— Я не виноват, что дети меня любят.

— Нам некогда кататься, — строго заявила Таня в спину Максиму, потому что он уже садился на свое место.

— Ладно, — сказала Таня скорей всего сама себе, потому что на нее не обращали никакого внимания.

— Только мы будем не просто колесить, — велела она, устроившись рядом с Анжелой сзади, — а поедем в магазин, потому что из-за тебя я после работы ничего не купила, а поблизости ни одного магазина.

— Как прикажешь, госпожа, — Максим завел машину.


Ночью Таня проснулась от всхлипываний. Анжела тихо плакала.

— Что у тебя болит? — подскочила Таня к ее кровати.

— Ничего, — ответила девочка.

Таня села к девочке на кровать, и обняла ее. А потом взяла ее на руки и перенесла в свою постель. Они уснули обнявшись — две маленькие песчинки в океане города.

Анжела стала приходить к Тане спать каждую ночь, Таня надеялась, что это не войдет в привычку и, когда родители приедут, все вернется в свое русло.

Люда с Виталием приехали, как и обещали, в воскресенье утром. Таня рассталась со своей подопечной, от радости при виде родителей тут же забывшей о Татьяне.

Дома на письменном столе в трехлитровой банке с водой стоял большой букет гладиолусов. Таня остановилась на пороге комнаты, залюбовавшись цветами. К гладиолусам она относилась без того душевного трепета, который вызывали некоторые другие цветы. Они ей казались какими-то слишком практичными, что недостойно истинной красоты. Особенно ей почему-то не нравились багрово-красные цветы, излишне драматических расцветок. Было в них что-то агрессивное. Но нежные тона этого букета заставили ее прийти в восторг. Восхищенная, она подошла поближе рассмотреть это чудо. Гладиолусов было девять: два белых, два бледно-сиреневых, два розовых с белыми прожилками, два чисто розовых и один оранжевый, с желтой бахромой. За банкой стоял листок бумаги, согнутый пополам и поставленный на ребро. Это была записка. Таня не хотела брать ее в руки. Наверняка, что-нибудь вроде: «Жди в пять». Если Максим не предупреждает о своем приходе, это, конечно, мучительно — с тревогой прислушиваться к шагам — замрут ли они перед дверью или проследуют выше по лестнице. Но хоть какая-то степень свободы у нее есть. Ей захотелось вышвырнуть букет вместе с запиской в мусорное ведро. Но на цветы у нее не поднялась рука — уж слишком они были трепетно-нежными. Она взяла листок. За ним пряталась розовато-серая коробка в целлофане. На развороте бумаги было крупно написано: «Это тебе, новорожденная». Она сначала не поняла, что он имел в виду, может, решил, что она все-таки беременна. И только потом вспомнила, что сегодня у нее день рождения. Она взяла коробку в руки. Это были духи «Anais Anais». Настоящие французские духи. Но откуда он узнал? Она сама забыла про свой день рождения.

В дверь позвонили. Таня открыла. Принесли сразу три телеграммы — от мамы, отца и Ольги. Она вспомнила письмо, в котором Оля сокрушалась, что не сможет лично поздравить ее двадцатого августа. В тот день она бросила письмо на пол на кухне, а потом оно снова оказалось на столе. Значит, этот гад прочитал его. Вот почему он ничего не спрашивает про Ольгу. На помойку вместе с цветами следует выбросить и духи. Но вместо этого она распечатала коробку с духами. У нее еще никогда не было французских духов…

Таня привыкла отмечать свой день рождения более чем скромно. Когда она училась в школе, все друзья летом обычно разъезжались на каникулы и в гости приходили взрослые родственники и хорошо, если две ее подружки. Если она сама была в это время в лагере, то там обычно проводили день именинника для всех, родившихся в августе. В университете было еще хуже, когда она была дома, понимала, что с бывшими одноклассниками у нее становилось все меньше общего, и приходили все те же две старые подружки. Но никогда еще не было, чтобы она забыла о собственном дне рождения.

Она пошла в магазин, в холодильнике было пусто, а еще нужно купить что-нибудь выпить — она намеревалась напиться. Но Таня оказалась далека от реалий жизни — она забыла, что спиртное продавалось только с двух. Пришлось идти в магазин еще раз в два часа, там уже стояла огромная очередь. Она решила было отказаться от своей идеи, но потом заметила, что в очереди среди мужиков стоят вполне приличные женщины, и встала в конец очереди, как раз за женщиной лет сорока. Пока они стояли, женщина рассказала ей, что двадцать пятого у нее день рождения, а нужно и домой гостей пригласить и на работе сотрудников угостить, а дают только по две бутылки. Так разговаривая, они подошли к прилавку. Таня купила две бутылки водки, одну отдала соседке по очереди. Та вернула ей деньги.

Дома она поставила бутылку в холодильник и стала готовить ужин. Она приготовила салат и дожаривала картошку, когда пришел Максим. Он занес на кухню белые георгины, шампанское и конфеты.

— Знаешь, я не совсем был уверен, что гладиолусы не окажутся в мусорном ведре, поэтому прихватил вот это, — вместо поздравления сказал он, подавая букет.

Таня нашла вазу и налила в нее воды. Она подрезала черенки и поставила цветы в вазу. Максим открыл холодильник — поставить шампанское и увидел бутылку, купленную сегодня.

— Старые привычки не исчезают бесследно. Тебя уже не тошнит при виде водки?

Таня помотала головой. Максим закрыл холодильник.

— Шампанскому нужно время охладиться, — он увел ее из кухни.

…Разомкнув объятья, Максим повернулся лицом к столу и сказал:

— А ты, смотрю, даже не выбросила гладиолусы.

— Купил? — вместо ответа спросила Таня.

— Да нет, из сада. Вчера ночевал на даче. У матери на этих гладиолусах сдвиг по фазе, насадила три грядки, только место занимают, — в этих грубоватых словах слышались теплые нотки.

— Красивые, — похвалила Таня.

За ужином они пили только шампанское, Максим не дал выпить водки — ей завтра на работу, а когда он ушел, одна она пить расхотела.

На следующий день он пришел около семи. Таня мыла посуду.

— Привет, котеночек. Мне нужно тут недалеко к одному корешу заехать, одевайся, съездишь со мной.

— Зачем?

— А чтобы мне скучно не было. Давай, собирайся быстрей.

Они поехали в район новостройки. Таня ждала в машине, слушая музыку, пока он не выйдет из новой, недавно заселенной многоэтажки.

— Его нет дома, — сказал он, почти сразу вернувшись, — ладно, поедем в другое место.

В «другом месте» Таня долго просидела одна, изнывая от скуки, музыка, которую оставил Максим, была ей незнакома. Наконец открылась калитка, и Максим вышел со двора частного дома.

— Все, аут! — сказал он, хлопнув дверью «Волги», — едем к тебе.


В пятницу, как только Таня пришла с работы, появился Максим.

— Все бросай, — сказал он, — идем к Авроре на день рождения.

Таня попыталась возразить.

— Не спорь и одевайся. На следующей неделе те, кто учится в Томске и Новосибирске, разъедутся. Мы последний раз встречаемся вместе. Этим летом, разумеется.

Таня попеняла, что ее не предупредили заранее, и заикнулась о подарке.

— Ты долго еще будешь выступать? — прикрикнул Максим. — Мы опоздаем.

— А подарок уже есть, не волнуйся, — объяснил он, когда она стала одеваться.

Она хотела надеть блузку с юбкой, а сверху — пиджак, потому что вечером будет прохладно. Но Максим не одобрил ее выбор, и заставил надеть красный костюм, в котором она была, когда познакомилась с ним. Это было слишком пафосно для домашней вечеринки, но она не стала возражать. Кроме того, Максим заставил ее накраситься. Волосы она оставила гладко зачесанными в пучок, насчет прически Максим ничего не сказал, и они пошли.

За стол Таня и Максим сели рядом. Приглядевшись, Таня многих узнала — они вместе отдыхали на Чемровке. Андрея, естественно, не было. Зато она впервые увидела двух парней и симпатичную худенькую девушку, похожую на лисичку, с остреньким личиком и длинными рыжеватыми волосами. Разлили шампанское. Первый тост произнесла эта новая девушка, которую звали Юлей, и вручила подарок от всех. Таня выпила шампанского. А потом, когда предложили на выбор водку или вино, она выбрала водку. Она чувствовала себя не в своей тарелке, ей казалось, что за ней пристально наблюдают.

За столом сидели недолго. Потом отодвинули его к стене и стали танцевать. Таня устроилась в глубоком кресле, стараясь меньше привлекать к себе внимания. Во время танцев продолжали пить, желающие подходили к столу, наливали и закусывали. Максим два раза вытаскивал ее танцевать, но потом она снова возвращалась в кресло. К ней с двумя бокалами вина подошла Света. Она предложила выпить. Таня не смогла ей отказать, хотя, если после водки пить вино — будет болеть голова. Максим следующий медленный танец протанцевал с Юлей. Когда Света ушла танцевать под какую-то ритмичную музыку, Таня посидела еще в кресле и пошла в туалет. Через вентиляционную решетку она услышала разговор, происходивший в ванной.

— Да плюнь, ты на него, Юлька, — этот низкий голос явно принадлежал Авроре. — С ним же невозможно иметь серьезных отношений. Он же ни одну смазливую девицу не пропустит. Весь в папашу.

— Аврора, ну при чем тут папаша. Я уверена, что у нас все было серьезно. Если бы не эта звезда, у нас было бы все нормально.

Судя по запаху, девушки курили. Таня задержалась в туалете. Ей было интересно, по кому страдает миловидная Юля. А она продолжала:

— Ты посмотри, как она в него вцепилась, так и следит за ним, что он делает, куда смотрит.

— Скорее он следит за ней. Я же тебе рассказывала, как он буквально бесился от ревности.

— Это все уловки с ее стороны, чтобы вызвать его ревность. Нет, Аврора, это мой последний шанс и я постараюсь все выяснить.

Таня заставила себя выйти из туалета — подслушивать нехорошо. Она помыла руки на кухне и подошла к окну — из него открывался красивый вид с восьмого этажа. На улице уже стемнело, внизу лежали огни фонарей и светились окна пятиэтажек. Может ей незаметно уйти домой? И плевать на Максима. Она услышала, как открылась дверь ванной комнаты, в оконном отражении увидела вошедшую на кухню Юлю. Таня не стала оборачиваться, она подслушала ее тайну, и теперь ей было стыдно. Девушка зашла, наверное, выпить воды, и сейчас уйдет. Но Юля подошла и остановилась у нее за спиной рядом.

— Что, любуешься ночным городом? — в голосе Юли послышался вызов.

— Да, а что? — обернулась Таня.

На лице Юли играла недобрая усмешка.

— Думаешь, теперь можно отдохнуть. Нашла мальчика из престижной семьи и успокоилась?

Только теперь Таня поняла, что подруги в ванной говорили о ней с Максимом.

— Да он из престижной банды, а не семьи, — сказала она.

— Ах, вам теперь друзья его не нравятся. Думаешь, что прибрала его к рукам, и будешь решать с какой бандой ему дружить. Не надейся. Он тебя скоро бросит. Ты ему не подходишь. Ты его старше, причесана…как…как солдафон, идейная учителка! Ну что у вас может быть общего? Что вас связывает?

— Ты права, сестренка. У меня с ним нет ничего общего, кроме секса. Нас связывает только постель.

— А ты думаешь — одна у него такая? — слова Тани задели Юлию, — да он ни одну юбку не пропустит.

— Что же ты тогда волнуешься? Дойдет и до тебя очередь. Или уже дошла? И ты не удержала его?

Губы у Юли сжались в алую полоску, глаза сузились. Она сжала кулачок и ударила Таню по скуле. Таня была удивлена, сколько злости в этой худенькой девчонке. Она была выше Тани, ее кулак соскользнул по ее лицу, было почти не больно, синяк не должен появиться. Но Юля на этом не остановилась и вцепилась белыми перламутровыми коготочками ей в лицо. При этом она кричала:

— Ах ты, стерва, дрянь!

Таня схватила Юлю за руку и оторвала ее от своего лица. Но цепкие наманикюренные пальчики так и тянулись к ней, норовя выцарапать глаза. Таня с трудом держала Юлю за запястья, подальше от себя:

— Ты что, с ума сошла!

Юля вырвалась и опять целилась в лицо:

— Я тебя убью, гадина.

Таня схватила Юлю сзади за волосы и со всей силы потянула их вниз. Девушка перестала лезть ей в глаза и завизжала, она запрокинула голову и пыталась поймать руку, державшую волосы. В это время она умудрилась пнуть Таню, не переставая визжать. Таня тоже стала пинаться, не выпуская ее волосы. У нее самой выпали шпильки из пучка и волосы растрепались. На кухне появились люди. Кто-то схватил Таню сзади за руки, оттаскивая ее от Юли. Таня выпустила ее волосы, та еще раз пнула Таню. Таня продолжала пинаться, но ее уже оттащили вне досягаемости противницы. В кухне стало тесно. Сбежались, наверное, все. Аврора успокаивала Юлю. Парень, державший Таню сзади за руки, отпустил ее: