Лесли Шнур - Он, она и …собака

— Я люблю «Игру в пижаме»! — слишком громко и слишком радостно воскликнул он. — Это мюзикл, да?

Они вместе вошли в магазин.

— Можно, я куплю его для вас? — предложил он. Нина открыла было рот, чтобы возразить.

— Не отказывайтесь. Позвольте мне сделать это для вас.

После слов «позвольте мне сделать это для вас» она готова была не замечать ни его носа, ни того факта, что в половине четвертого дня парень не на работе, и некоторой нервозности, заставлявшей предположить, что он мелкий кокаиновый дилер. «Позвольте мне сделать это для вас», — повторила она про себя и улыбнулась.

Они отыскали нужный диск, и он купил точно такой же для себя. Из здания они вышли вместе, держа каждый по маленькому желтому пакетику.

Она повернулась, чтобы поблагодарить и попрощаться, но он опередил ее.

— Могу я как-нибудь пригласить вас? — спросил он.

— Послушайте, большое спасибо за подарок…

— Может, в следующие выходные? На этой неделе я работаю, но свободен на следующей. В субботу вечером мы могли бы сходить в кино, поужинать. Как?

Она почувствовала в руке тяжесть пакетика. Ну как можно отказаться?

— Звучит заманчиво. А где вы работаете?

— Я рентгенолог, но сейчас у меня что-то вроде творческого отпуска. Работаю по несколько часов в Институте Рузвельта, в остальное время занимаюсь другими исследованиями.

Например, кокаиновый трафик из Южной Америки, пояснила она про себя.

— Да, меня зовут Зигги Валлерштайн.

Ох, она не антисемитка, но — Зигги Валлерштайн?

— Нина Шепард, — протянула она руку.

Они обменялись рукопожатиями, номерами телефонов, попрощались и разошлись каждый в свою сторону.

— Отличная футболка! — крикнул он, отойдя почти на квартал.

Нина поморщилась, покосилась на диск в пакетике и подивилась, какого черта она только что себе устроила эту дурость.

И вот теперь он ждал ее перед кинотеатром «Ангелика», как они и договорились. С широкой идиотской улыбкой на физиономии с очень маленьким носиком.

— Привет, — буркнула она, изображая приветливость.

— Прекрасно выглядите, — просиял он. — Пойдемте, фильм сейчас начнется.

Фильм оказался одним из тех мгновенно забывающихся изделий, изобилующих наркотиками и обнаженным телом, где героиня с мерзким стонущим голосом — безмозглая идиотка. Но по крайней мере работал кондиционер. Только благодаря ему Нина не уснула.

Благодаря кондиционеру и тому, что Зигги держал ее за руку. Что он себе воображает? Они поздоровались, купили попкорна и диетической колы, нашли два места, но в глубине зала — он был полон — и быстренько обсудили прошедшую неделю. («Много работы». «Нормально».) Но они были совершенно незнакомыми друг другу людьми. Между ними не произошло ничего особенно теплого или сокровенного, или сексуального, что могло бы стать естественным началом подобной близости. С чего он взял, что как только выключат свет, он может — и это встретит одобрение — взять ее за руку?

Нина не хотела задеть его чувства, поэтому не стала убирать свою руку. Но ей было неспокойно, и неудобно, и жарко, а вокруг полно народу, и они сидели не у прохода, так что, возможно, все дело в ее клаустрофобии. Но потом он принялся водить большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. Боже, она терпеть этого не могла! Поглаживание напоминало о ее бывшем, который редко проявлял теплые чувства, но стоило им оказаться вместе на вечеринке, как он обязательно клал руку ей на спину и принимался водить ею сверху вниз, слева направо, словно напоминая: «Ты принадлежишь мне. Не забывай, я рядом, и ты моя». Черт! Нина искренне все это ненавидела. Неловко, щекотно, чувствуешь себя как собака, которую треплет по загривку хозяин. Она отдернула руку. Он посмотрел на нее, но она не отводила взгляда от экрана, изображая заинтересованность. Он подождал некоторое время, затем отвернулся. Прошло, казалось, часов сто. Но в конце концов фильм закончился, они вышли.

Но на этом программа не завершилась. Ужин в суши-баре «Блез рибэн». Слишком людно, слишком модно и слишком тесно — душно, крошечные столики и слишком много Зигги. Но острые роллы с тунцом, с бобовыми проростками и аругулой, одновременно сладкие и жгучие, хрустящие и мягкие, почти того стоили.

Зигги говорил много, но в результате на удивление мало рассказал о своей подозрительно неопределенной жизни. Он рентгенолог. Типа. Близкие отношения с отцом — пластическим хирургом (ха!). Иногда. Знает, чего хочет в жизни. Но не совсем точно. Много путешествовал, не уточняя куда. Денег у него много, и тратит он их вовсе не на одежду. А когда он вернулся из туалета, то пошмыгивал и потирал нос.

После этого Нина быстренько сбежала под стандартным предлогом поздно-а-мне-завтра-рано-вставать-выгуливать-мопса. Прыгнула в такси и через двадцать минут была возле дома.

Кто-то стоял на крыльце. Едва Нина вышла из машины, этот кто-то бешено запрыгал и замахал руками:

— Ни-на-а! Это я!

Клэр. Но ведь она должна быть в Калифорнии!

— О Господи! — взвизгнула Нина. — Что ты тут делаешь?

Они обнялись, что было не так уж легко, поскольку Клэр почти на фут выше Нины, но обе стиснули друг друга в объятиях. Клэр отстранилась первой, окинула Нину взглядом, затем вновь обняла, чуть покачивая и смеясь.

Наконец Нина оттолкнула подругу, едва не свалив ее со ступенек.

— Ты вернулась. Черт побери!

— Очень мило. Дай-ка мне это! — Клэр отобрала у Нины ключи, открыла двери и вошла в подъезд. — Ты ни капельки не изменилась с тех пор, как я уехала, это обнадеживает. Ты все такая же. Но, как говорят в Голливуде, это и хорошо.

— Ты собираешься вернуться на работу…

Но Клэр не слушала. Она потащила свои вещи вверх по лестнице, в крохотное пространство конуры пятью этажами выше. Нина устремилась за ней, и вместе, тяжело дыша, шагая в ногу по ступенькам, они добрались до места. Нина, в свою очередь, забрала ключи у Клэр и открыла дверь.

— Собираешься заняться выгулом, да?

Клэр молчала. Потрясенно уставившись на Нинины композиции, она рассеянно трогала бусины, стекляшки, щупала узелки сверху донизу. Медленно переходя от одного к другому, она оглядывала сооружения и действительно внимательно их изучала, как может лишь настоящий друг.

— Нина, это изумительно! — Она обернулась к подруге. — Это ты сама?

— Бога ради, это просто хлам, который я подобрала на улице…

— Слушай, это невероятно! — не унималась Клэр. — Правда, удивительно!

Она повернулась к Нине. Та продолжала хмуриться. Клэр наклонилась, заглядывая Нине в глаза, и строго спросила:

— Что случилось? Давай рассказывай.

Нина молчала.

— Эй, непохоже, чтобы ты хотела оставаться собачьей нянькой до конца своих дней, — настаивала Клэр.

Нина задумчиво приподняла брови.

— Ты же не хочешь этого!

— Конечно, нет! — Впрочем, Нина не была так уж уверена. — Но точно знаю, что не хочу работать.

— Но тебе все равно придется найти работу. Если, конечно, ты не стала баснословно богата за то время, пока я отсутствовала.

Нина печально усмехнулась:

— Но не работа ради работы. Больше никогда! Ходить на службу, иметь начальство, быть всем милой и симпатичной?..

— Это я могу понять. Быть милой и симпатичной определенно не то, что ты хотела бы иметь в качестве повседневной обязанности, — улыбнулась Клэр. Она подошла к холодильнику, налила себе диетической колы.

— И потом, я встретилась с ним сегодня. То есть вчера. И сегодня снова, — пробормотала Нина.

— С кем? Что?

— Угадай.

— С Дэниелом?

Нина кивнула.

— И? — расплылась в улыбке Клэр. Тишина.

— И? Я принимала ванну в его чертовой ванной комнате!..

— Слушай, не ори на меня, я не… ты что?

Нина не смогла себя заставить повторить последнюю фразу.

— А потом являешься ты. Кстати, что ты тут делаешь? Не позвонила, не написала… Вообще не предупредила…

— Погоди минутку! Не так быстро, девочка.

На этот раз «девочка» прозвучало совсем не сексуально. Оно скорее подчеркивало ее незрелость.

— Ты принимала у него ванну? — уточнила Клэр. — В его квартире? Мылась его мылом? Он был дома? Знал, что ты там? Это он предложил? «Почему бы вам не принять ванну?»? — Она перевела дыхание. — Стоп. Давай сначала. И расскажи все.

— Было жарко. Я взмокла и устала. Никого не было дома. Ну и…

Клэр покачала головой, ее золотистые волосы качнулись из стороны в сторону.

— Ни-на-а.

На этот раз Клэр произнесла ее имя с французским акцентом, с ударением на втором слоге.

— Хочешь вернуться на работу?

— Нет, Не сейчас. Скоро. Через пару недель, может, через месяц. Я рада, что покончила с шоу, но мне понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к здешней жизни. Ты же не станешь возражать, если я задержусь подольше?

Нина пожала плечами:

— Но никаких дурацких выходок. Ты просто нарываешься на неприятности!

Пара недель. Даже месяц. Все равно времени недостаточно. Нина обняла подругу:

— Я так рада, что ты здесь. Как насчет бокала вина?

— Я тоже рада. У меня кет никого ближе тебя.

— Знаю. У меня тоже.

— Я вернула-а-ась!

— Ты вернула-а-ась!

И обе визжали, прыгали и обнимались.

Наконец они угомонились и затихли. Нина достала из холодильника бутылку вина, Клэр продолжила изучать композиции.

— Они на самом деле хороши! — Она посмотрела на Нину так, словно видела ее впервые.

— Пошли, — сказала Нина и, прихватив бутылку и два бокала, повела Клэр на террасу. Подруги воссоединились там же, где расстались, словно не было ни минувших двенадцати месяцев, ни трех тысяч миль расстояния между ними.

Странная штука: в три часа утра мир приобретает призрачный лунный оттенок. Все, что в свете дня казалось вполне выполнимым, становится непреодолимым, недостижимым, полным ловушек и опасностей, невообразимо далеким. Нине ничего не оставалось, как с бешено колотящимся сердцем выбраться из постели.

Сэм, разумеется, наблюдал за каждым ее движением со своей красной подстилки, приподнял голову, но, решив, что все в порядке, уронил ее обратно на передние лапы. И вновь уснул, мгновенно, как умеют только собаки и маленькие дети.

Нина вышла на террасу и посмотрела на город, простиравшийся за пространством парка. Полная луна освещала каждый листок на деревьях, и те сияли, словно звезды. Нина смахнула пыль с четырехфутового кирпичного парапета, отделявшего ее от перспективы кончины на тротуаре в сотне футов внизу. Два дня назад эта встреча с Дэниелом. Сегодня вернулась Клэр. В итоге она, Нина, полная дура. Ничего нового, напомнила она себе. Идиотка! Додумалась принимать ванну! Могла просто пошарить там и сям, могла просто пойти в горничные! Она должна покончить с этой ужасной — и рискованной — привычкой немедленно. Он ведь вдобавок адвокат! И запросто мог вызвать полицию. Хуже того, мог подать на нее в суд. Итак, она должна увидеться с ним при более подходящих обстоятельствах. Но как и когда? Его не бывает дома, когда она забирает на прогулку Сида. Привлечь его внимание, заинтересовать собой, вызвать желание познакомиться, используя при этом законные и этичные средства, — вот это задачка!

И Клэр захочет получить обратно свою работу, через пару ли недель, через месяц, не важно. Но скоро! А это стало для Нины всей ее жизнью. Кто предполагал, что она станет собачьей нянькой? Казалось, только вчера она писала тексты для обложек в издательстве «Рэндом-Хаус», препиралась с авторами по поводу артиклей, терпела унижения со стороны вздорных редакторов. И не выпрыгнула из окна, хотя изнывала от скуки и отвращения к миру.

Клэр позвонила в тот самый момент, когда нужна была больше всего. Лучшие друзья понимают нас! И жизнь Нины переменилась. Возврата к прошлому не было. Не то чтобы она хотела всю жизнь заниматься тем, чем занималась сейчас, но, как всегда, трудно планировать будущее, значительно проще предаваться мыслям о прошлом. Чем она и занялась в данный момент.

Определенно не любовь к собакам превратила Нину в самую популярную собачью няньку Верхнего Уэст-Сайда Нью-Йорка. Это не значит, что она не любила собак. Но о своих чувствах к ним она не подозревала до тридцати трех лет, то есть до того времени, как изжил себя ее брак. Тот день, два года назад, она помнила очень ясно. Она шла по Коламбус-авеню со своим вскоре бывшим, который читал ей лекцию о высоком романтизме Луиса Бунюэля, чьими фильмами обязан восхищаться каждый истинно мыслящий человек, каковым он, дипломированный кинематографист и член Менса, безусловно, является (а она, безусловно, нет). И тут маленький бело-коричневый бигль, высунув тонкий розовый язычок, потащил своего хозяина (тот едва не выскочил из ботинок) прямиком к Нине и поднялся перед ней на задние лапы. Обнюхал ее, облизал и даже попробовал сунуть морду под юбку, будто знал, как ей нужно чье-нибудь внимание. И то ли из чувства протеста против сюрреалистических поисков, то ли из желания подтвердить свои антиинтеллектуальные склонности и неисправимую приземленность она опустилась на тротуар, скрестив ноги, чтобы щенок мог вспрыгнуть ей на колени, лизнуть в лицо, радостно повизгивая, а она почесывала ему ушки и загривок. И ей отчаянно понравилось это занятие. Это было так важно и значимо, как будто она только что узнала, что на самом деле лесбиянка. Как можно было прожить тридцать три года и не знать, что так любишь собак?