– А что делать, – ответил Олег. И объяснил, что рабочей силы не хватает, вербуют, а они не идут, тогда разверстали по областям и обязали. В областях стали арестовывать, заводить дела, теперь дают сроки и посылают на стройки, иначе никак не получается. Они ещё долго спорили, обсуждали. Антон сказал:

– Вот такой коммунизм мы и получим. Тюремный.

– А какой тебе нужен? – спросил Олег. – Ты знаешь вообще, что это такое?

– Утопия?

– Хуже. Сказка для недорослей. Придумали: «Каждому по потребностям»! Мечта бездельников и тунеядцев. У бездельника нет способностей, у него только потребности, вот лучший пропагандист коммунизма, его ревнитель.

Он не щадил ни Маркса, ни бесчисленную ораву советских философов.

– Чем мы богаты, так это проповедниками светлого будущего. В котловане их не видно.

В тот год пришло письмо с поздравлением от Бориса Ковалёва, бригадира экскаваторщиков. Он вспоминал, как Антон помогал им рассчитывать новый ковш экскаватора. Это была их придумка. Глина налипала на стенки ковша, уменьшала объём зачерпнутого грунта, время от времени приходилось счищать налипшее, работа останавливалась, и так было у каждого экскаватора. Борис думал-думал и придумал сделать стенки наклонные, так чтобы глина отваливалась при повороте ковша. Надо было рассчитать и объёмы, и прочность, и новую конструкцию ковша. Антон им тогда немного помог. Идею приняли, сконструировали новый ковш, он выдержал испытания и значительно ускорил работы. Бригаду премировали, Ковалёва особенно выделили. Теперь осталось самое трудное: надо было договориться с заводом-изготовите-лем, чтобы новый ковш с наклонными стенками запустить в производство. Борис жаловался Антону, что в конструкторском бюро завода встретили их предложение в штыки, нашли всякие недоработки, заявили, что это потребует перестройки производства, словом, объявили предложение интересным, но требующим доработки.

Письмо было длинное, с рассказом о его личных планах, он хотел поступать в заочный институт, хотел приехать в Питер.

В число премированных включили Антона. К письму было приложено удостоверение рационализатора.

Перед отъездом со стройки у Антона был с ним разговор о зэках. Антон спросил, знает ли он, что в зоне шлюзов работают зэки и там есть участок для женщин. Он встретил его рассказ равнодушно. Знал про зэков, и все в бригаде знали, но не считали нужным обсуждать это, и вообще это их не касалось. Это дело начальства. Работают, значит, так и надо. Раз они заключённые, значит, в чём-то провинились. От этого разговора осталась горечь. Замечательный парень, энтузиаст, личность творческая – и всё это никак не сочетается с тем равнодушием, с каким он оправдывает труд заключённых на стройке. Для него стройка ГЭС – это, несомненно, стройка коммунизма. Он и в коммунизм верил. И в справедливость репрессий. И в то, что всё идёт как надо, лучше быть не может.

Зэки – зэками, а как он, Антон, тогда гордился, что стал участником стройки коммунизма.

Как-то он рассказал про это Арсению.

– Я его понимаю, не хочется думать про это, – ответил Арсений, – мне тоже не хочется. И знаешь, тем людям в ресторане, которые танцевали, им тоже не хотелось думать, под какой текст они танцуют.

Антон не отступался, хотел добиться от него ответа.

– Если действительно на стройке не хватало рабочей силы? – спросил Арсений. – И на других стройках? Откуда их было брать? Использовать арестованных, получивших срок? Использовали. Всё равно не хватало. Стали арестовывать, чтобы продолжать строить коммунизм. И станет это нашим достижением. В войну за ценой не стояли. Сейчас тем более.


На форуме энергетиков Антон руководил секцией малых ГЭС. Два дня на секции шла горячая дискуссия. Спорили, экономику возобновляемой энергетики каждый поворачивал по-своему. Площади, занимаемые ветряками, учитывать? Каковы стоимости солнечных батарей? Их КПД?

Антону полагалось подвести итоги. Он не стал определять, кто не прав. На самом деле существовали указания свыше, о них упоминать не полагалось. Выйдя на трибуну, он ощутил устремленное к нему ожидание и не стал уклоняться. Начал с того, о чём говорят не в микрофон, а друг другу, не на заседании, а в перерывах. О самом больном, о том, почему у нас малая энергетика стала пасынком, почему её разрушили и к чему это привело. Волга умирает, зато появился Волжский каскад. Чего нам мелочиться, если мы можем создавать новые моря.

В зале в первом ряду сидел Арсений, и Антон стал обращаться к нему, так было легче.

– …Пейзаж Европы украшен множеством ветряков, они заняли законное место в энергосбережении, а наше министерство смирилось с ликвидацией сельских ветряных станций, так же как малых ГЭС.

Он стал приводить цифры: десять тысяч ГЭС за последние годы ликвидированы, разрушены. Треть страны лишилась надёжного электроснабжения.

Арсений сидел рядом с иностранными гостями-энергетиками из Швеции, Норвегии, Германии… Антон подумал: «Пусть всё идёт, как идёт».

Вслух сказал:

– Судьба наделила Россию неисчерпаемыми источниками энергии. Ветер, вода и солнце. Их не надо добывать, их можно брать. Европа за последние годы в десять раз увеличила мощность ветростанций. А мы всё уверенней отстаём. И солнца нам, энергетикам, не нужно. И малые реки, вот Волгу изничтожить – это с охотой.

Кто-то зааплодировал, зал всё смелее подхватил.

В фойе его окружили корреспонденты, фотографы. Издали он увидел Арсения с какой-то женщиной. Они подошли к нему.

– Молодец! – сказал Арсений. – Необычно и по делу.

– Замечательные факты, – сказала женщина, – наперекор всем начальственным установкам.

Арсений познакомил их:

– Антон Чагин – талантлив, образован, не женат… Елизавета – известный журналист, беспощадна к слабакам, слишком умна, слишком остра, но в сумме настоящий друг. Вроде меня.

На вид ей было под тридцать. Наверное, из-за очков. По спортивной фигуре моложе. Черты жёсткие, строгие, неуместные ямочки на щеках.

– Пользуется успехом, – добавил Арсений.

– Хватит, – оборвала его Елизавета. – Антон, у вас есть текст?

– Нет. Зачем он мне?

– Жаль. Кое-что я записала. Не всё. Не ожидала. Отличная может получиться статья. Она прозвучит.

– Это мне не с руки.

– Лиза, возьмись сама, – сказал Арсений.

– Я с удовольствием вам помогу, – пообещала Елизавета. – К этой теме есть общий интерес.

Предупредила, что смягчать не будет. Говорила уже так, будто он согласился. Она набросает черновик, даст ему на поправки.

Через два дня Лиза привезла ему «рыбу». Встретились в баре напротив КБ. Антон читал, удивляясь, сколько он наговорил и как складно. Упор в статье был на плохое качество электроэнергии, низкое напряжение, колебания частоты, аварийность, главное возмущение вызывало то, что треть страны вообще сидит без света. План ГОЭЛРО не выполнен. Несмотря на это, ликвидировали малые ГЭС. Ликвидацию проводили активно, как до этого ликвидировали кулачество. Всю вину автор возлагал на Хрущёва.

Вот тут Антон возмутился, с ходу вычеркнул этот кусок. Хрущёву теперь приписывают расправу с народными лекарями, архитектурными излишествами, кукурузную принуду. Чего только не навешивают на него. Для Антона все грехи Хрущёва были ничто перед уничтожением культа Сталина. Да и это мало значило перед реабилитацией невинно репрессированных. Сотни тысяч людей, обречённых на лагерное угасание, были спасены. В истории России не было подобной амнистии. Дядька Антона вернулся живым.

Антон ещё раз прочёл. Вместо выступления получилась статья – короче, энергичнее. Но много слов было чужих, не его. Лизавета ткнулась в «Интерфакс» – сказали: «Надо подождать, сейчас не время». Центральные газеты тоже не взяли.

– Это не поражение, – объяснила она, – мы их добьём. У них всё время «не тот момент».

Лизавета уцепилась за факты, которые он приводил. Неужели это правда, что две трети территории страны сидят без электричества и ничего не делается?

У неё родители жили на Псковщине, в посёлке бывшего совхоза, там то и дело отключали электричество. Антон сказал ей, что по международным нормам отключать можно на 8—10 часов в год, это в сумме. А у нас получается в сумме 100 и более часов. Лизавету возмущало более всего то, что люди смирились и живут не протестуя, позволяя с собой так обращаться. При таком электроснабжении невозможно существовать ни птицефабрикам, ни коровникам. «Ничего-ничего, зато мы построим Куйбышевскую ГЭС, Братскую, Саяно-Шушенскую – величайшие в Европе» – вот чем гордились чиновники. Они создавали новые моря, они сооружали линии передач напряжением полмиллиона вольт, и всё покрывалось лозунгом «Мы строим социализм».

– Не люблю я нашу власть, – заявила Лиза. – Бездушные они и бездуховные.

Главный редактор молодёжной газеты, где Елизавета работала, статью вернул, Елизавету отчитал, неужели она не заметила выпадов против государственной политики в энергетике. Пусть специалисты между собой разбираются. Лиза уговорила его принять автора.

Она снабдила Антона набором цветных фотографий ветряков, гелиобатарей, взятых из заграничных каталогов. Главный редактор смотрел, прищёлкивая языком. «Красиво», – согласился он.

– Заходи через три года, не раньше, – предложил он.

Всё же Елизавете удалось всучить очерк маленькому журналу в Карелии.

Она предложила отметить это событие на лыжах. «Выступление его отныне существует! – торжественно объявила она. – И навсегда!»


Как-то, роясь в своих бумагах, Антон нашёл школьную выпускную фотографию, десятый класс. Все нарядные, белые рубашки, у девочек причёски. В центре учителя сидят, среди них усадили старосту Вику Коган – тощая косичка, глаза строгие. Нашёл и себя, щекастого, растрёпанного. Последнее общее фото. Ещё денёк – и разлетятся кто куда. Рядом с ним стоял Рувим, печальный ушастик. От Антона мало что осталось. Удивительно, что в котловане Вика узнала его. Вроде он был выше ростом и глаза побольше.

Когда он показал фотографию Рувиму, тот не сразу нашёл Вику, да и себя не сразу. Поводил пальцем по юному своему лицу, словно хотел согнать печаль.

– Он тебя тоже не узнает, – сказал Антон. – Где твоя шевелюра? Где твои голубые глазки? Господи, какими мы стали.

– Какими?

– Плохими.

– Почему мы не становимся лучше? – сказал Рувим.

– Потому что мы продукты, а продукты портятся.

Рувим обвёл кружком Вику. Когда Магда, приехав в Питер, пришла к Антону, снимок стоял за стеклом в шкафу. Она стала искать среди этих птенцов своего, и вот что поразило Антона – нашла! Заявила, что там на фото он самый привлекательный.

– А это кто? – ткнула в обведённую кружком.

– Староста наша.

Что-то в его голосе прозвучало.

– Кто она нынче?

Антон не удержался:

– Строит нам коммунизм.

– Как это?

– Без подробностей.

Рувима она опять спросила про старосту класса, Вику. Рувим, не стесняясь, выложил всё, как есть. Магда спросила: уверены ли они, что она не виновата?

– Мне это не важно, они не имеют права так обращаться с женщинами. – Рувим ответил резко, отвернулся.

* * *

В начале февраля заснежило, навалило сугробы пушистого снега, дни стояли солнечные, не таяло. Отметить статью Лиза решила за городом, в субботу, на лыжах. Не надо брать с собой ни лыж, ни ботинок, всё есть на лыжной базе корабелов в Комарове.

В Комарове было много солнца, безветренно. Поехали на сопки. Деревья стояли притихшие, оторопев от навалившейся на них снежной тяжести. Некоторые ещё удерживали листву. Когда-то Антон занимался слаломом, кое-что еще помнилось. Лиза крутила на крутых склонах лучше его. Щучье озеро ещё не замёрзло. Зима чувствовала себя робко. Лиза тоже держалась смущённо. Привыкала не то к зиме, не то к их редкому общению.

У раскидистой чёрной берёзы постояли рядом, ствол берёзы был тёплым, блестела ярко-белая тишина. Антон слышал, как дышит Лиза. Стоял долгую минуту, чувствуя, что Лиза ждёт, он обнял её, поцеловал, ощутил, как она ответила телом. После этого они замерли.

Лиза прислушалась:

– Шипит?

Со всех сторон слышался шёпот. Они поняли, когда на них рядом, с ели, обрушился снежный пласт. Ветра не было, хвоя не промёрзла, снег сползал, падал, ветви распрямлялись. Лизу обсыпало снегом – лицо, брови, она жмурилась, не отряхивая снег.

Ничего не происходило, опять медленно, сверху, сползал с берёзы толстый пласт снега, они знали, что он сейчас рухнет на них, и не трогались с места. И он действительно рухнул, обсыпал их, и они засмеялись от удовольствия.