Сарина Боуэн - Он

О Каннинге. Я думал о Джейми Каннинге.

Я уже давно был увлечен своим лучшим другом. Но сказать об этом ему — натуралу — не мог. Мне оставалось только одно: при случае подыграть.

— Ну, с клюшкой я всегда умел обращаться.

Джейми фыркнул.

— Только ты способен хвастать даже на эту тему.

— Каннинг, я сто раз говорил тебе. Главное — не бояться. Что бы там ни было.

Господи, каким же я был придурком. Потому что никаким страхом в этом уравнении и не пахло. Лежа рядом с Джейми, я переживал одно: абсолютное, яркое до боли желание. В тот год я по пьяни пару раз обжимался с одним парнем из школы, мы даже подрочили друг дружке, но и тогда я не был на сто процентов уверен.

Лежа рядом с Каннингом на кровати? Я пылал уверенностью.

Блондинка на экране стонала как ненормальная. Ее жарили в оба конца, и ей это нравилось. Каннинг на какое-то время затих. Я лежал, стараясь дышать ровно. Но спустя минуту не удержался и украдкой взглянул на его пах. И у меня перехватило дыхание, потому что — с ума сойти — он был возбужден. Его спортивные шорты распирала длинная, толстая эрекция. У меня был точно такой же стояк, и я знал, что он это видит. Он, наверное, думал, что все дело в порно. Черт, это была единственная причина, почему завелся он сам.

Но не я. Мой член вожделел его.

Он через силу сглотнул.

— Интересный выбор, Весли. С учетом ставки. Я не стану заставлять тебя мне отсасывать. — Он усмехнулся. — Я лучше посмакую это приятное знание, что ты наконец-то выписал чек, оплатить который не сможешь. — Он завел свои потрясающие глаза к потолку, отчего мою кожу еще сильней опалило жаром.

— То есть? — Я надеялся, он не слышит, каким хриплым от похоти стал мой голос. — Думаешь, я зассу отсосать тебе?

Он повернул подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза…

— Да, блядь!

Вопль нашего капитана выдергивает меня из воспоминаний. На арене творится полное сумасшествие, фанаты орут, табло ярко вспыхивает, и повсюду на экранах загораются огромные желтые буквы — ГОЛ!

Мой желудок ухает вниз, точно мешок с кирпичами, когда я осознаю, кто забил.

«Йель».

Проклятье. «Йель» забил, а я настолько ушел в себя, что пропустил этот момент. Счет теперь 2:1, и до конца полторы минуты.

— Я отвлекся, — говорю я Касселю. — Что случилось?

— Один из защитников «Рейнера» привез своим самый тупейший в мире штрафной. — Он изумленно качает головой. — Этот идиот просто взял и подарил «Йелю» победу^[14].

Нет. Они еще не выиграли. «Рейнер» еще может собраться. Черт, у них еще есть время.

— В меньшинстве у твоего парня нет шансов, — добавляет Кассель.

Узел внутри меня стягивается. Можете болтать о «Йеле» все, что угодно, но в большинстве они играют лучше всех команд в НАСС. Всякий раз, когда перед игрой с ними мы выходили из раздевалки, наш тренер повторял одну и ту же мрачную фразу: «Сядете на скамейку — считайте, что проиграли».

Я молюсь о том, чтобы эти слова не оказались пророческими, чтобы «Рейнер» смог отыграться, но небо мои молитвы не слышит.

Над трибунами «ТД-гарден» ревет финальный гудок.

И «Рейнер» проигрывает.

Мы проиграли.

Проиграли, блядь.

Потрясенный, я плетусь в сторону раздевалок. Настроение вокруг удушливо-мрачное. Но виноватых никто не ищет.

Нет злости на Баркова, который безо всяких причин сбил нападающего противника — у того даже не было шайбы.

Нет ругани в сторону нашей защиты, которая неожиданно развалилась во время игры в меньшинстве.

И нет обвинений, направленных на меня — за то, что я не смог остановить ту последнюю шайбу.

Но внутри… внутри я обвиняю себя.

Я был обязан остановить ее. Нырнуть быстрее, протянуть руку дальше. Я был обязан броситься на ту чертову шайбу всем телом и не подпустить ее ко вратарской площадке.

Наступает оцепенение. Еще недавно я расстраивался, что моя семья не сможет приехать поболеть за меня. Теперь я этому рад. Они не видели, как я проигрываю. Хотя почему. Видели. По телевизору. Они и еще несколько миллионов людей…

Проклятье.

Вернувшись в номер, я нахожу там Терри. Он сидит на кровати с пультом в руке. Но телевизор выключен, и он смотрит в черный экран.

— Терри? Ты в порядке?

Он быстро поднимает голову.

— Да. Просто… — Не успев начаться, предложение обрывается.

Точно такими будут и следующие несколько дней. Я уже это вижу. Мы так отчаянно хотели завоевать для «Рейнера» титул. Доказать нашим семьям и колледжу, что все жертвы, принесенные за эти годы, были не зря.

Мы ничего не доказали.

— Все равно это самый победительный сезон за последние тридцать лет, — медленно произносит Терри.

Я падаю плашмя на кровать.

— Победительный? Разве существует такое слово?

— В нашем случае да. — Мы оба смеемся. Но его смех завершается вздохом. — Это была моя последняя игра, Каннинг. Самая последняя. Я не ты. Меня в НХЛ не возьмут. Через три месяца я буду носить костюм клерка и сидеть в офисе за столом.

Черт. Это и впрямь невесело.

— Пятнадцать лет я был хоккеистом. А полчаса назад превратился в младшего юриста в инвестиционно-банковском подразделении «Пайн Траст Кэпитал».

Господи боже. Теперь я надеюсь, что окна в нашем номере не открываются, потому что подспудно начинаю бояться, как бы он не шагнул за карниз. Он или я.

— Чувак, тебе нужно выпить и девочку. Причем срочно.

Он мрачно хмыкает.

— Мои кузены уже выехали, чтобы забрать меня. Будет бухло и стриптиз-бары.

— Слава богу. — Перевернувшись на спину, я утыкаюсь взглядом в зернистый потолок нашего номера. — Знаешь, есть очень большая вероятность, что я ни разу не выйду на лед в НХЛ. Быть третьим вратарем? «Детройт» с тем же успехом может приготовить скамейку точно под размер моей задницы. Если повезет, меня поставят вторым в их фарм-клубе.

— У тебя все равно будет джерси и пак-банниз. — У него звонит телефон. — Готовей не бывает, — произносит он в трубку. — Уже спускаюсь. — Потом мне: — Хочешь с нами?

Хочу ли? Мне точно надо напиться. Но в этот момент моя спина прилипла к покрывалу кровати.

— Сейчас нет, — сознаюсь я. — Может, я напишу тебе через час, спрошу, где вы?

— Давай, — отвечает он.

— Увидимся, — отзываюсь я, когда защелкивается замок.

На какое-то время я растворяюсь в своем несчастье. Звонят родители, но я не снимаю трубку. Они у меня классные, но прямо сейчас я не хочу слышать никаких ободряющих слов. Мне надо, чтобы мне было плохо. Мне надо надраться. Или с кем-нибудь переспать.

Раздается стук в дверь, и я тащу свою унылую задницу в коридор, посмотреть, кто там. Наверное, кто-нибудь из команды. Пришел, чтобы помочь мне с алкогольной частью плана на вечер.

Я дергаю ручку и обнаруживаю за дверью Холли. На ее лице мазки черной и оранжевой краски, в одной руке бутылка текилы, в другой — пара лаймов.

— Сюрприз, — говорит она.

— Иисусе, Холлс. — Я смеюсь. — Ты же сказала, что не поедешь.

— Я соврала. — Она широко усмехается.

Я открываю дверь шире.

— Ты еще никогда не успевала так вовремя.

— Серьезно? — Она проходит мимо меня в номер. — А как же тот раз, когда я довела тебя до конца в туалете поезда за полминуты до остановки?

— Ладно, тогда тоже. — Это даже не смешно, как я рад ее видеть. Отвлечение — ровно то, что мне нужно, и именно этим мы с Холли и были всегда друг для друга.

Она сразу же переходит к делу и, усевшись за гостиничный столик, начинает нарезать лаймы ножом, который достала из сумочки. Как вам, умею я выбирать друзей?

— Стаканы, — командует Холли через плечо.

Думаю, сегодня я бы мог выпить прямо из горла, но ради нее я оглядываюсь и, подобрав с консоли около телевизора пару стаканов, со стуком бухаю их на стол. В следующее мгновение она уже разливает текилу.

— Держи. — Она протягивает мне стакан, а свой поднимает в воздух. — За то, чтобы надирать задницы и справляться с нашими разочарованиями. — Ее большие голубые глаза изучают меня, что-то ищут.

— Отличный тост, подружка, — бормочу я. — Спасибо. — Когда наши стаканы соприкасаются, она усмехается, точно одержала сегодня своего рода победу. Ну, хоть кто-то из нас.

— Давай до дна, красавчик. А потом я тебя раздену.

Мне нравится, как это звучит. Текила соскальзывает вниз, я позволяю Холли положить мне в рот ломтик лайма, и мы, смеясь, высасываем кислый цитрусовый сок. Затем я подталкиваю ее к кровати. Мне бы хотелось напрочь потерять голову, спустить с привязи все свое напряжение, но я заставляю себя сделать глубокий вдох. Холли такая маленькая, что я часто боюсь, как бы не раздавить ее.

Мои колени теперь на кровати, Холли откидывается назад, стаскивая с себя футболку, моя летит на пол следом, после чего я опускаюсь на нее, удерживая на весу все свое тело. За исключением бедер. Они порочно прижимаются к ней, и мой член просыпается и говорит: смотрите-ка, кто тут у нас.

Холли за затылок притягивает меня к себе, целует, и в ее поцелуе — вкус текилы, лайма и горячей, счастливой девушки.

— Ммм… — стонет она. — Весь день этого ждала.

Как и я. Просто я этого не понимал. Мои глаза зажмуриваются, и я тону в ее ласках, в этом блаженном месте забвения. Здесь нет ни игры, ни гола перед самым гудком. Здесь нет разочарования. Есть только сексуальная девушка подо мной, шоты спиртного…

И стук в дверь.

— Блядь, — в унисон стонем мы с Холли.

— Каннинг! — доносится голос из коридора.

Голос Веса. И он вытягивает меня из момента.

— Тебе обязательно открывать? — выдыхает Холли.

— Типа того, — шепчу я. — Но я всего на минуту. Клянусь.

— Ладно. — Надувшись, она толкает меня в грудь. — Но я наливаю еще текилы.

— Ты супер. — Я подбираю с пола ее футболку. Свою, чтобы сэкономить время, не трогаю. И в секунду, когда она одевается, открываю дверь.

— Привет, — говорю я Весу.

Я жду от него песни «вам просто не повезло». Вес азартный как черт, но, несмотря на свой дух соперничества, он никогда не добивал меня, когда мне было плохо. Странно, правда, что он все молчит, моргая на меня из-за порога.

— Привет, — после долгой паузы эхом отзывается он. — Я только…

Никаких слов больше не следует. Он оглядывает меня, полураздетого, и мою разливающую текилу подружку.

— Это Холли, — говорю я негромко. — Холли, это мой старый друг Райан Весли.

— Выпьешь? — предлагает она из комнаты. Она раскраснелась, ее волосы в беспорядке.

Я, наверное, выгляжу так же. Но Холли вроде не смущена, так что я не волнуюсь.

— Вес, зайдешь?

— Нет, — отвечает он быстро, и это «нет» звучит будто стук упавшего на асфальт камня. — Я только хотел сказать, что мне очень жаль, что мы завтра не встретимся. — Он засовывает руки в карманы, демонстрируя редкую для себя покорность. — Как раньше уже не будет. — Уголки его губ дергаются вверх, но до глаз улыбка не добирается.

— Я знаю. — Мой голос переполнен всем тем разочарованием, которого я надеялся избежать. — Мы больше не в лагере.

— Классное было место, — произносит Вес, потирая шею.

— Знаешь, я теперь у них тренирую. — Мне бы уже подвести разговор к концу, однако я непонятно зачем добавляю: — Но без тебя там все по-другому. — Это правда, но сегодняшний день и так стал самым эмоционально тяжелым за всю мою жизнь, и нагружать свои мысли чем-то еще мне ни к чему.

— Ладно. Пойду, — произносит Вес, дернув большим пальцем в сторону лифтов. — Ты… короче, если завтра не увидимся, то всего тебе. — Лицом ко мне он делает шаг назад.

Наступает момент, когда я совершенно не знаю, что делать. Завтра утром моя команда возвращается на западное побережье. Мы не останемся на финал. Я не знаю, что еще мы с Весом можем сказать в эту минуту друг другу, но неужели это действительно все? Меня охватывает настойчивое желание что-то добавить… как-то отсрочить его уход.

Но я раздавлен, сбит с толку и вымотан. А он уже повернулся ко мне спиной.

— Пока, — угрюмо произношу я.

Он оглядывается через плечо, поднимает, чтобы помахать мне, руку.

А я все стою, как дурак, пока он поворачивает за угол к лифтам.

— Джейми, — тихо зовет меня Холли. — Вот твой стакан.

С неохотой я закрываю дверь. Возвращаюсь в комнату, беру у нее текилу и опрокидываю ее в себя.

Холли вытягивает из моей ладони пустой стаканчик.

— Итак, на чем мы остановились?

Если б я только знал.