В половине восьмого прорезался телефон.

— Это Аннабел Смит, — раздался хрипловатый голос. — Я звоню по поручению мистера Ллевелина.

— Куда он, черт возьми, пропал? — раздраженно спросила я.

— Боюсь, заседание с его участием задерживается дольше, чем предполагалось. Не могли бы вы поймать такси и добраться сюда? Наш адрес: Ллевелин-хаус, улица Грейт Ситон. Я встречу вас внизу и возмещу расходы на такси.

О, ненавистный мне, ужасный, проклятый тип! Черт, ну почему надо было так случиться, что я разбила свою машину? Вызвать такси по телефону мне не удалось: не оказалось ни одной свободной машины. Заказы на такси-малолитражки на ближайший час тоже не принимали.

От жары начал плавиться мой макияж. Нешуточное дело — перетащить три чемодана на улицу и полчаса ловить такси. Я умирала от жары в своем блейзере и новых ботинках. К тому времени, как я добралась до Ллевелин-хауса, меня трясло от злости. Миссис Смит уже поджидала меня. От нее, одетой во что-то зеленое, исходила прохлада, как от джина со льдом и лимоном.

— Поднимайтесь. Вы, наверное, замучились. Ваш багаж переложат в машину мистера Ллевелина. Какая прекрасная погода для речной прогулки! — говорила она, пока мы поднимались в лифте на пятнадцатый этаж. У меня было такое чувство, что возникшая ситуация ее очень забавляет.

Меня ввели в ультрасовременный офис. Вдоль стен, украшенных неплохими полотнами современных художников, размещались кожаные кресла с хромированными ножками. Одна стена была уставлена книжными полками, противоположную занимало огромное, во всю стену окно, из которого открывалась широкоэкранная, как в кино, панорама города с видом на Сейнт Пол. Неужели кто-нибудь в состоянии работать в такой комнате? Гарэт, очевидно, был из их числа. Он сидел, развалившись, за огромным, покрытым черной кожей, столом с неизменной телефонной трубкой в руке и что-то говорил на чудовищном французском языке.

Усмехнувшись, он ткнул какой-то бумажкой в сторону одного из кресел. Не обращая никакого внимания на его жест, я подошла к окну. По Флит-стрит ползли совершенно игрушечные автобусы.

С подносом в руках появилась миссис Смит.

— Хотите что-нибудь выпить?

Мне противно было прикасаться к чему-либо, имеющему отношение к Гарэту, но пить хотелось нестерпимо.

— Пожалуйста, джин с тоником.

Она сделала мне коктейль со льдом и лимоном и напила большой бокал виски для Гарэта.

Он положил трубку и улыбнулся мне.

— Привет, прелесть! Очень сожалею, что все тебе испортил. — В голосе его не было и намека на раскаяние. — Выглядишь потрясающе. Тебя увидеть — все равно, что провести день на свежем воздухе.

— Я ждала почти три часа, — прорвано меня. — Мы едем или нет, в конце концов?

Не выпуская бокала с виски из рук, он направился к двери.

— Сначала я приму душ. Чувствуй себя, как дома.

Миссис Смит принесла мне кипу журналов. Я начала со злостью их листать, не понимая ни слова.

Было уже девять часов, когда он, наконец, изволил появиться, в джинсах и красной рубашке, еще больше, чем всегда, похожий на шофера грузовика. Когда мы выходили, он нежно поцеловал миссис Смит.

— Я смотрю, ты прекрасно совмещаешь приятное с полезным, — резко сказала я, когда мы спускались в лифте.

— Естественно. Я что, по-твоему, должен целый день уныло любоваться какой-нибудь толстухой? Какой милый на тебе блейзер! Готовилась к поездке в Хенли?

— Этот? Да он старый, как мир.

Будь я проклята, если сознаюсь, что купила его только сегодня утром.

Он протянул руку мне за спину и что-то оторвал от воротника.

— Не прикасайся ко мне, — зашипела я.

Он протянул мне ценник с обозначенной на нем суммой в сто фунтов.

— Если это квитанция химчистки, дорогая, боюсь, что тебя ограбили.

Я разозлилась на себя, почувствовав, что краснею.

На улице нас ждала самая пошлая машина, которую только можно было вообразить: огромный открытый «кадиллак» переливчато-синего цвета. Странно еще, что с зеркала переднего вида не свисали какие-нибудь песики.

Должна признать, что водителем он был классным. Он виртуозно провел такую огромную махину по забитым улицам в считанные минуты. Вскоре мы уже выехали из города и катили по шоссе в сторону Оксфорда.

Солнце село, окрасив клочья облаков на западе в розовый цвет. Широкие лучи света угасали. Все это напоминало какую-то библейскую картину. Если сегодня Бог вершит там, наверху, правосудие, надеюсь, он воздаст Гарэту по заслугам. Ну а мне, в то же самое время, он мог бы и даровать Джереми.

Стрелка спидометра приблизилась к ста милям.

— Когда тебе станет страшно, скажи, — проговорил Гарэт, — я поеду еще быстрее.

Я с каменным лицом смотрела вперед.

— Хватит тебе, прелесть. Кончай дуться! Поскольку нам предстоит провести вместе уик-энд, мы могли бы заключить перемирие.

— Почему ты помешал мне уехать раньше?

— Потому, что не мог устоять перед соблазном позлить тебя. Ладно. Я угощу тебя сейчас отличным ужином.

— Не хочу никакого ужина.

— Как хочешь. Тогда можешь посмотреть, как ем я.

Он свернул к отелю в сторону от дороги на Хенли.

Совершенно очевидно, это был очень дорогой отель. Повсюду сновали угодливые официанты, в меню не были проставлены цены. Я вдруг осознала, что целый день ничего не ела, и почувствована, как у меня потекли слюнки.

Глядя на меня, Гарэт усмехнулся.

— Давай, присоединяйся.

— Пожалуй! — ответила я.

Вынуждена признать, что кухня была отличной.

— Люблю вкусно поесть, — сказал он.

— Заметно, — ответила я, взглянув на его живот.

Он захохотал.

— Подозреваю, что тебе нравятся субтильные узкобедрые юнцы. Но, как однажды сказал Фредди Труман: «Чтобы вбить большой гвоздь, требуется и большой молоток».

— Не будь таким противным, — остановила я его.

Он совершенно не умел вести себя за столом. Ел он очень быстро, умудряясь при этом не переставая говорить. Сейчас он втягивал соус, поглощая устрицы и производя такой шум, который может сравниться разве что с шумом воды, вытекающей из ванны. Боже, как же жарко было в ресторане, я совершенно взмокла. Но не могла же я снять блейзер!

— Вчера я обедал с Джереми, — сказал Гарэт, вытирая жирный подбородок.

— Как это ты нашел для этого время?

— Я всегда нахожу время для важных дел. Кажется, я нашел для них квартиру.

— Очень мило с твоей стороны. И где?

— На Кенсингтон, прямо за углом от меня.

— Разве они могут себе это позволить? У Джереми нет таких денег.

— У Гасси есть. Она собирается купить этот дом.

— Джереми не согласится на это.

— Согласится. Я убедил его в том, что это очень разумно. Они могут сдать нижний этаж, что позволит им выплатить ссуду, а это значит, что они смогут пожениться в следующем месяце, вместо того, чтобы ждать до ноября.

Его лицо приняло отстраненное выражение. Так затихает вулкан после того, как стер с лица земли целые поселки. Я готова была убить его, но мне приходилось сдерживаться, чтобы не выдать себя.

— Они, наверное, вне себя от радости, — сказала я.

— Конечно. Думаю, что Гасси попросит тебя быть подружкой невесты.

От злости я не могла произнести ни слова. К счастью, тут к нам подошла хорошенькая официантка.

— Все в порядке, сэр? — улыбнулась она, глядя на него с обожанием.

— Просто чудесно.

Он окинул ее таким взглядом, что я разозлилась еще больше.

— Сколько нам еще осталось ехать? — спросила я, когда мы сели в машину.

— Миль двадцать-тридцать. Не больше.

Звезды теперь сияли со средиземноморским великолепием. Сладко пахло свежескошенным сеном. Легкокрылые мотыльки крутились в ярком свете фар, не в силах вырваться из плена. Воздух, казавшийся прохладным, когда мы неслись на большой скорости, снова становился горячим, как только Гарэт придерживал машину на поворотах. Мы въехали на эстакаду Ридминстера.

— Посмотри, — сказал Гарэт, показывая вверх.

На огромном ярко освещенном плакате было выведено слово «Ллевелинс».

— Ты? — удивленно спросила я.

— Я. В один прекрасный день я стану более знаменитым, чем Тейлор Вудроу.

— Ты меня удивляешь. Зачем же тебе работать? У тебя уже и так куча денег. Неужели тебе этого недостаточно?

— Прелесть моя, у тебя, наверное, что-то не в порядке с головой. Разве ты не стремишься выиграть в любой игре?

— Для тебя так важен выигрыш?

— Безусловно. Почему бы не иметь Роллс-Ройс и приличный дом в Лондоне, и виллу во Франции? А если добавить к этому еще и парочку хороших картин, скаковых лошадей да яхту в Средиземном море — вы просто молодец!

— Значит, для тебя так важны все эти атрибуты шикарной жизни?

— И для тебя тоже, — сказал Гарэт. — Тебе больше, чем кому бы то ни было, важно чувствовать себя сибариткой, иметь воздыхателей, которые бы водили тебя по роскошным ресторанам, дарили меха и отправляли самолетом на модные курорты. Ты никогда не решишься связать свою жизнь с человеком несостоятельным.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он не дал мне и слова вставить.

— Джереми такой же, как ты. Ему повезло, что он женится на Гас, у которой есть деньги.

— Джереми может сам заработать на жизнь писательским трудом, — поспешно сказала я.

— Чепуха! Какой из него писатель! Держу пари, что ты не поняла ни слова в этих его поэмах, от которых ты, по твоим словам, без ума. И знаешь почему? Потому что в них нечего понимать.

— Я думаю, ты говоришь это из зависти к его таланту, — со злостью сказала я.

— Не надо быть такой неискренней, милая. В его синих глазах значительно больше поэзии, чем в его стихах.

— А мне казалось, что ты его друг.

— Да, конечно. Но предпочитаю сделать для него что-нибудь конкретное, например, найти жилье, вместо того, чтобы проливать слезы умиления над его «поэзией».

От возмущения я не могла произнести ни слова.

— Мы будем на месте через десять минут, — сказал Гарэт.

Я начала подкрашиваться.

Он включил свет в машине, чтобы мне было лучше видно, а потом сказал: «Поосторожней с боевой раскраской!»

— Почему? — спросила я, подрисовывая соблазнительный изгиб на нижней губе.

— Потому что Джереми принадлежит Гасси.

— И?

— А ты едешь с единственной целью — оторвать его от нее.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— О, нет. Прекрасно понимаешь. Чего стоит этот спектакль, который вы оба недавно разыгрывали, не общаясь друг с другом, если кто-нибудь находился поблизости и бросаясь друг к другу, как только оставались одни. Я же слышат: «О, дорогой, нам придется контролировать себя».

Он мастерски скопировал мой голос.

— Гасси — моя давнишняя подруга, — сказала я спокойно.

— В этом-то и проблема. Ты ей завидуешь.

— Завидую? Я? Гасси? Ты, наверное, шутишь.

— Завидуешь, потому что, несмотря на твою внешность, ее все любят больше, чем тебя.

— Не правда, — сказала я, стиснув зубы. — Гасси моя подруга, и меня совершенно не интересует Джереми.

— Ну и прекрасно, — примирительно заметил Гарэт. — И продолжай в том же духе. Вот мы и приехали!

Он свернул с дороги в длинную тенистую аллею. Сжав кулаки, я пыталась сдержать подступившую злость. «Спокойно, — говорила я сама себе, — Джереми без ума от тебя, а Гарэт просто проверяет твою реакцию». Гарэт потянулся.

— Какая превосходная перспектива: целых три дня для сна, секса и солнца!

— Что касается секса, на меня можешь не рассчитывать.

— Вот уж и не собирался.

Как раз в то самое время, как я готова была к сокрушительному ответу, мы выскочили из аллеи и оказались почти у самой кромки воды. Небо было похоже теперь на усыпанное звездами знамя. На воде чернели корпуса яхт. Вдали смутно вырисовывались очертания мрачных остроконечных башен Оксфорда.

С ближайшей яхты к нам навстречу спешил Джереми. Никогда и никому в жизни я так не радовалась. Мне хотелось броситься со слезами к нему на грудь.

— Привет! — сказал он. — Нормально доехали? Я помогу с чемоданами.

— Мне ужасно неудобно, что мы так задержались, — сказала я.

— Ничего страшного. Гарэт звонил днем и предупредил, чтобы мы не ждали вас раньше полуночи.

Свет фар выхватил из темноты яхту. Ярко-красная, она, как цыганская кибитка, была разрисована голубым, желтым и зеленым. Латунные детали сверкали. За окнами салона пламенели алые занавески. Золотыми буквами, окаймленными голубым, было выведено ее название: «ЛЕДИ ГРИЗЕЛЬДА».

— Хороша! — воскликнула я.

Помогая мне подниматься по трапу, Джереми не только не сжал мою руку, но и не прореагировал на мой шепот о том, как я рада снова его видеть.

Гасси была на кухне. В старых джинсах и в замазанной машинным маслом блузе. Я вдруг подумала, что, должно быть, выгляжу очень глупо со своими тремя чемоданами.

— Тави! — воскликнула она, обняв меня, — как здорово! Хорошо добрались?