– Сейчас. Потерпи немножко, сейчас. Не уходи. Любимый мой, желанный, счастье мое, свет мой, радость моя, единственный мой! Лёша…

Прилетел вертолет, молодой врач, пригибаясь под метущими ветром лопастями, побежал к ним. Марина вздохнула с облегчением.

– Теперь отойдите все немножко. Кира, вставай! Спасибо тебе, детка.

Анатолий поднял Киру – ноги ее плохо слушались – и поцеловал: «Доченька моя». Кира заплакала навзрыд, уткнувшись ему в грудь. Врач с удивлением посмотрел на Марину, потом осторожно сказал:

– Вы руку уберите, я его послушаю.

– У него инфаркт. Сколько времени прошло, как упал?

– Полчаса где-то, – ответил Анатолий. – Максимум, минут сорок.

– Инфаркт на фоне гипертонического криза. Давление очень высокое было, за двести, я думаю. Сейчас я снизила. Делайте что нужно! – сказала Марина.

– Послушайте… – начал было врач. Но Марина его перебила:

– Некогда мне вам объяснять, боже ж ты мой! Саша, да? Саша, я знаю – вы с утра не ели, разбили коленку, мама вам звонила уже пятнадцать раз, вашу девушку зовут Ксюша, что еще вам сказать, чтобы вы мне поверили? Вы боитесь летать на вертолете, но вы хороший врач!

– Вы что… вы экстрасенс?

– Да, да! Я веду его. Теперь вы. Давайте! Ну!

Врач раскрыл чемоданчик, достал шприцы, ампулы, стал колоть – сначала внутривенно, потом в живот, объясняя Марине:

– Это гепарин и плавикс – антикоагулянт.

– Больно, – сказал Леший, снова открыв глаза.

– Сейчас, – и врач всадил еще кубик морфия.

До вертолета Леший дошел на своих ногах, хотя и с трудом – преодолевая слабость и жгучую боль за грудиной. Анатолий помогал, а Марина держала мужа за руку. Она влезла на борт, оглянулась:

– Мы полетели. Держитесь тут. Дети, все будет хорошо, не бойтесь.

– Мама, возьми меня! – закричала Муся. – Возьми, пожалуйста!

– Нет. Тебе с нами не надо! Слушайтесь Анатолия и Юлю, вы поняли?

И вертолет взлетел.

Областная больница надолго запомнила явление в ее стенах Злотниковых – а потом и Свешникова. Это была самая обычная больница, каких много в России, и в ней всего хватало: и хороших врачей, и злобных медсестер, замученных непрерывным потоком больных, постоянным безденежьем и текучкой кадров. Кардиологическое отделение там было одно из лучших в области, это и решило дело. Марина никогда еще не чувствовала себя такой сосредоточенной и сильной – словно стальной клинок, она разила прямо в цель. Их приняли без звука, хотя документов не было никаких – Лешего, опять потерявшего сознание, положили в отдельную палату, а сестры и врачи сразу забегали вокруг него: тут же сделали кардиограмму, взяли анализы и поставили капельницы. Марина убедилась, что Лёшка стабилен, и отправилась к главврачу, который слегка удивился, увидев входящую в кабинет растрепанную и перемазанную сажей женщину в грязной майке и рваных, а местами даже обгорелых джинсах. Марина села, мгновенно «просканировала» сидящего напротив человека – он держал в руке кружку с кофе – и сказала:

– Здравствуйте, Виталий Петрович! Надеюсь, мы с вами найдем взаимопонимание. Только что к вам поступил с инфарктом мой муж. Документов у нас нет никаких, мы прямо с пожара – вы видите. Я буду с мужем и днем, и ночью. Можно поставить в палату какую-нибудь раскладушку, если есть. Если нет, я куплю. Мне хотелось бы срочный консилиум, чтобы я знала, как обстоят дела и что нужно: операция, лекарства, медоборудование. Завтра приедет мой брат, он за все заплатит. Сегодня просто не успеет. Я прошу вас разрешить мне все это и довести ваше разрешение до сведения персонала, чтобы мне не чинили препятствий. Мне некогда отвлекаться еще и на всякие бесконечные урегулирования. Я могла бы заставить вас, но не хочется зря тратить силы, когда можно договориться. И я бы тоже выпила кофе.

– Послушайте! Вы что себе позволяете?! Вы кто такая?!

– Я Марина Сергеевна Злотникова. Поставьте, пожалуйста, чашку на стол. Нет, допейте сначала. И на самый край. Спасибо.

Чашка взорвалась и рассыпалась осколками.

– Ну вот, сразу легче стало. Я ведьма. Экстрасенс, если вам так понятнее. Ну, например: у вас вырезан аппендицит и вы хуже слышите левым ухом. Еще могу рассказать все о вашей сексуальной жизни, начиная с потери невинности в пятнадцать лет и до вашей последней любовницы, которую зовут Валечка. А вот и кофе, очень кстати!

Вошла секретарша с подносиком – чашка кофе и тарелочка с печеньем.

– Спасибо, Валечка! Вы не могли бы найти для меня еще комплект одежды? Халат или что-нибудь с брюками?

– Конечно, Марина Сергеевна! – И Валечка упорхнула.

Марина пила кофе, Виталий Петрович еще какое-то время недоуменно таращился на нее, потом откашлялся и наконец выдавил:

– Э-э-э-э…

– Да не волнуйтесь вы так. Ваша жена ничего не узнает, мне, в общем-то, наплевать. Меня волнует только мой муж. Конечно, мы поможем вам по мере сил и деньгами, и оборудованием. И я, чем могу. А я умею не только чашки бить.

Вошла Валечка и, мило улыбнувшись, положила на стул целлофановую упаковку с бледно-зеленым медицинским комплектом: брюки, блуза и шапочка, а на пол поставила белые шлепанцы.

– Вот.

– Спасибо, деточка. Потом покажете, где можно принять душ, хорошо? Ну что, Виталий Петрович, мы с вами договорились?

Леший очнулся и не сразу понял, где он, потом сообразил, что в больнице. Он лежал как-то очень высоко, с толстым катетером в вене, к которому был прикреплен пластиковый резервуар с воткнутыми иглами от капельниц и шприцев. Марина сидела рядом и держала Лешего за руку, посматривая время от времени на монитор в головах кровати, на котором чередовались зеленые цифры и волны.

– Как ты себя чувствуешь, милый?

– Странно. Инфаркт, что ли?

– Ну да. Тебе провели тромболизинг, но не очень помогло. Нужна операция. Все обойдется, я с тобой. Все будет хорошо!

Марина не стала ему говорить, что нужна не просто операция, но и неимоверно дорогущие стенты. Она позвонила Анатолию, тот крякнул:

– Ничего себе! Да, дешевле быть здоровым, точно!

– Толь, ты сможешь оплатить? Мы потом…

– Марин, не вопрос. И ни о каких «потом» я слышать не хочу, поняла? Я просто подумал, а как же те люди, у которых таких деньжищ нет? Им что – помирать?

– Да есть какая-то квота, но мы же не местные! В Москве ему бы, наверное, и бесплатно сделали бы, не знаю. Но до Москвы мы не доедем.

– Понятно.

Анатолий приехал на следующий день, привез документы, деньги и Мусю, жалобно глядевшую на мать.

– Толя, зачем ты ее-то взял?

– Мамочка, можно я с тобой буду? Я хочу помогать.

– Марин, да пусть поможет. А то только переживает зря. Я ей номер снял в гостинице, а днем будет приходить, ничего. Она справится.

– Справится, – Марина была настроена сурово. – Муся, если ты собираешься сидеть тут и слезы лить, лучше уезжай. А нет – так будешь все делать, что скажу.

– Я буду! Все-все! Можно мне к папе?

– Иди, только не смей реветь! Не волнуй отца. Я сейчас приду.

– Ну что, вроде бы все? – сказал, поднимаясь, Анатолий. – Я распоряжусь, деньги сегодня же перечислят. Так, это я сказал, об этом предупредил…

– Ты сейчас куда? В деревню?

– В гостиницу. Завтра поеду. Передохну, да и звонков еще много. Я думаю всех под Кострому переправить. Хорошо, хоть тот дом не успел продать. Семеныч с Илларией, конечно, не поедут, да и Марфа – куда ее! А наши пусть в себя приходят. Потом в Москву смотаюсь, привезу работяг каких-нибудь в помощь. Дорогу надо разгрести в первую очередь, а то далеко в объезд.

– А как ты сейчас ехал?

– Через реку. Там подальше брод есть и берег пониже, но все равно машину лебедкой вытягивали. Марин, ты поговори с Муськой, а то совсем девка извелась. У нее такая истерика была, успокоить не могли: «Я виновата, папа из-за меня чуть не умер!» Я уж раскаялся – слишком жестко тогда ее воспитывал, помягче надо было.

– Да, я «вижу». Поговорю. Как все-то?

– Нормально. Переживают, конечно.

– Скажи: Лёшка поправится, все будет хорошо. А Кира – ничего? Я ей так благодарна!

– Да ничего. Так, кое-что. Все под контролем, не беспокойся.

– А то пусть приедет, я помогу. Только чуть попозже, ладно? После операции.

– Посмотрим. Ну что, пошел я? Давай, будем на связи! Держись тут! – Анатолий обнял ее и поцеловал в висок, а Марина вдруг приподнялась на цыпочки и заглянула ему в лицо:

– Толя, спасибо тебе. Спасибо, милый. За все. Если бы не ты! – И сама его поцеловала в губы, да так, как до сих пор только мужа целовала. И ушла, мгновенно выбросив из головы этот поцелуй, а Толя долго смотрел ей вслед: «Дождался наконец! Эх, раньше бы полжизни отдал, а сейчас… Но чертовски приятно, что скрывать».

Хотя Виталий Петрович во всем шел Марине навстречу, присутствовать при операции он поначалу ей категорически запретил:

– Зачем это вам?

– Затем, что я должна знать, что и как будет делаться. Мне надо понимать! Чтобы и дальше держать его сердце под контролем. И потом – если что пойдет не так, я сразу замечу, раньше ваших приборов, и скажу. Хотите, пройду с вами по палатам? Вы увидите, что я могу.

Во время врачебного обхода Марина обнаружила два неправильных диагноза и залечила плохо заживавший операционный шов у пожилого мужчины-диабетика. Так что на операцию ее пустили, и Марина действительно заметила, что у Лешего падает давление, раньше, чем это отразилось на мониторах. Она осталась с ним и в реанимации, сама удивляясь тому, что не спит уже вторую ночь, а хоть бы что! Марина осознала, что она гораздо сильнее, чем это ей представлялось раньше, и не ощущала ни слабости, ни усталости, ни страха – только уверенность и решимость.

Продержали Лешего там сутки, и Марина все время была рядом, стараясь облегчить его мучительное положение: лежать на спине, не шевелясь и не разгибая колено – в бедренной артерии находилась капсула, через которую вводили кардиоэндоскоп. Заодно помогала и другим – в реанимации было еще двое, а сестра не горела энтузиазмом, так что Марине пришлось и самой кое-что предпринять, и сестру «построить». Леший встал уже на второй день, а потом стал гулять по коридору, пошатываясь и цепляясь то за Марину, то за Мусю. Он чувствовал какую-то удивительную легкость и слабость, словно все силы вытекли. Ему казалось, стоит отпустить руку Марины, и он взлетит, как воздушный шарик. Марине хотелось подержать его в больнице подольше – на всякий случай, но сам Лёшка рвался домой и считал оставшиеся до выписки дни: «Марин, дома и стены помогают!»

Муся тоже удивляла Марину – девочка не плакала, не ныла, послушно и терпеливо делала все, что говорила Марина, а когда отцу стало полегче, сама начала помогать сестрам. Она мыла полы, выносила судна, раздавала лекарства и обеды, а старшая сестра, особенно благоволившая к Мусе и даже учившая ее делать уколы и ставить капельницы, сказала Марине:

– Легкая рука у вашей девочки.

В больнице у Муси тут же завелся «дружок»: маленький вихрастый мальчик Егорка: лет трех, не больше – живой, смышленый на вид, с ямочками на щеках. Марина видела его пару раз то в ординаторской, то в столовой и решила, что сын кого-то из сестер. Муся привела Егорку «в гости» к отцу – малыш держался за ее руку и с любопытством осматривался.

– Мама, папа, это – Егорка!

– Егорка? Где ж ты взяла такое чудо?

Мальчик доверчиво пошел к Марине на руки, и она посадила его на край Лёшкиной кровати.

– Это тети Люси внук! Она уборщица в общей терапии.

И Муся шепотом рассказала матери на ухо, что Егорка – сирота: папы и вовсе не было, мама прошлым летом умерла, отравившись грибами, да она и выпивала к тому же. У бабушки здоровье совсем плохое, еле ходит, но приходится работать – пенсия маленькая, а Егорку девать некуда, вот он и пасется в больнице.

– Ты представляешь, он всех тётенек мамами зовет!

– И тебя?

– Нет, я ж не тётенька!

Егорка стал приходить к ним в палату – Лёшка с удовольствием возился с малышом, когда были силы: рассказывал сказки, даже нарисовал пару картинок. А потом случилось несчастье: Егоркина бабушка оступилась на лестнице и сломала шейку бедра. Тогда Муся стала забирать мальчика на ночь к себе в гостиницу, а потом спросила:

– Мам, а как ты думаешь, может, нам Егорку себе взять?

– Муся! Как ты это представляешь? У него бабушка есть. Или что, вместе с бабушкой?

– Да я понимаю, только как же они будут, когда мы уедем? Он еще маленький, а бабушка – вон, совсем теперь плохая. Его же не заберут у нее, нет?

Марина сама переживала, понимая, что и деньги ничего не решат, если дать. Мальчик был такой забавный, трогательный. Но – своих трое маленьких, куда еще? Может, Толя с Фросей взяли бы? Ну да – вместе с бабушкой… Если бы не пожар, можно было бы забрать в деревню…

Через неделю к ним началось паломничество: по дороге из костромского дома в Москву Толя завез весь «колхоз» повидаться – Ваню, Юлю и Митю. Аркадий с Кирой уже уехали, как сказал Анатолий. Муся сразу повисла на Мите, но никто уже не обращал на это особого внимания. Марина хотела, чтобы Муся уехала со всеми домой, но девочка категорически отказалась: «Ни за что! Я не оставлю вас с папой. И Егорка? Как же он?» А Марина вдруг догадалась, что делать с Егоркой. Через день после отъезда «колхоза» приехал отец Арсений – он долго уговаривал Лёшку отправиться после больницы к ним: