— С ней все в порядке? — спросил я.

— С ней-то? Еще бы! — хмыкнул хиппи. — Не видишь — она кончает. Это её сам старикан Чарли научил. Офигительный мужик. Настоящий гуру.

— Сам Чарли? — полюбопытствовал я.

— Чо — ты его знаешь?

— Знал я одного старика Чарли в Англии — маленький колченогий толстячок, который принимал ставки на бегах, пока не свалился с велосипеда и не сломал вторую ногу. Теперь дома штукатурит. Это навряд ли — он.

— Да, Чарли им всем навпендюривал, — продолжал, словно не слыша меня, хиппи. — Бойди прежде в жизни никогда не кончала, а он её только разок поводил, и — все! Абзац! Сечешь?

— Да, сурово, — вздохнул я.

— Тяжело, — согласился Патрик. — Но теперь у неё все нормально?

— Теперь она щелкает оргазмы, как орешки. Во — как раз кончает!

Мы уставились на девицу, замурзанная мордашка которой почти целиком скрывалась за спутанными волосами. Еще пристальнее глядя на раскаленную жаровню, она вдруг начала раскачиваться, одновременно вращая задом, как будто пыталась провертеть в песке дырку. В то же время девчонка как-то странно мычала, словно пчела во время родовых схваток. Не в силах сдержать любопытства, я спросил у лохматого:

— А что она на самом деле вытворяет?

— Ждет огня, — торжественно ответил тот.

Я повернулся к Патрику.

— Она, оказывается, ждет огня.

— Ах, вот в чем дело, — понимающе кивнул Патрик и кинул взгляд на едва тлеющие угли. — Она готова долго ждать?

— Огня Кундалини, — мечтательно произнес патлатый. — Он придет… Непременно придет.

— Откуда? — заинтересованно спросил Патрик.

Хиппи нас определенно не слышал.

— Из всех тантристов Чарли — самый кайфовый, — гордо произнес он. Бойди он в два счета человеком сделал. — Он метнул на подружку взволнованный взгляд. — Давай, крошка, ты уже почти там… Поддай!

Бойди извивалась все яростнее и яростнее. Дыхание вырывалось из её рта хриплыми прерывистыми вздохами. Глаза были закрыты, губы растянуты. Вдруг она дико вскрикнула и начала биться в конвульсиях, бессвязно лопоча.

Закончив содрогаться, Бойди обессиленно распростерлась на земле.

Нечесаный быстро повернулся к нам и торжествующе провозгласил:

— Видели? Это все Чарли!

— Молодец Чарли, — с серьезным видом кивнул Патрик.

— Он — лучший. Хочешь ещё хряпнуть?

Я потряс головой.

— Нет, спасибо, корешок.

Отвратительный вкус, сформировавшийся у меня во рту, заставил меня заподозрить, что я и в самом деле отведал какого-то лошадиного снадобья.

— Ну, ладно, тогда мы почапали. Бум-бум!

Волосатик поднялся и рывком поставил на ноги подружку. Та пьяно покачнулась и, упав ему на плечо, мгновенно отрубилась.

— Привет старине Чарли, — пожелал я.

Хиппи потряс грязной башкой.

— Нет, корешок, теперь мы чесанем к Чи. Это, скажу вам — нечто! Вы у него были?

— Нет, в последнее время не доводилось, — честно признался я.

— Говорят, есть у него один малый — Невероятный Генри, — который может засаживать четыре часа кряду, стоя на одной руке. Я непременно должен с ним познакомиться.

— Да, должно быть, это здорово, — предположил я.

— Здорово? Ты что, корешок — это вышка!

И Гривастый заковылял прочь, волоча за собой полусонную Бойди.

Патрик осоловело посмотрел на меня. Вид у него был пьяный и озадаченный.

— Слушай, Расс, ты понял хоть одно слово из всего, что он плел?

— А как же, корешок, — я гордо щелкнул пальцами. — Старый Чарли воспользовался тантрой, и развел какой-то огонь прямо в трусиках Бойди.

Патрик сокрушенно покачал головой.

— Жаль, — сказал он. — А я вот ни черта не понял.

— Вставай, — сказал я, помогая ему подняться. — Пойдем, поищем, где здесь танцуют. Я испытываю навязчивое желание испробовать свою истосковавшуюся тантру на какой-нибудь крупной и половозрелой женщине.

Мы возвратились во дворец, вошли в вестибюль и выведали у уже знакомого лакея, что дискотека организована в садовом павильоне, расположенном на поляне у сосновой рощи.

— Это дело по мне, — сказал я Патрику. — Потопали. Только сначала я должен внять зову природы. Составишь компанию?

— Нет, спасибо, — отказался Патрик. — Мне ещё не приспичило. Я подожду снаружи и подышу свежим воздухом.

Я пересек вестибюль, толкнул дверь с пришпиленной табличкой "Для сеньоров" и очутился в самом хвосте длинной, как змея, очереди, человек, этак, из двадцати. Я решил подождать.

Каких только персонажей не встретишь в сортире. А началось все с того, что за моей спиной что-то громко звякнуло о кафельный пол, после чего послышался раздраженный возглас: "Вот срань господня!". Я обернулся и увидел пьяного в сосиску багроволицего старикана — типичного полковника британских колониальных войск, — который уставился выпученными глазами на мои туфли — так мне показалось. Я быстро посмотрел вниз. У моих ног валялся портсигар. Полковник в нерешительности возвел на меня глаза и взмолился:

— Извиняюсь, вас не очень затруднит…

— Нет, что вы.

Я нагнулся и вручил ему портсигар.

— Спасибо, юноша, чертовски мило с вашей стороны.

— Надеюсь, ничего не разбилось?

— А? О, нет… нет. — Он раскрыл портсигар, осмотрел сигареты и протянул портсигар мне. — Хотите?

— Нет, спасибо, я не курю.

— А огоньку у вас случаем не найдется?

Я вручил ему коробок спичек и полковник закурил, мигом заполнив туалет терпким запахом сизого и едкого дыма. Потом упрятал мои спички в свой карман. На нем был белый полотняный пиджак со светло-зеленой бабочкой в черную крапинку. Выглядел он упившимся в сосиску. Жиденькие седые волосы были всклокочены, мешки под водянистыми, налитыми кровью глазами свисали на щеки. Словом, типичный забулдыга. Ни разу не посмотрев мне в лицо, он вдруг спросил:

— Слушайте, а вы случаем не сын Уезерби?

— Нет, боюсь, что нет…

— Странно, вылитый Уезерби — те же глаза и волосы. А что вы здесь делаете? Вы знакомы с Оньоном?

— Да. В марте мы летели вместе с ним из Лондона.

— Понятно, — буркнул он и погрузился в пьяное молчание.

Бедняга с минуту безуспешно пытался попасть концом сигареты в свой рот, потом, оставив безнадежные попытки, пробурчал:

— Сто лет уже не видел Уезерби… прямо после истории с Баллантайном. — Он поцокал языком и потряс головой. — Грязная история… жутко грязная.

— В самом деле? — вежливо поинтересовался я.

— Что? А, да. Премерзкая история. Но поделом мерзавцу — он получил по заслугам…

Очередь продвинулась вперед, и вскоре мы оказались с полковником в соседних писсуарах. Ему потребовалась добрая минута, чтобы разобраться в ширинке, и ещё столько же, чтобы извлечь на волю член, поэтому я, закончив первым, уже успел вымыть руки и приводил себя в порядок, когда он проковылял мимо и вышел из туалета.

Я вытирался бумажным полотенцем, когда кто-то потрогал меня за плечо.

— Это ваш? Вы забыли на писсуаре.

Я оглянулся и увидел полковничий портсигар.

— Да, спасибо, — сказал я, не желая вдаваться в объяснения.

Я причесался и вышел в холл. Патрика там не оказалось. Подумав, что он вышел наружу подышать, я решил сперва отыскать полковника. Найти его сложным не представлялось. Вместе с кучкой таких же забулдыг он торчал возле стойки бара в гостиной. Точнее было бы сказать — возлежал на стойке.

Я подошел к нему и вручил портсигар. Полковник близоруко уставился на него, потом перевел затуманенный взор на меня, прищурился и наконец расцвел.

— А, это ты, мой мальчик. Чертовски любезно с твоей стороны. Чертовски любезно. Э-ээ, ты должен познакомиться с моей женой. Эй, Милдред, познакомься с этим милым юношей. Это сын Уезерби.

Маленькая седоволосая женщина с приятными чертами лица приветливо улыбнулась и протянула мне руку.

— Очень приятно. Как поживает ваш папа?

Я открыл было рот, желая сказать, что старый дуралей ошибся, но она быстро продолжила:

— Мы уже семь или восемь лет не встречались с вашим замечательным папочкой. Я была страшно огорчена, когда мы узнали про этот несчастный случай. Надеюсь, он уже поправился?

— Да, у него все в порядке, — услышал я со стороны собственный голос.

— Вы ещё не знакомы с нашей младшей дочерью. Клариса, это сын лорда Уезерби. Его зовут… э-ээ…

— Рассел, — подсказал я.

— Ах, да, — немного неуверенно произнесла она. — Странно. Почему-то у меня в голове засело имя Джереми. Может, так зовут вашего брата…

Я кинул взгляд на Кларису, и остолбенел. Вот это бомба! Ракета! Секс из неё так и сочился. Высокая, крепкая, длинноногая и цветущая. Настоящая валькирия.

— Я очень рада, — пропела она, вцепившись в мой локоть железными пальцами — с такой хваткой ей ничего не стоило удержать на скаку необузданного жеребца.

Потрясающая деваха — вьющиеся каштановые волосы до плеч, точеные ножки. Белое хлопчатобумажное мини-платье безуспешно пыталось удержать в себе роскошную пару грудей, но силы были явно неравны. Эх, только бы она не раскрывала рта.

— Папулькин! — позвала Клариса.

Старикан беспробудно спал, привалившись к стойке.

— Папулькин, я же тебя зову!

— А? Что? — ошалело встрепенулся полковник. — Как, вы ещё здесь, молодежь? А почему бы вам не повеселиться где-нибудь?

Дай я тебя расцелую, золотой ты мой!

— Прогуляйтесь на бабри… брабе… Словом, сходите туда, где чего-то жарят, и…

Он уже снова спал.

Клариса хищно посмотрела на меня сияющими синими глазами.

— А что? Давай? Я обожаю жареных поросят. Мамулькин, ты не возражаешь, если мы с Расселом тебя ненадолго покинем?

"Мамулькин" наградила меня чисто мамулькиной улыбкой, мысленно погладив по голове.

— Нет, дети мои, идите погуляйте.

И мы ушли. Я шарил глазами вокруг в поисках Патрика, но он как сквозь землю провалился.

— Как хорошо, что мы наконец встретились, — трещала Клариса. — Я столько о тебе слышала. Какой ты молодец, что заработал столько денег. Ты просто гений. Хотя, честно говоря, я представляла тебя иначе.

— О, прошу прощения.

— Ну что ты! — расхохоталась Клариса. — Ты в сто раз лучше, чем я думала. Мне говорили, что ты… строгий и неприступный зануда. А ты такой милый…

Я заставил себя рассмеяться вместе с ней. Девушка и впрямь была славная.

— Послушай, Клариса, а ты и в самом деле любишь жареных поросят?

Синие глаза озорно блеснули.

— Если честно — нет. Я бы куда охотнее потанцевала.

— Что ж, пошли потанцуем.

— Ты не шутишь?

— Нисколько. Здесь на какой-то поляне есть дискотека…

— Я знаю, где это. Пошли…

Она схватила меня за руку и поволокла к соснам. Всю дорогу трещала, как сорока. Я оглядывался по сторонам в поисках Патрика, но его и след простыл.

Залитый лунным светом павильон являл собой дивную картину. Он был отстроен в виде античного греческого храма с колоннадой и всем прочим. Не знаю, с какой целью его возводили первоначально — возможно, хотели разместить в нем мавзолей, — но теперь это было что-то потрясающее, скажу я вам. Более разнузданной, разудалой и разухабистой дискотеки нельзя было и представить.

Мы лихо вбежали по ступенькам храма и ворвались внутрь. Темно было, хоть глаз выколи, но музыка, гремевшая со всех сторон благодаря удивительной акустике, просто ошеломляла.

— Какой кайф! — вскричала Клариса.

И мы пустились вскачь.

— Ты потрясающе танцуешь! — прокричала Клариса. — Как будто только этим в жизни и занимаешься.

Это меня удивило — что она могла разглядеть в кромешной тьме?

— С другой стороны, — рассмеялась она, — я убеждена, что у тебя все здорово получается.

— Я стараюсь.

— Это ведь ваш фамильный девиз, да?

— Э-ээ, в некотором роде.

— Мой дядя, лорд Бэнстед всегда говорил, что Уезерби — единственная семья, которая неукоснительно следует фамильным традициям.

— Очень мило с его стороны.

Лорд Бэнстед — её дядя! Значит, папулькин — полковник — вовсе не полковник. Тоже какой-нибудь лорд! А Клариса… Точно я не знал, но какой-то титул она наверняка носила. Что ж, Расселл, ты и не мечтал затесаться в круги родовой аристократии.

После пары быстрых танцев заиграла медленная музыка. Начинались обжималки. Не зная, как танцует аристократия, я занял выжидательную позицию, положившись на Кларису. Я уже заранее ожидал, что она притянет меня к себе, стиснув медвежьей хваткой, и, как выяснилось, не ошибся. Обхватив меня за шею двойным нельсоном, Клариса приникла ко мне могучим бюстом, вдавив упругие полушария мне в ребра.