнится семьдесят один. Что она будет делать, потеряв всех?

Вернувшись в Англию, Адали все дни просиживал у окна на солнышке. Бекет заботился о доме, так что Адали попросту нечего было делать. Последнее время Рохана и Торамалли даже ходили с трудом, жалуясь на то, что колени болят и не гнутся. Бедняжки не могли поднять ног и бессильно шаркали по полу. Пальцы Торамалли совсем скрючились. Ее муж Фергюс тоже сильно одряхлел. Он и Рыжий Хью с утра до вечера играли в шахматы, переняв науку от Адали. Царство стариков, да и только!