— А что я скажу твоим родителям, зачем пришла?

Максим откинулся на спинку дивана.

— Скажешь, что решила подцепить меня в мужья, и пришла посмотреть, подходит ли наша квартира для временного совместного проживания.

— Почему временного? — удивилась Таня.

— В этом месте мамуля задаст тот же вопрос. А ты ответишь, что надеешься, что не позже чем через год мой папа устроит нам отдельную двухкомнатную квартиру.

Она все еще не решила, что же наденет. Красный костюм — слишком нарядный, как будто она действительно хочет произвести впечатление на его родителей, а блузки и пиджак, которые она носит в школу — чересчур деловые.

— Да не волнуйся ты, никто не будет тебя в упор разглядывать, особенно, как ты одета, — он словно прочитал ее мысли.

Она быстро натянула на себя простое темно-синее трикотажное платье.

Они минут двадцать ехали в скрипучем холодном трамвае, высадились у гостиницы, и, пройдя на Красногвардейскую улицу, вошли во двор дома старой застройки.

— Светик живет в третьем подъезде, на четвертом этаже, — сказал Максим. — А номер квартиры я не помню. Знаю, что первая налево.

— Тридцатая.

Они вошли во второй подъезд, поднялись на третий этаж, и, нос к носу, столкнулись с респектабельной парой, выходящей из квартиры.

— Максим, ужинай без нас, все на плите, — сказала женщина, и Таня обратила внимание на сходство между ней и Максимом.

— Здравствуйте, — сказала Таня.

Мужчина и женщина ответили на ее приветствие, и пошли к лестнице.

— А вы куда? — спросил Максим.

— Ты забыл, мы идем на премьеру, — оглянулась женщина.

Несмотря на общие черты лица, невозмутимый Максим не был похож на эту немного нервную женщину. Внешне он был холоден и уверен, а ее словно сжигал внутренний огонь.

— Ах, да, «Не все коту масленица», Островский, — сказал Максим, и, подхватив Татьяну под локоток, почти втолкнул ее в квартиру.

— Тебе повезло, — сказал он, раздеваясь в прихожей. — Церемония знакомства не состоялась.

Он потянул ее на кухню:

— Давай сначала поедим, а то я умираю с голоду — сегодня четыре пары, и консультация перед контрольной точкой — и за все время два пирожка в буфете.

— Так тебе нужно готовиться к контрольной, — она надеялась смыться.

— А зачем? Мне и так меньше четверки не поставят.

Пока Максим проверял содержимое кастрюль на плите, Таня огляделась. Кухня была большая, светлая, радостная, с длинным, накрытым скатертью, столом в центре.

— Отлично, сегодня котлетки, — довольным тоном сказал Максим. — Пойдем мыть руки и — есть.

— Что, я сюда есть пришла?

— Конечно. И есть, и пить, и спать, — он повел ее мыть руки.

В ванной ее поразили стены и потолок, выложенные черным кафелем. На полу кафель был белый. Пока Максим мыл руки, она рассматривала сантехнические изыски обстановки, недоступные рядовым советским гражданам. Максим ушел на кухню, показав полотенце для рук, а когда она вошла на кухню, на столе стояли две полные тарелки. Дома она готовила без удовольствия — зачем изощряться для себя одной, — и также без удовольствия ела. Какой же вкусной сейчас ей показалась эта домашняя еда.

Поставив пустые тарелки и чашки в раковину, Максим потащил ее в другие комнаты.

— Это кабинет, — открыл он дверь первой от кухни комнаты. Комната была небольшая, только письменный стол и два книжных шкафа. — Ничего интересного, — он повел ее дальше.

— Здесь я обитаю, — сказал он, показывая следующую комнату. — Потом разглядишь.

Она успела увидеть только часть незаправленной кровати, и открытые дверцы шифоньера.

В огромной гостиной полированная «стенка» была изготовлена по специальному заказу, это была уже не «стенка», потому что она занимала две стены, недаром старший Данилов работал прежде на мебельной фабрике. Таня еще осматривалась, когда Максим потянул на себя двери, как показалось Тане, шифоньера, и перед ней открылась еще одна комната.

— Там спальня, — закрыл он двери. — Это чтобы ты как-нибудь не испугалась, если оттуда кто-нибудь выйдет.

— А не тесновато вам втроем в четырехкомнатной квартире? — поинтересовалась Таня.

— Когда мы получили эту квартиру, с нами еще жили бабушка и сестра. Так что все приличия были соблюдены. Анюта сейчас в Новосибирске живет, а бабушка умерла.

Таня подошла к пианино.

— Умеешь играть?

Максим вместо ответа поднял крышку инструмента и сыграл «Цыганочку».

— А вот еще, — он исполнил знакомую мелодию из классики, которую к стыду своему, Таня не могла вспомнить, может Моцарт?

— В музыкальной школе учился? — спросила она.

— Смеешься! С такой-то техникой. Сестра ходила в музыкалку, а я смотрел, как она занимается, а потом стал и сам играть.

Таня не была уверена, что ее школьная подруга, ходившая в музыкальную школу, смогла бы после стольких лет после окончания школы, исполнить лучше. Максим продолжал перебирать клавиши.

— Одно время мы с ней чуть не дрались, ей всегда надо было готовиться к уроку в то время, когда я садился за инструмент. Хорошо, папа купил мне электронное пианино, я потом два года играл в школьном ансамбле под названием «Кипяток».

— Я поражена, мне кажется это так сложно, у тебя, наверное, талант.

— Да нет никакого таланта. Мне просто все легко дается. Я и читать научился сам, еще до школы, сидел рядом с сестрой, когда она уроки делала. И считал и писал до школы. А когда Аня занималась современными танцами, то дома всегда репетировала со мной. Мы с ней танцевали и фокстрот, и брейк, и рок-н-ролл — что хочешь.

— Разве фокстрот современный танец?

— У них был такой курс, сначала учили фокстрот, твист, и так далее, включая брейк. Она даже сердилась на меня, что у меня все получается с первого раза, а ей нужно было повторять много раз каждое движение.

— А спортом занимался?

— Биатлоном, ездил на соревнования, а потом тоже бросил. Я скажу тебе по секрету, только обещай, что никому не расскажешь?

— Хорошо.

Он тихо, проникновенным шепотом сказал:

— Я и вязать умею, меня бабушка научила.

— Да ты прямо, как кот Матроскин. И вышивать, и на машинке. А грабить и убивать тоже от скуки начал?

— Хотелось проверить, на что способен.

— «Тварь ли я дрожащая, или право имею».

— Нет, без всякой достоевщины, я же примитивен.

— И злопамятен.

— Ага. Но, что мы все обо мне, да обо мне. Ты посиди пока здесь, телевизор посмотри, или почитай что-нибудь, а я скоро приду.

Он включил телевизор и вышел из комнаты. Таня подошла к книжному шкафу. Когда минут через десять Максим вернулся в гостиную, она стояла с книгой в руках. Он подошел сзади и поцеловал ее в шею, приподняв волосы, стянутые черной бархатной лентой.

— Чем ты там заинтересовалась? — заглянул он через плечо.

Таня захлопнула толстую книгу и показала ему корочку.

— УК РСФСР, — прочитал он. — Да ты сядь, что стоишь.

Она вместе сели на диван. Таня снова открыла книгу и стала листать. Максим с минуту смотрел в телевизор, а потом спросил:

— Что ты там ищешь?

— Сколько тебе дадут лет.

— За что? — сделал он испуганное лицо.

— За принуждение к сожительству.

— Да брось ты, — он взял у нее из рук книгу и положил на журнальный столик. — Даже если такая статья есть, меня оправдает любой суд. У меня есть сильный аргумент в свое оправдание, вернее два аргумента.

И Максим расстегнул пуговицы на платье, погладил ее плечи, и, опустив бретельки бюстгальтера, вынул груди из чашечек. Подержал их в ладонях.

— Разве можно устоять, когда у женщины такая грудь, это выше человеческих сил.

Максим просунул руки ей подмышки, осторожно положил ее на спину и прижался щекой к груди.

Она испугалась при мысли о том, что это произойдет здесь, в чужом красивом доме. Она смирилась с тем, что он с ней делает в ее постели, но здесь она чувствовала себя добычей, принесенной в берлогу хищным зверем. Он, словно страшное чудовище, разбрызгивает свою ядовитую слюну повсюду, даже в своем жилище.

— Максим, ты что, прямо здесь? Не надо, прошу тебя.

— Не бойся, они вернутся еще не скоро, все нормально.

Жаркое дыхание обожгло грудь. Он обхватил губами сосок, а рукой пытался поднять подол платья.

— Только не здесь, прошу, только не здесь.

— Хорошо, — он поднял голову. — Пойдем в мою комнату.

Он водворил на место бюстгальтер.

— Туда никто не зайдет, а если хочешь, можно запереть дверь.

С этими словами он поднял ее на руки и отнес в свою, только что убранную комнату. По крайней мере, постель была заправлена, а шифоньер закрыт.

Они уже снова сидели на кухне и пили чай, когда вернулись родители. Они слышали, как те сразу же прошли в спальню. До кухни донеслись приглушенные закрытыми дверями голоса — они ссорились. Таня смутилась. Максим, естественно, злится на нее за то, что она стала свидетелем семейной сцены. Но когда она осмелилась взглянуть на него, он совершенно спокойно встретил ее взгляд.

— Вот, ты и узнала, где живет предисполкома, и даже как.

— Я пойду домой, — сказала она и встала.

— Я провожу тебя.

Вдруг голоса, вернее один голос — женский, стал громче, это открылась дверь в гостиной:

— Нет, я старалась держаться, но это выше моих сил. Видит бог, как я старалась, но меня довели.

Таня встретилась с женщиной, выходя из кухни.

— До свидания, — сказала Таня, но женщина ее как будто не заметила.

Таня почти побежала в прихожую. Максим прошел за ней.

— Максим, ты ничего здесь не брал? — раздался крик из кухни.

— Нет, мама, — откликнулся сын.

На кухне загремела посуда, что-то упало и разбилось. В прихожей все было отлично слышно. Таня сунула ноги в сапоги.

— Я сейчас, — бросил ей Максим, возвращаясь на кухню.

— Я точно помню, что ставила ее сюда, — недоуменно произнесла женщина. — Максим, это ведь ты спрятал.

— Мама, прекрати. Я ничего не трогал.

Таня, как назло, не могла найти на вешалке пальто. А из кухни до нее доносились голоса.

— Симочка, дай мне ее. Ты видишь, как твой отец обращается со мной, я же этого не вынесу, — в голосе женщины послышались слезы.

Господи, да что это с ней, теперь она не может попасть в рукав.

— Мама, я не один. Мне надо проводить девушку.

— Отдай мне ее, и иди куда хочешь.

Как же открывается этот замок, ну вот, вроде все. Таня дернула дверь. Черт возьми, тут еще один замок.

— Можешь не искать, я ее выпил.

— Ты? Когда?

— Вчера, с Шуриком.

— Нет, я тебе не верю.

Ух! Таня наконец-то выскочила из квартиры. Она почти бежала до остановки. Таня взглянула на часы — пол-одиннадцатого, трамваи еще ходят. Впереди засветились два крупных огня, неужели повезло? К остановке подходил трамвай.


— Как тебе идут эти тени! — похвалила Света.

Девушки хлопотали у Светы на кухне. Таня крошила салат. Светлана чистила картошку.

— Новые? Где купила?

— Не знаю. Это Максим купил, — Таня не смогла произнести слово «подарил».

Он принес вчера набор теней и тушь для ресниц «Луи Филипп», при этом Таня заподозрила подвох:

— Вроде бы в последнее время ты меня нигде не забывал. Судя по всему, задумал какую-то подлость. Опять нужно куда-то поехать? — отказываться от подарка она уже не пыталась.

— Ты считаешь, что я уже не могу ничего подарить своей девушке просто так? Мне хочется, чтобы ты была красивой.

Таня так и не поняла, что задумал Максим.

А Света сказала:

— Макс у тебя золотой.

— Нет, бриллиантовый, — возразила Таня.

Света засмеялась:

— Извини, как я могла его недооценить.

Таня с досадой подумала: «Неужели она еще не поняла: не он — у меня, а я у него — подстилка». В последнее время Таня с каким-то мучительным удовольствием занималась самоуничижением. Она упивалась своим несчастьем, находя поистине извращенное наслаждение в своем унижении. «Чистый Достоевский, „Униженные и оскорбленные“» — отряхнулась Таня от жалости к себе.

Света спросила:

— А вы где с Максимом познакомились?