В предвкушении своего восшествия на трон король Карл предложил руку Генриетте Екатерине, сестре его зятя, принца Оранского. Но к ноябрю выяснилось, что до конца переговоров еще далеко, да и исход их неясен. И о помолвке было забыто. Генриетта Екатерина вышла замуж за Иоганна Георга Ангальт-Дессау. Король долго жалел о несостоявшемся браке, но жизнь продолжалась. Как и вся Европа, он стал свидетелем почти неестественного бездействия, окутавшего Англию после смерти Кромвеля. Но потом стало ясно, что Ричард Кромвель, или, как его прозвали, Немощный Дик, не способен управлять государством. От него отвернулись почти все бывшие сторонники отца, желавшие теперь реставрации монархии. Но время для этого еще не пришло. Между роялистами тоже не было единства.

Скандал разразился, когда обнаружилось, что один из основателей Общества запечатанного узла, тайной роялистской организации, сэр Ричард Уиллис, все это время был двойным агентом. Поражало и пугало его умение столько лет выходить сухим из воды. Разоблачение предателя еще больше задержало возвращение короля. Довольно слабые силы роялистов под предводительством сэра Джорджа Бута попытались поднять мятеж, как раз во время сбора урожая, но его быстро подавили, а вместе с ним и надежды на счастливый исход для Карла Стюарта.

Чарли ненадолго уехал, чтобы повидать короля, и вновь появился в Шермоне к Рождеству. Судя по его словам, король был уверен, что помочь ему может единственный человек в Англии – генерал Джордж Монк. Монк был профессиональным военным, принадлежавшим к поколению придворных Карла I. Он командовал войсками Кромвеля в Шотландии, славился своей справедливостью и свято верил в порядок и дисциплину.

Он не обогатился на конфискации дворянских и церковных земель, не принимал участия в казни короля, не приговаривал монарха к смерти, не подписывал ордеров на арест, не заседал в суде. Все это расположило к нему наследника короля, который не мог простить убийц отца. Генерал Монк решил, что реставрация монархии убережет страну от новой гражданской войны. Его брат, корнуэльский священник, действуя как посредник, принялся немедленно готовить почву для приезда Карла в Англию.

– Я останусь у тебя до весны, – сообщил Чарли сестре. – В октябре король был так обескуражен, что решил искать удачи в Испании. Но мы разубедили его и уговорили подождать, пока генерал Монк не даст о себе знать. А ты, сестрица? Встречалась в этом году со своим королем?

– Естественно, – рассмеялась Отем. – Он приехал в октябре в очень грустном настроении. Кардинал и королева-мать все-таки разлучили его с маленькой подружкой Марией Манчини. Мария, похоже, воображала, что сумеет обойти своего дядюшку и поймать короля в сети брака. Король действительно влюблен в девушку, ибо, по его словам, она умна, остроумна и образованна. Правда, лицом не удалась и грубыми чертами скорее похожа на трактирную девку. Людовик сам это говорил.

– Королевская свадьба назначена на лето будущего года, – заметил Чарли.

– Знаю, – кивнула сестра. – Людовик требует, чтобы мы с мамой тоже приехали, но я колеблюсь. Вряд ли это прилично в сложившихся обстоятельствах.

– Если получишь приглашение, придется ехать, – возразил брат. – Нельзя ослушаться королевского приказа.

– Думаю, кардинал и королева Анна сами будут составлять список гостей и едва ли включат нас, – заметила Жасмин. – Кроме того, теперь мы вряд ли снова увидим Людовика. В следующем году он, разумеется, не приедет в Шамбор через несколько месяцев после своей женитьбы! Но я жду не дождусь, когда мы снова окажемся в Англии, расцелуем Индию и Генри. Как же долго нас не было!

– А Патрик? – допытывалась Отем. – И Гленкирк?

– Я соскучилась по всем своим детям, но не знаю, смогу ли вернуться в Гленкирк.

Как и предполагала Жасмин, их действительно не пригласили на свадьбу. 30 мая 1660 года король Карл II занял трон своих предков. Чарли незамедлительно отправился в Англию и просил сестру и мать сопровождать его, но Отем прежде дождалась сбора урожая и лишь потом с детьми и слугами покинула Шермон.

– Вы вернетесь, госпожа маркиза? – спросил Лафит. – А маленькая мадемуазель?

– Обязательно, Лафит, и моя дочь тоже, – пообещала Отем. – Мадемуазель д’Олерон – хозяйка поместья, а мадемуазель де ля Буа – дочь его величества! Они француженки и должны жить на родине.

Мажордом поклонился.

– Мы с нетерпением будем ждать вашего приезда, госпожа маркиза.

Глава 16

Отем смотрела с вершины холма на дом брата. Королевский Молверн выглядел одиноким и заброшенным. Неухоженный сад разросся. Крыло, подожженное круглоголовыми, так и лежало в руинах.

Лошадь Отем переступила с ноги на ногу, и маркиза, протянув руку, сжала пальцы брата.

– Кровь Христова, Чарли, да он необитаем! Выглядит просто ужасно. Я рада, что мы оставили маму и детей в Вустере.

– Ничего, сестрица, скоро все наладится, – заверил брат. – Слава Богу, что не пришлось обращаться к королю за деньгами на восстановление поместья. Бедный Карл и так почти нищий, а его целыми днями осаждают вернувшиеся единомышленники и те, кто оставался ему верен все это время. Он утверждает, что я единственный, кто ничего у него не просил, – со смешком пояснил Чарлз. – Думаю, моя задача куда легче, чем его. – Он пустил коня шагом и добавил: – Вперед, Отем, спустимся вниз и посмотрим, что сталось с моим домом.

Они достигли подножия холма, спешились и привязали лошадей к кусту. Чарли вынул из кармана большой ключ и, вставив его в старый железный замок, повернул. К его удивлению, парадная дверь бесшумно открылась.

– Кто-то все это время смазывал замок, – пробормотал он себе под нос, переступая порог.

Их ждал еще больший сюрприз – в доме царила безукоризненная чистота: полы, с которых сняли ковры, были подметены, дерево натерто воском, на мебель натянуты чехлы, а окна прикрыты шторами. Герцог раздвинул тяжелую ткань, и в комнату ворвался солнечный свет.

– Вижу, за Королевским Молверном все это время приглядывали, – заметил он сестре.

– Как же иначе, сэр? – раздался старческий голос.

Они не успели обернуться, как подошедший упал на колени перед Чарли и стал целовать его руку.

– Добро пожаловать домой, милорд, – всхлипнул Бекет. Слезы ручьем лились на его поношенную черную ливрею.

Герцог Ланди нагнулся и поднял мажордома. Глаза их встретились, и Чарлз вымолвил всего одно слово:

– Спасибо! – Потрепав старика по плечу, он крепко пожал ему руку. – Как тебе удалось сделать невероятное, Бекет? Разве круглоголовые не отдали дом кому-то из своих приспешников?

– Отдали, ваше сиятельство. Какому-то самодовольному ничтожеству, святоше по имени Дунстан. О, как они торжествовали, как стремились переделать дом на свой лад! Первым делом в зале сняли портреты лорда и леди де Мариско. Леди Дунстан заявила, что он был не кем иным, как пиратом, а его супруга не лучше обычной… ну, вы понимаете, милорд. И тут началось! Двери открывались и закрывались сами по себе. Портреты лорда и леди Дунстан то и дело падали, как бы крепко мы ни вколачивали гвозди. То камины задымят, хотя огня в них не было, то слуги, привезенные лордом и леди Дунстан, клянутся, будто черноволосая дама с огромными бирюзовыми глазами бродит ночами по дому. Но самое удивительное случилось в Двенадцатую ночь, и поскольку я все видел собственными глазами, могу засвидетельствовать, что это чистая правда. Лорд Дунстан предложил выпить за здоровье лорда-протектора Кромвеля. И не успели мы оглянуться, как кубки лорда и леди сами собой подскочили в воздух, наклонились и вылили вино на головы новых хозяев.

Отем захлебнулась смехом. Бекет ухмыльнулся и продолжал свое повествование:

– Итак, милорд, в зале воцарилась мертвая тишина. Немного опомнившись, леди Дунстан вскочила и объявила мужу, что ни минуты не останется в этом доме, где беснуются демоны, и что готова оставить это проклятое место в полное их распоряжение. Кроме того, дом чересчур старомоден, и по комнатам гуляют сквозняки. Но тут их портреты снова свалились с ужасным грохотом, и она, визжа от страха, бросилась вон. Уже через час горничная уложила вещи, которые могли понадобиться на первое время, и леди навсегда оставила Королевский Молверн. На следующий день убрался ее муженек вместе с багажом, к моему величайшему облегчению. После этого никто не посмел сюда явиться. Мы с женой заперли дом, но старались поддерживать в нем порядок. Сразу же после отъезда Дунстанов я вновь повесил фамильные портреты. Они ни разу не упали.

– Когда можно будет вселиться сюда? – осведомился герцог.

– К завтрашнему дню, ваше сиятельство. Я соберу слуг, тех, кто еще способен работать, и заменю остальных их родственниками. А ваши детки? Они тоже приехали?

– Пока нет. Только я, матушка, сестра и две ее дочери. Они пока в Вустере, но мы сегодня же вернемся туда и привезем их. Прикажи садовникам приниматься за работу и передай, что старикам будут выделены коттеджи и пенсии. Я не забываю тех, кто верно служил моей семье как в счастливые времена, так и в смутные, – объявил герцог и обратился к сестре: – Нам пора, Отем.

– Миледи… – пробормотал дворецкий.

– Да, Бекет?

– Я так и не поздоровался с вами как следует, но, поверьте, счастлив вас видеть. А ваш супруг? Когда его ждать?

– Спасибо, Бекет, но я вдова. Мой муж, маркиз д’Орвиль, скончался.

– Примите мои соболезнования, миледи, – с поклоном заметил Бекет.

– Да, еще одно, Бекет, – вспомнил герцог. – С тех пор Дунстаны ни разу не появлялись? Король пообещал, что никто не будет лишен права владения, и я не хотел бы лишиться фамильного поместья.

– Они погибли, милорд, на выезде из Вустера. Кони чего-то испугались во дворе гостиницы и понесли, прежде чем кучер успел вскочить на козлы. Через несколько миль карета перевернулась. Детей у них не было. Никто не скорбел по этим людям, и поскольку окрестные жители не знали, откуда они родом, то и похоронили их на соборном кладбище. Слуги разворовали их вещи и сбежали со всем скарбом, а священники забрали все, что было в экипаже, вместе с драгоценностями леди Дунстан в уплату за гробы и рытье могил.

Чарли кивнул, довольный, что теперь не придется досаждать кузену просьбами вернуть дом.

– Мы прибудем завтра, – сообщил он Бекету и вместе с сестрой отправился в Вустер.

На следующий день два дормеза и телеги, дребезжа, вкатились во двор Королевского Молверна. Двери дома распахнулись, и процессия лакеев в ливреях с герцогскими гербами вышла на крыльцо, встречая хозяев. Бекет поспешил приветствовать прибывших, но самый теплый прием был оказан Адали. Он лично протянул мажордому графини руку, широко улыбаясь и непрерывно болтая.

– Мне отвели прежнюю комнату, Бекет? – осведомилась Отем.

– Да, миледи, а малыши разместятся рядом с вами. Между спальнями есть дверь. Герцогиня тоже поселится в прежних покоях. Все будет как раньше, – радостно объявил он.

– А я скучаю по своему пони, – закапризничала Мадлен.

– У тебя будет другой, – пообещал герцог.

– Говори по-английски, – велела бабушка. – Теперь ты в Англии, дитя мое. И ты тоже, Марго.

– Хочу домой, – захныкала Мадлен, едва переступив порог. – Мне не нравится в Англии. Хочу в Шермон!

Отем остановилась и, подхватив на руки дочь, поставила на стул, так что глаза их оказались на одном уровне.

– Ты обязательно поедешь домой, Мадди, но не сейчас. Я шотландка по рождению, и наш король только что вернулся на трон. Дядя Чарли – его кузен, и гостить в его замке – большая для нас честь. Пока что мы остаемся в Англии. Здесь живут почти все наши родственники. Возможно, мы даже посетим Шотландию, и вы с Марго увидите Гленкирк, где я росла. Я уже рассказывала тебе об этом и повторять не намерена. С тобой твоя Мари, а у Марго есть Жизель. Не расстраивай сестренку, Мадди. Сама знаешь, она во всем тебе подражает, и если ты станешь капризничать, ее тоже не уймешь. А значит, и мне покоя не будет. В своей комнате можешь изъясняться по-французски, но на людях говори по-английски. Ясно?

– Да, мама, – прошептала Мадлен, когда мать вновь поставила ее на пол. – А я увижу вашего короля?

– Если будешь хорошей девочкой, – кивнула Отем и обратилась к нянькам: – Надеюсь, вы исполните мою волю. И не позволяйте девочкам жаловаться или сравнивать Англию и Францию. Вы поняли?

– Да, мадам, – ответили женщины хором.

Постепенно жизнь в Королевском Молверне вошла в колею, хотя Чарлзу часто приходилось уезжать ко двору на помощь королю. Постепенно Отем поняла, что здесь, в Англии, кроме богатства, у нее нет ничего. Ни дома. Ни семьи. Даже титул французский.

Генри с женой и детьми приезжали погостить, и Отем поразилась, увидев, как постарел брат. Ее племянники Генри и Энн сами были уже родителями. Только сейчас Отем осознала, что ей, самой младшей дочери Жасмин, через несколько месяцев исполнится двадцать девять.