— Тайна — это яд, Жо, — нравоучительным тоном провозгласил Жиль.

— Правда — тоже яд!

Жо успела пожалеть о своих последних словах, но не опустила глаз. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, и Жиль отступил. Он понял, что больше ничего не добьется. Выпив холодный чай, он поставил чашку на стол.

— Очень красивая чашка, — заметил он. — У тебя таких много?

— Несколько ящиков. Антуан привез их перед продажей фабрики и сложил на чердаке. Можете разделить чашки между собой.

— Пусть этим займутся наши жены, — улыбнулся Жиль. — Но если ты не выступишь арбитром, они перессорятся!

Что толку задавать вопросы, которые так и останутся без ответа? Он встал и принялся убирать со стола.

— Ты старший из братьев, Жиль, — спокойно начала Жозефина, — поэтому передай Альбану и Коля от моего имени просьбу: не приходите сюда по одному и тем более целой делегацией и не морочьте мне голову несуществующими тайнами. Договорились? Приходите, только если захотите меня поцеловать, поболтать о том о сем или… выпить моего превосходного чаю.

Жиль любил ее лукавую улыбку, разумеется, за исключением случаев, когда объектом ласковой насмешки становился он сам.

— Ждем тебя на ужин, — объявил он.

— Только не сегодня. Я устала. Зато завтра я приготовлю вам говяжий подбедерок в сидре!

Это был один из ее кулинарных шедевров: мясо с мелкими луковичками, грибами, запеченными ломтиками яблок, и все это — в литре фермерского сидра!

Перед уходом Жиль подошел к бабушке, нежно обнял ее и поцеловал.

— Отдыхай, Жо, — примирительным тоном прошептал он.

Она проводила его глазами до двери, успокоенная одержанной победой.

«Я ничего им не скажу! Ни за что на свете! Клятва — это клятва, и нельзя ее нарушать. Как же прав был Антуан…»

Им не удалось поколебать ее уверенность. Ни госпитализация и угроза внезапной смерти, ни упорство братьев не изменили ее решения молчать. Она унесет тайну с собой в могилу, так для всех будет лучше. Однако если придет день, когда желание облегчить душу станет невыносимым, если она захочет, чтобы хоть одна живая душа узнала, что произошло в стенах виллы, не своим внукам она откроет этот секрет. Правда могла бы их уничтожить, но она этого никогда не допустит.

Жозефина приподняла клеенку, посмотрела на ящик стола, потом открыла его. Колода карт была на месте, в самой глубине.

«Я могу подарить им на свадьбу бинокль Антуана. Тот самый, в который он смотрел на корабли. Альбан тоже любит смотреть на корабли. И кто знает, может, бинокль пригодится ему и в аэропорту Довиля… Антуан купил его за два года до смерти. Это очень хороший бинокль…»

Решительным движением она вынула колоду, перетасовала ее, сняла. Потом выбрала пять карт и разложила их.

«Они будут счастливы в браке, я так и думала!»

Жо закрыла картами короля и даму.

«Мальчик. Что еще?»

Новые карты ничего ей не сказали. Будущее младенца пока еще было туманным.

«Теперь моя очередь!»

Она снова перетасовала карты и разделила на три кучки. На этот раз взяла семь карт и без труда их прочла.

«Постой-ка, речь идет о доверенном лице…»

Неужели ей понадобится доверенное лицо? Неужели удастся сбросить с плеч эту ношу?

Увидев изображение на последней карте, Жо улыбнулась.

«Вот теперь порядок!»

Она вернула колоду в ящик. Слава Богу, теперь снова можно гадать на картах, не испытывая ни малейшего беспокойства…

* * *

В четверг утром Альбан два часа провел в кабинете Жан- Поля в Сен-Гатьен-де-Буа. Все указывало на то, что Торгово-промышленная палата Англькевиля-ан-Ож готова утвердить кандидатуру господина Эсперандье при условии, что тот как можно скорее пройдет соответствующее обучение.

— В управлении аэропортом такого типа большое значение имеет коммерческий аспект, — напомнил ему Жан-Поль. — И, разумеется, необходимо иметь минимальные базовые знания в сфере управления. Все решения принимаются только после предварительных обсуждений, но, если не считать этого, работа очень приятная, вот увидите! Кроме того, два месяца я буду вам помогать и потихоньку передавать дела.

Из огромных, во всю стену, окон открывался вид на взлетно-посадочные полосы. На полосе с травяным покрытием как раз готовился к взлету маленький туристический самолет.

— Если захотите летать — на здоровье!

На лице Альбана отразилось сомнение, скоро сменившееся улыбкой.

— Если в очках у вас стопроцентное зрение, вы без проблем получите разрешение пилотировать наши самолеты. Конечно, это не «аэробусы» и не «боинги»… Но в качестве игрушек они не так уж плохи.

— Я об этом подумаю, — согласился Альбан.

Он был уверен, что сядет за руль маленького самолета только в том случае, если желание летать станет нестерпимым. Альбану удалось затолкать его в глубины сознания, но временами оно давало о себе знать: пару ночей назад ему приснилась красивая ночная посадка в аэропорте Руасси — Шарль-де-Голль. Альбан вновь испытал удовольствие от безукоризненно выполненного приземления на обрамленную с обеих сторон огоньками полосу. Он проснулся с блаженной улыбкой на устах как раз в тот момент, когда во сне выключал реактивные двигатели. Слава Богу, что после аварии самолеты приходят к нему в сладких снах, а не в кошмарах.

— Я слышал, у вас послезавтра свадьба? Примите мои поздравления! Желаю вам счастья и любви!

— Мы никого не приглашаем, — поторопился объяснить Альбан. — Решили отпраздновать это событие в узком кругу.

— О, я не обижаюсь, что вы! Нравы в провинции изменились, условностей стало меньше. Это раньше мы были обязаны устраивать приемы для всей окрути, а потом выслушивать, кто и на что обиделся и что и кому пришлось не по вкусу. Даже социальные слои, и те перемешались. Возьмем, к примеру, ваш автомобиль. Сегодня мужчину ваших лет, разъезжающего на сиреневом «твинго», сочтут оригиналом. А лет двадцать назад на всех углах шептались бы, что вы спустили все свои деньги в казино, раз ездите на такой машине.

Они вместе посмеялись, затем к Жан-Полю вернулась серьезность.

— Вы приехали в наши края после долгого отсутствия, Альбан. И скоро увидите, что здесь многое изменилось.

— Я это заметил. Но меня уже не надо убеждать, решение принято.

— Вот и славно! Давид не простил бы мне, если бы я вас упустил! Он очень хочет, чтобы вы здесь остались.

Взгляд Альбана снова скользнул по взлетно-посадочной полосе. С каждой новой встречей ему было все приятнее общаться с Жан-Полем, и перспектива работать в Сен-Гатьен-де-Буа, в этом «маленьком» аэропорту, его уже не обескураживала. Разве что самую малость…

Он вежливо попрощался и отправился в поликлинику Довиля, где ранним утром оставил Валентину. Она ждала его, прогуливаясь по тротуару — руки в карманах, воротник пальто поднят, волосы треплет ветер. Она показалась ему такой красивой, что сердце утонуло в нежности. Валентина, в отличие от всех своих предшественниц, обладала даром одним своим видом вызывать в его душе чувства волнения и гордости. А может, он так сходит по ней с ума, потому что стал старше? Или все дело в том, что он нашел ту, которую искал?

Стоило ему притормозить, как Валентина запрыгнула в авто.

— Сегодня так холодно! Дорогой, у меня для тебя две новости. Первая не очень интересная — я поправилась на два килограмма. Но свадебное платье, надеюсь, все равно на меня налезет. А вторая касается нас обоих.

— Говори скорее!

— Если верить УЗИ, у нас будет мальчик.

— Ты рада?

— Счастлива! Он будет вылитый ты, Альбан!

— А когда же появится маленькая Валентина?

— В следующий раз.

— Как по-твоему, лучше Шарль или Жюльен?

— Шарль Эсперандье звучит великолепно!

На светофоре загорелся красный, и Альбан воспользовался моментом, чтобы поцеловать Валентину в шею.

— До рождения малыша еще так далеко! Я умираю от нетерпения!

— Посмотрим на тебя, когда начнутся бессонные ночи, — смеясь, сказала Валентина. — Кстати, я подумала, не переселиться ли нам на второй этаж? Тогда, заслышав плач, придется бегом подниматься на один этаж, а не на два. Или ты не хочешь переезжать из своей детской комнаты?

Альбан ответил не сразу. А действительно, хочется ли ему спать в другой комнате? В другой — не в той, которую, преодолев все препятствия, он завоевал, будучи подростком? Родительская спальня не вызывала у него абсолютно никаких эмоций до того дня, когда он застал в ней кричащего от ужаса Коля. Спальню Жозефины и Антуана он привык считать неким подобием святилища.

— Держаться за конкретную комнату — идиотизм, — пробормотал Альбан. — Мы переедем туда, куда ты захочешь, благо места полно.

Нужно освободить «Пароход» от призраков, раз и навсегда. Пока в доме есть комнаты, куда никто никогда не заходит, обстановка в нем будет оставаться напряженно-тревожной.

— Комната с птицами — одна из самых красивых в доме, — сказал он, стараясь перебороть собственную неуверенность. — А рядом с ней есть гостевая, которую можно приспособить под детскую.

— Если так, я оставлю рабочий кабинет на третьем — там потише, когда в доме полно народу. А чтобы я могла присматривать за маленьким Шарлем, мы поставим интерфон.

Валентине грядущие перемены пришлись по вкусу. Прошлое «Парохода» не тяготело над ней, и она не боялась какой-то конкретной комнаты, поскольку ни с одной у нее не было связано неприятных воспоминаний. Бесспорно, это наилучший способ прогнать из дома тени, сомнения и печальные истории прошлого.

* * *

Неутомимый Коля принялся за переделку ванной комнаты. Физический труд доставлял ему удовольствие. Жиль нашел его стоящим на лестнице — Коля как раз вскрывал лаком потолок.

— Пришел помочь? — спросил он, увидев на пороге старшего брата.

Лицо Коля сплошь покрывали мелкие пятнышки, отчего вид у него был нездоровый, но улыбка сияла радушием.

— Я никудышный мастер, а маляр из меня и вовсе скверный. А еще я…

—… большой лентяй.

— Ну, моя секретарша с тобой бы не согласилась, — возмутился Жиль.

Вспомнив о Жюли, он почувствовал себя не в своей тарелке, поэтому поспешил сменить тему разговора.

— По-моему, дом преображается день ото дня.

— Конечно! С таким-то сумасшедшим размахом работ… Но я со своей скромной кисточкой немногим могу похвастаться.

— Если тебя не устраивает, что мы…

— Меня все устраивает, Жиль. Мы обо всем договорились, ты оформил нужные бумаги. Я люблю «Пароход» так же сильно, как и вы, и ты это знаешь.

— Несмотря ни на что?

— Признаю, в тот день я пережил настоящий ужас. Перед этими проклятыми портьерами я готов был поклясться, что ноги моей не будет в этом доме всю оставшуюся жизнь!

— А потом?

— Потом страх ушел. Знаешь, это меня… освободило, что ли.

И все-таки он поспешил найти себе приятное занятие, которое отвлекало бы его от мрачных мыслей.

— Меня удивляет, — продолжал Коля, спускаясь с лестницы, — что мы, когда были детьми, ничего не замечали.

— Дети живут в собственном мире и обращают мало внимания на взрослых. А подростки — и того меньше. Это наша мать, мы привыкли видеть ее такой — слегка странноватой. И не удивлялись.

— Но папа, Жозефина и Антуан ни днем ни ночью не знали покоя, верно? Каким мучением для них было год за годом, денно и нощно, следить за каждым движением этой женщины! И как им удавалось скрывать от всех ее сумасшествие?

— Вспомни, Маргарита же не выходила из дома! Думаю, у нее случались припадки, но в остальное время она вела себя нормально. Наверняка за ней присматривали, ухаживали, даже лечили. Но вряд ли это были психиатры.

— А кто в то время был нашим семейным врачом?

— Доктор Пертюи. Скорее всего, именно он направил ее к психиатру. Тому самому, который предложил поместить Маргариту в лечебницу, а папа отказался.

— Ты пробовал найти этого господина Пертюи?

— Он умер, — вздохнул Жиль. — Все пути ведут в тупик.

Коля с задумчивым видом помешивал лак палочкой.

— Самое странное — если бы у меня спросили, счастливым ли было мое детство, я бы ответил: «Да, оно было счастливым».

— И я тоже. Жо улаживала все недоразумения, она была как буфер между нами и матерью. Уже только за это мы должны ее поберечь. Она старенькая, и вся эта история с больницей…

— Ты тоже приставал к ней с вопросами? — возмущенно спросил Коля.

— Выражаясь твоими словами, пробовал. Ты, наверное, догадываешься, что она мне ответила. Передаю дословно: «Вы с братьями оставите меня в покое раз и навсегда! Это мое последнее слово».