– Ой, ты еще скажи – в их дряхлом возрасте! Они молодые совсем, ты что!

Ванька не посмел возразить, хотя как-то сомневался, что родители такие уж молодые.

– Слушай, а вы с Митькой пробовали в ванной?

– Вань, мы с Митькой ни в ванной, ни в постели, нигде.

– Да ладно!

– Ничего не ладно. Мы решили подождать до свадьбы. Чтобы все было по-настоящему, и первая ночь, и все.

– Круто. И как вы только терпите!

– Да нам и некогда особенно страдать по этому поводу. Я учусь, Митя работает.

Муся, отвернувшаяся было к компьютеру, взглянула на Ваню, и он вдруг страшно покраснел, тогда Муся вгляделась в него внимательнее:

– Ванька! Да ты что! Вы с Иркой – не утерпели?

Ванька смутился еще больше и кивнул:

– Ну да.

– Да вы только на Рождество познакомились! Когда же успели-то? Ничего себе.

На Рождество Марина с Лёшкой впервые сбежали к Свешниковым, оставив квартиру молодежи на растерзание – правда, потом и Муся, и Ванька жаловались, что без родителей было скучно. Марина всегда готовилась к празднику заранее, писала сценарий, все вместе делали декорации, репетировали, отец обязательно устраивал какой-нибудь сюрприз – а тут пришлось развлекаться самим!

– Ну, мы это… в феврале. После твоего дня рождения.

– И где? У Ирки?

– У нас.

– У нас? Ну, ты совсем обнаглел!

– Да это случайно получилось! Как-то так вышло.

– Ва-анька! Так ты теперь настоящий мужчина! С ума сойти! – Но вдруг нахмурилась: – А вы хоть предохранялись?

– Да в том-то и дело, что нет. Мы же не собирались. А оно само получилось. Мы не подготовились.

– И что? Ирка беременна?

– Да нет вроде бы. Пронесло.

– Пронесло! Боже, какие идиоты! О чем ты думал? Хотя понятно, вообще не думал. Но Ирка-то!

– Марусь, ты не ругайся. Мы знаешь как переживали! Две недели как на иголках.

– Переживали они! Не-ет, я с Иркой поговорю.

Муся вдруг подумала: так вот что чувствовала мама, когда застала нас с Митей на сеновале!

– Ладно ты, но Ирка-то взрослая.

– Да какая она взрослая! Она еще хуже меня, – Ванька хотел было что-то сказать, но опять покраснел.

– Ну, скажи! Что?

– Ты понимаешь, Ирка… Ну, в общем… Я так ей нравлюсь, что она устоять не может, вспыхивает сразу. Это она сама говорит. Знаешь, как чайник электрический – кнопку нажал, а он и того… забулькал.

– Выходит, ты у нас мастер кнопки нажимать? Ишь ты!

А сама невольно любовалась братом: высоченный, стройный и мускулистый, с золотистым пушком на щеках и с заметными усиками, он казался гораздо старше своих шестнадцати. И как Ирке было в него не влюбиться, в такого роскошного? Муся не выдержала: залезла на диван и обняла брата, который сначала отпихивался – «Ну ладно, ну что ты!» – а потом тоже обнял сестру.

– Ванька! – Муся поцеловала его в щеку. – Совсем взрослый, надо же…

– Мусь, ты поговори с ней, правда. А то Ирка очень сильно расстраивается. Только как бы сама от себя, ладно? Вроде как ты не знаешь ничего, сама догадалась.

– А чего же она расстраивается, если пронесло?

– Да от чего она не расстраивается, ты спроси! Во-первых, от того, что она так быстро сдалась – типа, я ее теперь уважать не буду. Потом, что я у нее не первый. Ну, не двадцатый же! У нее до меня всего один парень и был. Мне все равно, а она вся исстрадалась. Еще – я несовершеннолетний…

– Ну, это действительно. Хотя – никто ж на нее в суд не подаст за совращение.

– И я ей об этом! Еще что? Вот – у нас такая семья.

– Какая?

– Ну, отец известный художник и всякое такое.

– А, в этом смысле.

– Остальное я позабыл. И как вы, девчонки, можете столько всего сразу переживать, не понимаю. Поговори ты с ней по-своему, по-женски! Еще вспомнил: она меня старше, какой кошмар!

– Да-а, Ванька, ты попал…

– И еще, – Ваня вдруг весь расплылся в умильной улыбке. – Она лопоухая.

– Лопоухая?!

– Ну! Почему она все время волосы так носит? Уши прикрывает! Переживает страшно, дурочка! А мне так нравится.

– Лопоухая, надо же… Никогда не замечала.

– Марусь, я тебя умоляю – предкам не говори ничего!

– Вань, я же не сумасшедшая. Но знаешь что? Мне кажется… Ты только сразу не ори. Надо маме рассказать.

– Ты совсем обалдела? Забыла, как она тебя гоняла?

– Подожди ты, не кричи. Послушай. Во-первых, я уже ей сказала…

– Что ты сказала?

– Ну что я могла сказать, если я ничего не знала, Вань? Что ты влюбился, и все. Да мама и сама заметила. Я боюсь, она и другое заметит, ты ж знаешь, какая она. Лучше самим признаться, а папу она подготовит. И тогда вы с Иркой сможете не бояться. Мама же всегда поможет!

– И что она сказала?

– Ой, она вся прямо рассиропилась! Ах-ах, ее маленький Ванечка влюбился!

– Врешь ты все.

– Вань, правда. Ирка ей нравится. Я тебе больше скажу – Ирка и папе нравится.

– Правда?

– Ага! Мама говорит, он ее отметил! Написать захотел!

– Слушай, может, и правда не убьют?

– Вань, ты знаешь, что я думаю? Они, может, и поругают для виду, но… Понимаешь, я сама так чувствую: мне тебя и прибить хочется, и я как-то… не знаю… горжусь, что ли, тобой? Честное слово. Мой брат – настоящий мужчина! Это здо€рово! Мне кажется, и мама так же воспримет, а папа – уж точно.

– Ты думаешь?

– Ну да! Вань, только вы старайтесь теперь, чтобы Ирка не залетела. Вот тогда точно убьют.

– Мусь, ты что! Мы теперь как эти… космонавты. Чуть не в скафандрах… это самое.

– Вот-вот! И необязательно же…

Муся вдруг рассмеялась, вспомнив, как объясняла матери про «разные способы». Ванька удивился: «Ты чего?!» – а потом и сам засмеялся, заразившись от сестры. Они долго прыгали по дивану, кидались подушками, вопили и хохотали, как маленькие, пока к ним не заглянула Марина: «Что это тут у вас? Смехунчик напал?» Они захохотали еще пуще, и Марина, махнув на них рукой, ушла, но сама тоже потихоньку посмеивалась, потому что уже знала, что произошло с Ванькой, но не собиралась это показывать – еще чего, пусть помучается! Она на самом деле не стремилась знать все мысли старших детей, но по привычке еще немножко держала их в поле внутреннего зрения, а сейчас взрыв детских эмоций просто оглушил Марину, и она невольно узнала то, о чем они еще только собирались ей рассказать. Муся точно предсказала ее реакцию. Марина шла и думала: «Надо же, что для девочки выглядело бы падением, для мальчика просто первая ступенька во взрослый мир. Неужели они врожденные, эти двойные стандарты?» И хотя ей было жаль девочку, Ванькой она и вправду гордилась.

А Муся только потом сообразила: а где же Ваня с Ирой встречаются?! То, что они спят вместе, было понятно – Ванька сам сказал, что они теперь предохраняются, как космонавты! Но где? Почти засыпая, Муся вдруг поняла, где. Существовал только один человек, который мог помочь Ваньке в этом случае! Помочь – и никому ничего не рассказать: Стивен.

Ирочка Лемехова была поздним ребенком, случайным и нежданным. Ее старшие сестры, пошедшие, как и мама, в армянскую родню – пышные, высокие и громогласные, уже повыходили замуж, когда последыш и заморыш Ирочка вошла в более-менее сознательный возраст. Родители, оба медики, много работали, Ирочка часто болела, так что в сад почти не ходила и выросла как-то сама по себе – бабушек не было, и ребенок часто оставался дома один. Ирочка тихо играла в куклы или читала все подряд, от детских книжек до медицинской энциклопедии: она рано начала читать. Родители нисколько не сомневались, что «ребенок» тоже пойдет по медицинской части, тем более что папа очень удачно преподавал в мединституте и даже был деканом. Сразу после выпускного Ирочка опять заболела, так что поступила только на следующий год, но не доучилась даже до конца первого семестра – у нее случился бурный роман с однокурсником Борей, решительным молодым человеком из Самары. Роман был действительно бурный, хотя Ирочка толком не поняла, влюблена ли на самом деле в этого Борю.

Боре Ира нравилась, но еще больше нравился ее папа-декан и московская прописка, так что окучивал он бедную Ирочку весьма активно – она не успела оглянуться, как оказалась в его постели. Вернее, наоборот – он в ее постели, а еще точнее – на диване в Ирочкиной комнате. Борис, разведавший обстановку заранее, подгадал к возвращению с работы папы-декана, чтобы быть уличенным на месте и обязанным жениться. Папа-декан совсем не был дураком, поэтому не спешил со свадьбой, хотя и поорал в свое удовольствие, поскольку как раз и обладал настоящим кавказским темпераментом в отличие от кроткой мамы. Он провел свое собственное расследование, и в один прекрасный вечер пришедший к Ирочке Борис застал у Лемеховых свою самарскую жену с ребенком, которых вызвал Ирочкин папа. Боря пытался было отбиться тем, что он с самаркой не расписан, но это не помогло, и после страшного скандала он был изгнан навсегда из дома Лемеховых, а из института перевелся сам, сообразив, что ему вряд ли удастся его закончить.

Ирочка, конечно, опять заболела и взяла академку. Через год она вернулась на первый курс, попав в одну группу с Марией Злотниковой, которая сразу взяла ее под свое крыло. Ирочка тут же в Марусю влюбилась – девочки часто так влюбляются в старших подруг или учительниц. Рядом с младшей по возрасту Марусей Ирочка ощущала себя в безопасности, такое тепло шло от этой яркой, уверенной в себе черноволосой насмешницы и кокетки. Муся прозвала нежную и хрупкую Ирочку Переживалкиным – та действительно чуть что, начинала переживать и «трепетать крылышками». Несмотря на обилие поклонников, Маруся никем не интересовалась, и Ира однажды робко спросила:

– Марусь, а тебе что, никто не нравится?

– Ир, мне этого не надо! Я же помолвлена.

– Как это?!

– У меня есть жених, летом у нас свадьба, – И Муся рассказала потрясенной Ирочке всю историю своих взаимоотношений с Митей. Ирочка слушала открыв рот:

– Помолвка, как в девятнадцатом веке! – И загрустила, вспомнив свой роман с самарцем.

Каким-то образом в рассказе Муси возник брат Ваня, и Ирочка вдруг так размечталась – неизвестно о чем, что Маруся рассмеялась:

– Ирка! Не мечтай зря, он маленький! Ему всего шестнадцать. У меня еще брат есть, старший, но о Стёпке вообще мечтать не стоит. Надо тебя в гости как-нибудь пригласить, увидишь всех. Нас много!

У Ирочки родни тоже хватало, но они редко собирались вместе: в Москве жила только одна сестра, которая давно развелась и воспитывала уже внучек своей старшей дочери – почему-то у Лемеховых рождались одни девочки.

Ирочка пришла к Злотниковым на Рождество, и сначала увидела Марусиного Митю – тоже рыжий, надо же! Больше никого, кроме Мусиных-Митиных друзей и Ваньки, дома не было – все остальные гуляли у Свешниковых. Ира поразилась огромной квартире, где в каждом простенке висела какая-нибудь картина. Она увлеклась, рассматривая, и тут же заблудилась. Открыв наудачу первую попавшуюся дверь, она уткнулась прямо в чью-то крепкую грудь – это и был Ваня, как раз выходивший из своей комнаты. Он обнял ее за плечи, Ирочка подняла глаза, потом еще выше, потом запрокинула голову – Ванька улыбался ей откуда-то сверху. Ирочкины ладони так и лежали у него на груди, и она слышала, как стучит Ванькино сердце, все убыстряя свой ритм. Наконец они встретились взглядами и замерли. У Ирочки было странное ощущение, что взгляд Ивана упал в ее душу, как звезда падает в глубокий колодец, наполненный прозрачной, темной водой. Звезда упала и сияла теперь на дне…

– Это что ж такое! – откуда-то из иного мира донесся до них Мусин голос. – Только встретились, а уже обнимаются! Ванька, отпусти Ирочку, что ты вцепился!

Ваня послушно отступил на шаг.

– Это Ваня? – ахнула Ира.

– Ага, – подтвердил тот. – А это, стало быть, Ира? Круто!

И исчез. Муся заглянула Ирочке в лицо:

– Эй, ты что? Ирка! Опомнись, ему всего шестнадцать! Он мальчишка совсем.

– Ну да, я помню…

Ирочка растерянно моргала. Потом целый вечер она старательно пряталась и даже пыталась, хотя это ей удавалось плохо, на Ивана не смотреть, потому что его вид причинял ей боль почти физическую. Но Ванька все-таки нашел ее и сел рядом, положив руку на спинку дивана, – Ирочка обмерла.

– На. А то ты не ешь совсем ничего. – Ваня принес ей пирожок на тарелочке, Ира послушно стала жевать – оказался с капустой. «Надо же, заметил, что я не ем, пирожок принес! – думала Ирочка. – А может, ему не нравится, что я худая?»

– Какие у тебя ресницы! Как бабочкины крылья…

– Я их не крашу! Они сами такие. – Ресницы и у Ваньки были хороши, Ирочка покосилась и покраснела.

– А глаза! Никогда такого цвета не видел…

– Это не линзы, правда.

– Я понял, что ты настоящая, – Ванька улыбался. – Только все равно этого не может быть. Я знаю, ты – fairy![1]

Тут его издали позвал Митя, Ирочка смотрела, как Ванька уходит, и думала: бежать, немедленно! И убежала, совсем как Золушка, только туфельку не обронила. Всю дорогу, пока ехала домой, она с трудом сдерживала слезы, а в пустой маршрутке не выдержала и расплакалась. Немолодой водила долго косился на нее в зеркало, потом спросил: