Сарина Боуэн - Он

— Ладно, — процедил я сквозь зубы. — Согласен.

Он заухал сквозь решетку шлема.

— Да ты уже трясешься от страха. Это будет шикарно.

Он просто стебется, сказал себе я. Я вполне могу выиграть. И тогда он сам окажется в дураках. Естественно, я откажусь от приза. Но потом еще долго буду напоминать ему, что он задолжал мне минет. Годы. Над головой у меня словно вспыхнула мультяшная лампочка. В эту игру можно играть вдвоем. И как я раньше не понимал?

Я подвинул еще одну шайбу и со всей силы отправил ее в полет прямо мимо наглой ухмылки Веса.

— О да, это будет просто роскошно, — сказал я. — Как насчет устроить встречу, во время которой я надеру тебе зад, прямо после обеда? До всей этой прощальной кутерьмы.

На долю секунды его самоуверенность дрогнула. Я прямо-таки увидел это у него на лице, внезапную вспышку о, блядь.

— Отлично, — в конце концов сказал он.

— Окей. — Я подобрал со льда последнюю шайбу и перекинул ее в перчатку. А потом покатился к выходу, беззаботно посвистывая, словно мне на все наплевать.

Этот день стал последним днем нашей дружбы.

О чем в тот момент я даже не подозревал.

…На экране начинается новая запись — с лучшими моментами атакующей стратегии «Северной Дакоты». Тренер больше не думает о Райане Весли.

Но о нем думаю я.

Я не готов так скоро увидеть в окне автобуса очертания Бостона.

От нас до «ТД-гарден» всего полтора часа. «Замороженная четверка» всегда проходит на нейтральной площадке, но если у кого на сей раз и будет преимущество домашнего льда, то этот человек я. Я из Бостона, поэтому, сыграв на арене «Брюинз», воплощу в жизнь главную мечту своего детства.

Как и мечту своего папаши. Мало того, что он выпендрится перед своими ублюдочными коллегами, пригласив их всех на мою игру, он еще и сможет выглядеть героем задешево. Не надо даже раскошеливаться на чартер, только на лимузин.

— Знаешь, что мне больше всего нравится в этом финале? — спрашивает с соседнего места Кассель, изучая один из буклетов, розданных нашим менеджером.

— То, что он станет типа как международным слетом пак-банниз^[4]?

Он фыркает.

— Это само собой. Но я собирался сказать про то, что нас поселят в нормальный отель, а не в какую-то дешевую дыру рядом с трассой.

— О да. — Хотя этот отель — каким бы он ни был, — вряд ли окажется таким же роскошным, как особняк моей семьи на Бикон-Хилл в нескольких милях отсюда. Я, впрочем, оставляю это соображение при себе. Я не сноб, поскольку знаю, что за деньги ни ума, ни счастья не купишь. Спросите моих родителей.

Следующие полчаса мы проводим в пробках, потому что это все-таки Бостон, и, когда, наконец, выгружаемся из автобуса, на часах уже почти пять.

— Снаряжение оставляем! — громко объявляет наш менеджер. — Забираем только личный багаж!

— Нам не надо таскать снарягу? — Кассель испускает восторженный вопль. — Вот это успех, детка! Привыкай, Вес. — Он толкает меня локтем. — В следующем году у тебя в Торонто, наверное, будет персональный помощник, чтоб носить твою клюшку.

Говорить о контракте с НХЛ до конца «Замороженной четверки» рано, и я суеверно меняю тему.

— Было бы круто, чувак. Обожаю, когда парни держатся за мою клюшку.

Мы подхватываем наши сумки, сваленные краснолицым водителем на тротуар, и у вращающейся двери в отель я пропускаю Касселя вперед, а потом хватаюсь за ручку и запираю его внутри.

Застряв, Кассель через плечо показывает мне фак, я не отпускаю, и тогда он тянется к пряжке ремня, готовясь посветить пятой точкой передо мной и теми бостонцами, которым посчастливилось проходить в эту ветреную апрельскую пятницу мимо отеля.

Я отпускаю дверь, толкаю ее вперед, и она шлепает его по полуголому заду.

Хоккеисты… Реально, на люди нас лучше не выводить.

— Что тут с баром? — спрашиваю я, когда мы оказываемся в сияющем лобби.

— Открыт, — отвечает Кассель. — И это единственное, что имеет значение.

— Твоя правда.

Встав всей толпой поодаль, мы ждем, когда менеджер разберется с нашими номерами. Ожидание, однако, обещает затянуться надолго. В лобби людно, и народ все прибывает и прибывает.

Из-за наших одинаковых курток все вокруг сплошь бело-зеленое, но тут мое внимание привлекает другой цвет. Оранжевый. А точнее, оранжево-черные куртки парней, которые, вливаясь гурьбой через те же самые двери, толкаются и ведут себя точно стая накаченных тестостероном гончих. Все это очень знакомо.

А потом мои глаза останавливаются на светловолосой голове. И стены вокруг начинают качаться. Мне хватает одного мимолетного взгляда, чтобы узнать эту улыбку.

Чтоб меня. Джейми Каннинг будет жить в нашем отеле.

Все мое тело напрягается в ожидании, что он вот-вот обернется. И увидит меня. Но он не оборачивается. Он слишком увлечен разговором с товарищем по команде и смеется над чем-то, что говорит ему этот тип.

Раньше он вот так смеялся вместе со мной. Я не забыл звучание его смеха. Мелодично-беспечного, негромкого, хрипловатого. Ничто не могло выбить Джейми Каннинга из колеи. Он был воплощением ненапряжности — вероятно, из-за того, что был родом из ленивой, солнечной Калифорнии.

До этого момента я не осознавал, насколько сильно я по нему соскучился.

Иди заговори с ним — настойчиво требует внутренний голос, но я, оторвав взгляд от Каннинга, заставляю его замолкнуть. На груди у меня — колоссальная тяжесть вины. Теперь становится еще очевиднее, что я обязан извиниться перед своим старым другом.

Но прямо сейчас я не готов. Только не здесь, среди всего этого народа.

— Блядь, тут как на вокзале, — бормочет Кассель.

— Чувак. Мне надо кое за чем сбегать. Пойдешь со мной? — Идея рождается на лету, и она отличная.

— Не вопрос.

— Через заднюю дверь, — говорю я, подталкивая его к ближайшему выходу.

На улице я понимаю, что в двух шагах от нас — Фанел-Холл^[5]и все продающееся с ним рядом туристическое барахло.

— Идем. — Я тяну Касселя к рядам сувенирных лавок.

— Забыл зубную щетку?

— Не. Надо купить подарок.

— Кому? — Кассель подтягивает лямку сумки на плече повыше.

Я отвечаю не сразу, потому что привык держать воспоминания о Каннинге при себе. Потому что они мои. Каждое лето на шесть недель он становился моим.

— Приятелю, — в конце концов признаюсь я. — Одному из игроков «Рейнер».

— Приятелю. — Кассель многозначительно хмыкает. — Собираешься намутить себе перепихон после завтрашней игры? В какой именно магазин ты меня тащишь?

Чертов Кассель. Надо было оставить его в переполненном лобби.

— Чувак. Ничего такого. — Даже если б я захотел. — Этот парень… Каннинг, их вратарь… мы раньше были друзьями, — неохотно добавляю я. — Пока я все не испортил.

— Ты? Кто бы мог подумать.

— Сам знаю.

Я оглядываю витрины, забитые бостонским сувенирным дерьмом, на которое обычно не обращаю внимания. Игрушечные лобстеры, вымпелы «Брюинз», футболки с лого «Тропы свободы»^[6] — где-то тут непременно должно быть то, что мне нужно.

— Пошли. — Жестом я зову Касселя в магазинчик с самой кричащей витриной и начинаю изучать полки. Все, что на них лежит — сплошь безвкусица. Я беру кукольного Пола Ревира^[7], затем ставлю его на место.

— Прикольно. — Кассель крутит в руках упаковку презервативов «Ред Сокс».

Я смеюсь, а потом мне приходит в голову идея получше.

— Да уж. Но я ищу кое-что другое. — Что бы я ни выбрал, оно не должно иметь отношения к сексу. Раньше мы обменивались всеми сортами похабных подарков — чем пошлее, тем лучше, — и это было нормально.

Но не теперь.

— Я могу вам чем-то помочь? — Девушка-продавщица одета в колониальное платье с глубоким вырезом и оборками.

— Еще как, куколка. — С самым что ни на есть залихватским видом я облокачиваюсь о прилавок, и глаза продавщицы распахиваются чуть шире. — Что-нибудь с котятами у вас есть?

— С котятами? — Кассель давится смешком. — Нафига?

— Они же тигры, его команда. — Разве не очевидно?

— Конечно! — Мисс Бетси Росс^[8] мгновенно оживляется — оттого, наверное, что работа у нее скучная просто пиздец. — Одну секунду.

— А в чем вообще фишка? — Кассель бросает презервативы обратно на полку. — Мне вот ты никогда не покупаешь подарки.

— Мы с Каннингом были друзьями по летнему лагерю. Причем закадычными, хоть и виделись всего по полтора месяца в год. — Очень насыщенные полтора месяца. — У тебя были такие друзья?

Кассель качает головой.

— У меня тоже. Ни до, ни после. Но в остальное время года мы не общались. Только переписывались по смс и пересылали друг другу коробку.

— Коробку?

— Ага… — Я потираю подбородок. — Кажется, это началось со дня его рождения. Ему исполнялось… четырнадцать, что ли. — Боже. Неужели когда-то нам было так мало? — Я отправил ему совершенно неприличные фиолетовые «джоки»^[9]. В коробке из-под папиных кубинских сигар.

Я до сих пор помню, как заворачивал коробку в коричневую бумагу и с какой тщательностью заклеивал ее, чтобы все дошло в целости и сохранности. Я надеялся, что он откроет ее перед своими приятелями, и те поднимут его на смех.

— Итак, вот, что у нас есть! — Бетси Росс возвращается и выкладывает на прилавок все, что она нашла: пенал Hello Kitty, большого плюшевого кота в футболке «Брюинз» и белые боксеры, усыпанные маленькими котятами.

— Вот это. — Я указываю на боксеры. Белье не было моей целью, но котятки даже нужного оттенка оранжевого. — Так. Еще мне нужна коробка. Вытянутая. Как для сигар.

— Упаковка за отдельную плату, — говорит она после короткой заминки.

— Разумеется. — Я подмигиваю ей, и она, порозовев, украдкой заценивает мои тату, выглядывающие из-за треугольного воротника футболки. Как большинство женщин и — что еще лучше — мужчин.

— Сейчас посмотрю, что у нас есть.

Она убегает, а я поворачиваюсь к Касселю, который, жуя жвачку, смотрит на меня так, словно я несу полнейшую белиберду.

— Все равно ничего не понял.

Точно.

— В общем, через пару месяцев мне пришла по почте посылка. Без записки. Просто все та же коробка, которую я отправил ему, но набитая до верху фиолетовыми скиттлз.

— Гадость.

— Не-е. Фиолетовые скиттлз — мои любимые. Правда, блин, их было столько, что я целый месяц не мог их съесть. Ну, а спустя какое-то время я отправил коробку обратно.

— С чем?

— С чем-то. Уже не помню.

— Что? — Кассель возмущен. — Я думал, у этой истории есть логическая концовка.

— Да нет. Нету. — Ха. До этой секунды я даже не осознавал, что важен был не подарок, лежащий внутри, а сам факт. Как и все подростки, я был по самые уши загружен школой, тренировками и зубрежкой уроков, а с окружающими коммуницировал в основном хрюканьем и смсками. Когда приходила коробка, это было как Рождество, только лучше. Это значило, что мой друг думает обо мне, что он заморочился и потратил на меня время.

По мере того, как мы взрослели, нелепость шуток стала зашкаливать. Пластмассовая какашка. Подушка-пердушка. Табличка «Пукать запрещено». Мячики-антистресс в виде сисек. Подарок и близко не имел такого значения, как сам акт дарения.

Бетси Росс наконец-то приносит коробку — приблизительно правильного размера, но без откидывающейся крышки, как у нашей старой коробки из-под сигар.

— Годится, — говорю я, хоть и разочарован.

— И что… — Кассель озирается по сторонам. Ему уже скучно. — Ты отправишь ему другую коробку?

— Угу. Придется. Наша старая, кажется, валяется где-то у меня дома. — Не будь я засранцем, я бы знал точно, где. — Я давно уже прервал эту традицию.

— Напишу менеджеру. Может, он уже получил ключи от наших номеров, — говорит Кассель.

— Давай. — Я наблюдаю за тем, как Бетси Росс заворачивает боксеры с котятами в оберточную бумагу и кладет их в коробку.

— Нужна карточка? — спрашивает она, сверкая улыбкой и ложбинкой между грудями.

Сахарная, на меня это не действует.

— Да, спасибо.

Она протягивает мне ручку, и я, написав на прямоугольнике плотного картона одно-единственное слово, роняю его в коробку. Готово. Как только мы вернемся в отель, я отправлю этот подарок ему в номер.

А потом, когда появится возможность отвести Джейми в сторону, попрошу прощения. Урона, нанесенного мною почти четыре года назад, уже никак не исправить. Я не могу отменить ни тот нелепый спор, который навязал ему, ни его очень неловкое завершение. Если б можно было вернуться в прошлое и удержать восемнадцатилетнего себя от того, чтоб ляпнуть ту чушь, я бы сделал это, не раздумывая ни секунды.