А вот дулечки теперь так просто! Фыркнув, я вышла из ванной, но не помчалась в его раскрытые объятья, а, неспеша прокрутившись и став к нему спиной, стала медленно спускать с плеч платье, раскачиваясь и виляя бедрами. Ну и что, что опыта у меня нет! Мне это казалось грациозным и сексуальным, и это самое главное!

— Вот, значит, как! — пробормотал Арсений и спустя секунду прижался к моей уже обнаженной спине. — Дразнить изволим, госпожа Кринникова?

— Я не дразнюсь, а соблазняю! — ответила, охнув от обжигающего контакта нашей кожи. Одно прикосновение, и все во мне, абсолютно все, что и было мною, откликнулось и настроилось на него, принимая всего без остатка и умоляя о бесконечно большем.

— Думаешь, я нуждаюсь в соблазнении? — голос Арсения стал еще грубее и глуше, будто ему вообще с трудом удавалось говорить. — Невозможно быть более соблазненным в принципе, Васюня!

Прижавшись сильнее, он толкнулся в мою поясницу. Он был твердым… таким, что даже мне было почти больно от этого давления. Не представляю, каково же ему.

— Я такой с той самой минуты, как ты из дома вышла, малыш! — пробормотал он, задирая шелк юбки и целуя шею. — Поэтому я тебя всем святым заклинаю, пошли в постель, иначе наш первый раз в качестве мужа и жены будет прямо у этой стены.

— Как будто я против! — уперлась ладонями в стену, подаваясь навстречу. Мне и правда наплевать. Хочу его сейчас! Сию же секунду!

Схватив его за запястье, я прижала пальцы Арсения к своей насквозь мокрой промежности.

— Я такая тоже с того момента, как увидела тебя у машины, — еле смогла выговорить, потирая себя его пальцами.

— Да что же ты делаешь, заноза ты моя! — Секунда в невесомости, и вот я уже на спине на постели и Арсений сверху. Его губы на моих, захватывают, жгут, клеймят и подчиняют самым восхитительным из возможных способов. Наши руки не гладят — тискают, хватают, присваивают все, до чего только могут дотянуться. Тела горят, прижатые так плотно, как только вообще может быть. Мои ноги сцеплены на его пояснице, наши бедра просто не могут остановиться, все продолжая и продолжая этот невыносимый танец отчаянного предвкушения.

— Должно быть медленно… нежно… я хотел… — хрипит у моего рта Арсений, прерывая поцелуй лишь на краткие мгновенья, — … все правильно…

— Сейчас… сейчас… сейчас… — повторяю я вслед за своим сердцем, дергая его ремень и бесцеремонно проталкиваю руки под ткань, царапая кожу и стремясь избавиться любой ценой.

— Сейчас, — сдаваясь, шепчет Арсений. — Моя торопыжка… моя девочка сладкая.

Он отстраняется, чтобы окончательно освободить дорогу для слияния нашего безумия, и, потеряв лишь частично контакт, мы оба дрожим, как в лихорадке.

Быстрее-быстрее-быстрее!

— Потом… я сделаю все как надо, — обещает не столько мне, сколько себе Арсений, и голос у него скрипучий и измученный, как у умирающего от жажды.

Рывок, и я без белья. И вот оно — это тягучее плавное и бесконечно напористое движение его бедер, приносящее облегчение, наслаждение и новый виток чувственной боли. Потому что мне нужно больше. Сейчас. Всегда. Цепляемся друг за друга отчаянно. Движения сумбурны и при этом бесконечно гармоничны. Мы одно целое, мы едины. И ослепительный экстаз простреливает нас навылет почти одновременно. Я успеваю еще воспринять и увидеть то краткое мгновенье, когда Арсений замирает в ожидании, убеждаясь, что мой сокрушительный оргазм уже неостановим. И только какую-то долю секунды спустя он срывается сам. И, о Господи, в этот момент он самое совершенное воплощение экстаза, которое я вообще могла бы вообразить. И другого видеть никогда не захочу.

Мы лежим обессиленные и ошеломленные, но по-прежнему не способные насытиться прикосновениями. И я знаю, что это лишь краткое затишье перед новым шквалом, который накроет нас совсем скоро. Не знаю обратиться он в «медленно-сладко-мучительно» или в «стремительно-обжигающе-крышесносно». Да и не это важно. Главное, что будет. У нас. Всегда.

— Обещай мне, — хрипло шепчет Арсений.

Все, что попросишь.

— Обещай, что никогда не лишишь меня этого. Права прикасаться к тебе. В чем бы ни был повинен. Как бы не накосячил. Чего бы не наворотил. Наказывай, как хочешь, хоть ногами пинай, хоть словами последними костери. Но только не отнимай этого, или я сдохну, Васюнь.

Не могу даже в страшном сне представить, что смогла бы. Целую его с закрытыми глазами, наощупь обещая все-все без слов.

— Если настанет день, когда ты не захочешь меня коснуться, умру я, — признаться в этом так же просто, как дышать, и даже легче.

Мышцы Арсения резко сокращаются, сжимая еще сильнее, хотя и так едва могу дышать

— Тогда мы имеем все шансы жить вечно!

— Не нужно мне никакое вечно! — улыбаюсь я ему в шею, — Просто вот так!

НЕ КОНЕЦ!!!