— Только не я, Троттер, как выяснилось, я совсем ничего не знал о шахтах, пока не провел те несколько ужасных дней… да, три с половиной дня кошмара под землей. Мы были там вместе. На всю оставшуюся жизнь мне хватит впечатлений о том, через что проходят горняки. Нет, — хозяин медленно покачал головой, — довольно с меня шахт. Пусть другие берут грех на душу. Выносить такое мне организм не позволяет. У меня желудок слабый, — он рассмеялся, и лицо собралось морщинами, делая его похожим на старика.

Ей стало так жаль мистера Сопвита, сразу постаревшего и осунувшегося, что рука ее едва не потянулась к нему, как тогда в темноте. Но об этом не могло быть и речи. Сейчас такое было невозможно.

— Троттер, я послал за тобой по двум причинам. Во-первых, мне хотелось увидеть тебя и поблагодарить за то, что ты помогла мне выжить в том аду.

— Сэр, я не сделала ничего осо…

— Сиди и слушай, — Марк не дал ей договорить. — Мне лучше знать, что ты сделала. И, кроме того, я хотел спросить, не согласишься ли ты провести с нами праздники. Надеюсь, ко мне приедут дети. Это будет не надолго, на два-три дня, но если ты сможешь…

— О, сэр, конечно, смогу, с радостью, для меня это такое удовольствие, — горячо откликнулась Тилли, наклоняясь в его сторону с загоревшимися радостным возбуждением глазами.

— Вот и хорошо. И мне тоже будет приятно. Я так хочу… их увидеть.

— Я понимаю вас, сэр.

— Конечно, приходится учитывать погоду. Но будем надеяться на оттепель, и дороги тогда очистятся. А вот и чай, — поворачиваясь к двери, объявил он.

В комнату вошел Саймс с большим подносом, на котором стоял серебряный чайный сервис. Вслед за ним появилась Эми Стайлс с четырехъярусной пирамидой, уставленной тарелками с бутербродами, печеньем, хлебом с маслом. Эми поставила пирамиду у стоявшего рядом с креслом-корзиной маленького столика. Ни Эми, ни Саймс не поднимали глаз на Тилли. Не взглянули они на нее, даже когда хозяин сказал: «Все, можете идти. Троттер позаботится обо мне».

— Представь, что ты снова в детской, и тебе предстоит накормить голодное стадо.

Тилли торопливо поднялась и с улыбкой на лице принялась разливать чай в тонкие фарфоровые чашки. Затем она постелила салфетку поверх укрывавшего его ноги пледа и одной рукой подала ему маленькую тарелочку, а другой — большую тарелку хлеба с маслом.

— Я редко ем в пять часов. А ты — наваливайся.

Тилли хотела вести себя сдержанно, соблюдая приличие, но желудок подсказывал, что в этом случае глупо думать о манерах, и Тилли «навалилась». Для начала она съела четыре куска хлеба с маслом, потом три бутерброда и заела это двумя кусками пирога. Девушка старалась изо всех сил есть не спеша, хотя желудок, уставший от жизни впроголодь, подталкивал ее глотать быстрее и больше. Такой еды она не пробовала уже давно. Так вкусно ей не приходилось есть даже в то время, когда она служила в этом доме. В какой-то момент Тилли стало неловко, потому что хозяин молча сидел и смотрел на нее. Тогда она сосредоточилась на содержимом тарелок, и неловкость прошла.

— Надеюсь, до тебя дошло все, что отправляли тебе в больницу?

Бледные щеки девушки покрылись густым румянцем. Она замерла с полуоткрытым ртом и собиралась сказать «Да, сэр, спасибо», но он опередил ее вопросом.

— Так до тебя дошли передачи? — в голосе его звучало сомнение.

— Да… спасибо, — запинаясь, выдавила она растерянно.

— Чувствую, что ты ничего не получала. Так?

— Да, сэр, — опустив голову, подтвердила она. — Мне ничего от вас не передавали.

— Воры проклятые! Ах они!

Ей было странно слышать от него бранные слова. В этот момент он напомнил ей Сэма, который не стеснялся в выражениях, ругая техника-смотрителя и всех бригадиров в шахте.

— В больнице неважно с порядком, сэр.

— Троттер, если бы мои указания выполнялись как положено, то такого безобразия не было бы. Я распорядился, чтобы тебе отправляли специально приготовленную пищу.

Хозяин скрипнул зубами от злости, потом уронил голову на грудь.

— В доме все идет не так, как следует. Это из-за того, что нет хозяйки, вот и некому следить за порядком.

Тилли могла бы сказать, что и при хозяйке дела шли не лучше, но Марк едва бы в это поверил, и она промолчала.

— Ну хорошо же, — неожиданно вскинул голову мистер Сопвит — кто-то за это ответит. Даром им такое не пройдет, запомни мои слова.

— Сэр, пожалуйста, прошу вас. Я не хочу, чтобы из-за меня у кого-то были неприятности. Они смотрели на меня косо, когда я служила здесь. Все, кроме мистера Лейбурна и Филлис Коутс. Слухи из деревни пришли за мной и сюда… о том, что я… колдунья, и все такое. Они злились на меня, и, как ни странно, сэр, даже немного побаивались, хотя в это трудно поверить. Раз или два я отыграла на суеверии Ады Теннент, она у вас посудомойка. — Тилли улыбнулась и в первый раз в открытую спросила его: — Я похожа на колдунью, сэр?

Плечи хозяина медленно затряслись от сдавленного смеха, а слова ошеломили ее.

— Да, Тилли, ты очень похожа на колдунью, но не на злую, а на милую и добрую.

— Что вы, сэр!

— Именно так, благодаря своим чарам, ты смогла приструнить детей. Они стали вести себя прилично, особенно после объезда главного смутьяна. Кстати, я хочу, чтобы ты занялась детскими комнатами, чтобы все приготовить к их приезду. Сегодня утром я поинтересовался у миссис Лукас, убирались ли комнаты в последнее время. Оказалось, что нет. Она сослалась на то, что заботы обо мне занимали все их время. Но меня не проведешь, — хитро усмехнулся он. — Я издалека чую обман. Хотя, надо признаться, для такого дома прислуги в самом деле маловато, — огорченно вздохнул он. — При жизни отца в доме от слуг было не протолкнуться. Но те дни в далеком прошлом. Теперь к делу, — хозяин устроился поудобнее в кресле. — Когда ты сможешь начать?

— В любое время, сэр.

— По твоему виду этого не скажешь. Тебе необходимо несколько дней отдохнуть. Приезжай и поживи здесь, тем более что комната твоя свободна.

— Нет, сэр, что вы, нет, — поспешно запротестовала Тилли. — Лучше я приеду, когда буду нужна.

Мистер Сопвит ответил не сразу, а сначала посмотрел на нее долгим пристальным взглядом.

— Люди с твоим характером, Троттер, нужны всегда… Тогда увидимся через три дня, договорились?

— Да, сэр.

— И еще мне кажется, усиленное питание тебе не повредит. Позвони, пожалуйста, — он указал на висевший у камина толстый крученый шнур с кисточками.

Тилли потянула два раза, и ей представилось, как в кухне звякнул звонок и кто-то с неохотой направился к лестнице, ведущей наверх.

— На обед у меня был цыпленок, — обратился Марк к вошедшему Саймсу, — я к нему едва притронулся. Передай кухарке, пусть она упакует его вместе с тушеным языком и парой банок джема. И скажи Пайку, что мне нужна бутылка бургундского. А когда пекли хлеб?

— Я… не знаю, сэр.

— Как ты можешь не знать? Ты же находился внизу, неужели не чувствуешь запах?

— Мне кажется, его пекли вчера, сэр.

— Тогда пусть кухарка приготовит пару булок, пироги, бекона пару фунтов… лучшую часть.

— Слушаюсь, с… сэр, — растерянно промямлил Саймс и направился к двери, но хозяин остановил его.

— Подожди! Пусть все продукты сложат в корзину и принесут сюда. Я хочу на нее взглянуть. Тебе ясно?

— Да, сэр, — выпалил Саймс, в голосе его угадывалось смятение.

Тилли в смущении сидела на краешке стула, чувствуя себя неловко. Она понимала, что продукты для нее. Может быть, ей нужно было отказаться, но она знала, что так не сделает, и уже представляла все это изобилие на деревянном столе в доме Дрю и сияющие глаза младших детей. В то же время ее смущение смешивалось с удивлением. Поведение хозяина сильно озадачило ее. Живя раньше в доме, девушка никогда не слышала, чтобы он так разговаривал с прислугой. Но раньше он вообще говорил по-другому. Тилли снова сказала себе, что хозяин изменился. Перед ней сидел не тот человек, к которому она относилась с почтительной робостью, и не таким узнала она его в темноте штрека. Его манеры стали грубее, и в голосе ясно чувствовалось плохо скрытое раздражение.

Тилли опустила глаза на подножие кресла: не поддерживаемый туфлями плед свисал отвесно, и она подумала, что хозяина изменили переживания из-за потери ног. Его раздражение и грусть, — все это следствие увечья. Хозяину надо было на ком-то сорвать зло, вот он и вымещал его на прислуге. Он остался в одиночестве, без поддержки семьи, и ему было от этого больно и горько. Но почему не вернулась хозяйка? Тилли этого не понимала. Как могла женщина оказаться такой бессердечной? Конечно, здоровье у нее не очень крепкое, но, если бы она находилась рядом, ему стало бы легче.

— О чем ты так глубоко задумалась, Троттер? Мыслями ты где-то далеко.

Застигнутая врасплох, Тилли поспешно отвела взгляд от подножия кресла.

— Я думала над словами бабушки, — нашлась она, одновременно пытаясь подобрать что-либо подходящее из многочисленных бабушкиных изречений.

— Что же это за слова?

— Она говорила: когда перед тобой закрывается одна дверь, рядом может открыться другая.

— Ты считаешь, такая дверь для тебя открылась?

— Да, сэр, — с улыбкой искренне ответила девушка. — На прошлой неделе будущее представлялось таким беспросветным и мрачным: нет работы, и вообще впереди ничего хорошего. А теперь, ненадолго, я смогу вернуться к прежнему делу… И я очень благодарна вам за это. Да, я могу повторить бабушкины слова: дверь открылась передо мной, сэр.

— Люди в поселке остались без работы, что они делают, как живут? — тихо спросил он. Застывший взгляд хозяина ничего не выражал.

— Они ходят везде и ищут работу, сэр. Вот, например, Сэм, один из забойщиков. Один из тех, кого уволил Розир за желание учиться.

— Да, я его помню хорошо.

— Так вот, он устроился на свечной завод. Конечно, заработки там не те, что в шахте, но все же… кое-что. Только все боятся, что их выбросят из домов на улицу и они… — она оборвала себя, и глаза ее округлились от испуга. У нее совсем вылетело из головы, кому принадлежат домики в поселке. Хозяин словно прочитал ее мысли.

— Ты, я вижу, забыла, что перед тобой хозяин домов, верно? — невесело усмехнулся он.

— Да, сэр, — призналась девушка, повесив голову.

— Можешь передать, что они могут жить спокойно, пока шахта не будет продана. Однако тот, кто ее купит, возможно, захочет продолжить разработку, — хозяин выпрямился в своем кресле, а потом, наклоняясь к ней, попросил: — Троттер, не надо говорить об этом никому, о том, что шахта может перейти в другие руки.

— Хорошо, сэр, не скажу.

— Просто объясни, что на улицу их не выбросят… но о том, что я могу продать шахту, промолчи, хорошо?

— Я понимаю, сэр, об этом никто не узнает.

— Ну, наконец, — хозяин повернулся к Саймсу, вносившему в комнату большую корзину. — Поставь ее сюда, — он указал на пространство между своим креслом и ногами Тилли. Передай Лейбурну, — не глядя на лакея, продолжал он, — пусть подает экипаж через… через сколько? — он бросил взгляд на окно. — Начинает темнеть, пусть подает экипаж через четверть часа. Потом возвращайся сюда: заберешь корзину и отнесешь в экипаж, — мистер Сопвит помолчал и, заметив выражение лица лакея, спросил: — Ты меня хорошо слышал, Саймс? — Затем с нажимом повторил: — Поставь… корзину… в экипаж.

Лицо лакея залилось краской, весь вид его говорил о том, что встревожен он не на шутку.

— Теперь сложи в корзину все, что осталось на пирамиде, — сказал Марк Тилли, когда дверь за лакеем закрылась.

— О, сэр, и так всего много.

— Делай, что тебе говорят.

Девушка сделала, что ей велели, и опустила крышку корзины.

— Спасибо, сэр, я вам так благодарна.

Он протянул ей руку, она подала ему свою.

— Кажется, мы готовились так умереть, — Марк слегка встряхнул ее руку.

— Да, сэр, — подтвердила она, проглотив подступивший к горлу комок.

— Ты хорошая девушка, Троттер.

— Ну что вы, сэр, — стараясь сдержать слезы, покачала головой Тилли. Поспешно отвернувшись, она надела пальто, застегнув его до самого ворота, потом — шляпу и снова села. Мистер Сопвит молча смотрел на нее.

Перед ним сидела молоденькая худенькая девушка, очень бедно одетая. Но в глубине ее глаз притаилась какая-то тайная, не подвластная времени, мудрость. Марк сказал себе, что колдовским можно было назвать выражение ее глаз, темно-карих и ясных, поражающих своей глубиной. Они напоминали влажно блестящие морские камешки, непрестанно омываемые прибоем. Она могла бы быть его дочерью, между Гарри и Мэтью. Ее приход усилил его тоску по детям, подогрел в нем желание увидеть их. Ему так хотелось снова подержать на руках Джесси Энн. На мгновение в нем вспыхнул гнев, не беспокоивший его на протяжении последнего часа.