Сарина Боуэн - Он

— Вес… — С его губ сорвался придушенный звук. — Блядь, Вес, я сейчас кончу.

Его пальцы до боли вцепились мне в волосы, мышцы живота напряглись, а бедра задвигались подо мной быстрее. Через несколько секунд он застонал. Меж моих губ завибрировал хриплый стон, и он застыл, по-прежнему находясь глубоко у меня во рту, пока я глотал все до последней кап…

— Надеешься найти на одной из них надпись «закажи меня»?

Чей-то голос выталкивает меня в настоящее, и я слепо моргаю, поначалу не понимая, где я. Я все еще в баре, так и стою у стойки, уставившись на бутылки спиртного. Черт. Я реально вырубился. И завелся, спасибо воспоминаниям о моей последней ночи с Джейми Каннингом.

Глотая воздух, я оборачиваюсь и вижу рядом улыбающегося незнакомца.

— Нет, серьезно, — продолжает он, и его улыбка становится шире. — Ты минут пять разглядываешь эти бутылки. Бармен уже отчаялся выяснить, что же ты хочешь.

Бармен обращался ко мне? Он, наверное, решил, что я с полным приветом.

А вот парень, стоящий рядом, выглядит более, чем нормальным. Ему около тридцати. Потертые джинсы, футболка Ramones, правая рука целиком забита драконами, черепами и прочим псевдокрутым дерьмом. Худой, тогда как мне обычно нравятся покрупнее, но анорексиком его тоже не назовешь. Не совсем в моем вкусе, но и не совсем не в моем вкусе. Для того, чтобы подцепить его на ночь, вполне годится, и с учетом того, с каким интересом он рассматривает меня, я знаю, он будет за.

— Ты с ними? — Он указывает на столик хоккейных курток.

Я киваю.

— Что празднуем?

— Выиграли сегодня «Замороженную четверку». — Я делаю паузу. — Студенческий чемпионат по хоккею.

— Да ладно? Ну тогда поздравляю. Значит, ты хоккеист, а? — Его взгляд задерживается на моей груди и руках, после чего снова поднимается на лицо. — Это видно.

Да, он будет за.

Я мельком оглядываюсь на наш стол, и Кассель ловит мой взгляд. Заметив моего собеседника, он ухмыляется, потом, смеясь над чем-то, что сказал Лэндон, поворачивается обратно к парням.

— Так как тебя зовут? — спрашивает мой незнакомец.

— Райан.

— Я Дэйн.

Я снова киваю. Но не могу выдавить из себя ни капли флирта. Ни игривого замечания, ни прямого предложения перейти к делу. Сегодня я стал чемпионом — мне бы это отпраздновать. Пригласить этого привлекательного типа к себе в отель, повесить на дверь табличку «не беспокоить», чтоб Кассель понял намек, и оттрахать Дэйна до потери его чертова пульса.

Но я не хочу. Это будет всего лишь попыткой выжать из себя Каннинга, и я знаю, что потом мне будет дерьмово.

— Извини, чувак. Надо вернуться к своим, — говорю я резко. — Было приятно поболтать.

Не дожидаясь ответа, я быстрым шагом иду через бар. Не оборачиваюсь, чтобы узнать, не разочарован ли он, или проверить, не пошел ли он за мной следом. Дотрагиваюсь до плеча Касселя и говорю, что я сваливаю.

Проходит еще минут пять, прежде чем у меня получается убедить его, что в меня не вселились инопланетяне. Я ссылаюсь на головную боль, сваливаю вину на адреналин, пиво, температуру, на все, что только выходит придумать, пока он, наконец, не бросает попытки уговорить меня остаться и не дает мне уйти.

До отеля кварталов двадцать, но вместо того, чтобы взять такси, я решаю пойти пешком. Воспользоваться временем и свежим воздухом и проветрить голову. Но спустя десять кварталов все остается по-прежнему. В моем сознании по-прежнему клубятся мысли о Каннинге.

Я не могу прекратить вспоминать то, как он вчера выглядел. Взъерошенные волосы, разлившийся на щеках румянец. Он или только потрахался, или собирался этим заняться. И его девушка… Горячая миниатюрная крошка с большими голубыми глазами. Он всегда западал на таких малышек.

Стиснув зубы, я выталкиваю ее из головы и вспоминаю, как Каннинг и я прощались.

Без тебя там все по-другому.

Мне показалось, он говорил искренне. Черт, а почему нет? Мы провели в «Элитс» лучшие летние месяцы наших жизней. Один минет едва ли мог перечеркнуть все его светлые воспоминания.

Засунув руки в карманы, я останавливаюсь на переходе и жду, когда загорится зеленый свет. Я спрашиваю себя, увидимся ли мы когда-нибудь снова. Наверное, нет. Скоро мы оба закончим колледж. Начнется взрослая жизнь. Он останется на западном побережье, я уеду на север в Торонто. Вряд ли после этого наши пути пересекутся.

Может, оно и к лучшему. Мы виделись на этих выходных всего дважды, но жалким двум встречам каким-то образом удалось стереть четыре года, потраченных мной на попытки забыть его. Ясно как день — я не могу быть рядом с Каннингом и не желать его. Не желать большего.

Но, дьявол, мне мало этих двух встреч.

Недолго думая, я хватаю сотовый, торможу у газетного автомата и, прислонившись к его металлическому боку, открываю браузер. Какое-то время сайт грузится, но как только это, наконец, происходит, я сразу перехожу на станицу контактов, а там нахожу телефон директора лагеря. Он меня знает. Я ему нравлюсь. Черт, он четыре года уговаривал меня к ним вернуться.

Он не откажет, если я попрошу.

Я нажимаю на номер. Потом колеблюсь с зависшим над кнопкой вызова пальцем.

Я эгоистичный ублюдок. А может, гребаный мазохист. Каннинг не может дать мне то, чего я хочу, а я не могу заставить себя не хотеть его. Я хочу любую малость, которую смогу получить. Разговор, шутку, улыбку — все, что угодно. Может, стейка мне не видать, но, блядь, я буду рад и обрезкам.

Просто… просто я пока не готов отпустить его.

— Эй, Каннинг?

— Да?

Ко штрафной скамейке подходит поговорить со мной Пат, директор нашего лагеря, но я по-прежнему не отрываю глаз ото льда, где между моими подопечными идет драка за шайбу. Пат, впрочем, не сочтет это за невежливость.

— Нашел тебе соседа, — произносит он.

— Серьезно? — Это хорошая новость, потому что Пату каждый год отчаянно не хватает тренеров, и это лето не исключение. Парни вроде меня один за другим заканчивают учиться и разъезжаются кто куда. Он стремится собрать у себя в лагере лучших, но лучшие всегда нарасхват.

В этом году один из таких парней — я. Но через полтора месяца мне надо уезжать на тренировочный сбор в Детройт, а значит Пату придется искать замену. Я мельком оглядываюсь — он смотрит на меня каким-то непонятным испытующим взглядом, — затем снова поворачиваюсь к мальчишкам на льду. Игра в самом разгаре.

— Будь поровней с ним, ладно?

Я отвечаю не сразу, потому что мне не нравится то, какое направление приняла игра. В воздухе сгущается напряжение. Еще чуть-чуть — и сверкнет искра.

— Разве я когда-нибудь был другим? — рассеянно говорю я.

На мое плечо опускается крепкая ладонь.

— Ты нет, парень. А твой вратарь вот-вот психанет.

— Вижу.

Смотреть сейчас на площадку — точно наблюдать за аварией. Я знаю, что скоро произойдет, но силы уже в движении, и остановить их нельзя.

Марк Килфитер, мой лучший вратарь, отразил сегодня около двадцати шайб. Со своей быстрой реакцией и большим, но подвижным телом он располагает всеми необходимыми задатками отличного вратаря.

К сожалению, впридачу к хорошим физическим данным у него чересчур вспыльчивый темперамент. А одаренный франкоканадский нападающий из второй команды весь день подначивает его — дразнит и издевается при каждой атаке.

Я вижу, какой финт готовится разыграть канадец. На синей линии он отдает пас напарнику, затем, когда вокруг того группируется защита противника, опять принимает шайбу, делает обманку влево, потом вправо… и запускает летающую тарелку в ворота — прямо под носом у моего мужика Килфитера. Разыграно блестяще, и все прекрасно, пока пацан-канадец не окатывает вратаря ледяной стружкой и не называет его un stupide.

Килфитер швыряет клюшку, будто бумеранг. С такой силой, что она, ударившись о борт, раскалывается, как спичка. На лед падают два обломка.

Счет, пожалуйста. Я дую в свисток.

— Все, время вышло, сворачиваемся.

— Pourquoi? — протестует агрессивный форвард. — Еще же есть время!

— Все вопросы к тренеру нападающих, — отмахиваюсь от него я, затем подъезжаю к Килфитеру, который, тяжело дыша, снимает со вспотевшей головы шлем. Ему всего шестнадцать. Пока его ровесники валяются, загорая, на пляже или режутся в видеоигры, он часами выкладывается на хоккейной площадке.

У меня было такое же детство, и я не променял бы его ни на какое другое, но иногда бывает полезно вспомнить, что они пока что всего лишь дети. Поэтому, вместо слов «Идиот, ты угробил клюшку за сотню долларов», я начинаю разговор вот с чего:

— Парень, кто у тебя любимый вратарь?

— Туукка Раск^[15], — не раздумывая, отвечает он.

— Хороший выбор. — Я не фанат «Брюинз», но у Раска впечатляющая статистика. — Скажи, как выглядит его лицо после того, как он пропускает шайбу?

Килфитер выгибает бровь.

— Ну, он просто делает глоток воды и опускает визор. А что?

— А то, что он не психует и не швыряется клюшками, — с улыбкой говорю я.

Парень закатывает глаза.

— Да понятно, но этот тип, он такой козел.

Я наклоняюсь и отцепляю сетку, чтобы можно было восстановить лед.

— Ты сегодня здорово отстоял. Просто феноменально.

Килфитер начинает улыбаться.

— Но ты должен научиться держать эмоции под контролем, и сейчас я объясню тебе, почему. — Его улыбка гаснет. — Раск всегда воспринимает свои ошибки спокойно. Не потому, что он лучше, чем мы с тобой, и не потому, что он медитирует, или никогда не злится. Просто он знает, что единственный способ выиграть — оставить все это позади. Кроме шуток, когда он делает тот глоток воды, он уже оправился. Вместо того, чтобы говорить: «Черт, как же я так лоханулся», он говорит: «Ладно, теперь у меня появился новый шанс остановить его».

Теперь он хмуро разглядывает свои коньки.

— Знаешь, что говорят о золотых рыбках? У них такая короткая память, что каждый круг в аквариуме для них словно в первый раз.

Уголки его рта ползут вверх.

— Сильно, тренер Каннинг.

Ахх. Просто убийственно умилительно, раз в год на несколько недель превращаться в тренера Каннинга. Обожаю эту работу.

— Будь моей золотой рыбкой, Килфитер. — Я легонько стукаю его по нагруднику. — Выброси из головы все, что наболтал тебе этот тип, потому что в мире полно козлов, которые будут доставать тебя ради смеха. У тебя есть талант. И ты со всем справишься. Но только в том случае, если не дашь ему испортить себе настрой.

Он наконец-таки поднимает взгляд.

— Хорошо. Спасибо.

— Давай в душ, — говорю я, отъезжая от него задним ходом. — Потом достанешь кредитку и купишь себе новую клюшку.

Закончив с Килфитером, я расшнуровываю коньки и переобуваюсь в «конверсы». Тренерам надевать снарягу не надо, только коньки и шлем, так что на мне походные шорты и рейнеровская толстовка из колледжа. А еще меня тут три раза в день кормят в столовой.

Я уже говорил, что это офигительная работа?

Пока я шагаю к выходу, меня окружают всевозможные памятные стенды на тему олимпийского спорта. На том самом льду, где минуту назад я пытался вразумить шестнадцатилетнего вратаря, сборная США в 1980-м завоевала олимпийское золото. Так что повсюду развешены фотографии «Чуда на льду»^[16]. Зимой в этом маленьком городке больше спортсменов на душу населения, чем где бы то ни было. Хоккеисты, конькобежцы, горнолыжники, прыгуны с трамплина — кто только не приезжает сюда тренироваться.

Но когда я открываю стеклянные двери, то попадаю в теплый июньский день. Вдали ослепительно сверкает Миррор-лейк, и я ладонью прикрываю глаза. От Лейк-Плэсида пять часов что до Бостона, что до Нью-Йорка. Ближайший к нему большой город — Монреаль, да и тот в двух часах езды. Этот затерянный в глуши обаятельный туристический городок окружен нетронутыми озерами и горами хребта Адирондак.

Настоящий рай. Если вам не нужен доступ к аэропорту.

Но сегодня он мне не нужен. Убивая время до ужина, я не спеша иду мимо магазина лыжной экипировки и мимо ларька с мороженым. У меня столько ностальгических воспоминаний, связанных с этим городом, — оттого, наверное, что он мой. Когда ты младший из шестерых детей, то ничего своего у тебя нет. Думаю, именно поэтому я и пошел в хоккей — вся моя семья увлекалась футболом. До тех пор, пока меня не пригласили в «Элитс», на камни Адирондака не ступала нога ни одного Каннинга. Покинуть родительское гнездо, чтобы приехать сюда, для меня, тинейджера, было по ощущению как полет на Луну.