— А чем занимаетесь вы? — спрашивает меня Индия.

— Я преподаватель, — поясняю я.

Супруги смотрят на меня так, будто я только что объявил, что чищу канализационные трубы при по мощи подобранных с помойки зубных щеток. Хотя, возможно, мне это только кажется. Или же на меня так действует выпитое шампанское. Но только они после моего замечания упорно молчат. Во всяком случае, никто со мной больше не решается заговорить. Затем Тамсин и Индия начинают обсуждать рецепты известного шеф-повара, по рекомендациям которого готовится сегодняшняя рыба. А Дэн и Джош ревностно спорят о каких-то тонкостях торгового права. Я сажусь на диван с твердым намерением напиться, хотя понимаю, что уже и без того изрядно окосел. В тот момент, когда я решаю, что уже достаточно нализался и теперь самое время свернуться калачиком и немного покемарить, передо мной появляется Джош с загадочной улыбкой на губах.

— Ни за что не догадаешься, что я для тебя приготовил, — заявляет он, исчезает в кухне, некоторое время возится у холодильника, а потом снова возникает возле меня с высоким стеклянным бокалом, в котором пенится янтарное пиво. В другой руке он держит банку, и я тут же узнаю ее по серебристой с зеленым этикетке.

— «Цинтао»! — радостно восклицаю я.

— Твое любимое, — кивает он.

Я тронут до глубины души. Я понимаю, что, для того чтобы мне сегодня было комфортно, Джошу пришлось приложить немало усилий. Но вскоре выясняется, что пиво после изрядной дозы шампанского — идея не совсем удачная. Вернее, просто отвратительная. И теперь все перед моими глазами начинает расплываться и раздваиваться, хотя я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться.

— Между прочим, отец Элфи написал одну замечательную книгу, — разъясняет Тамсин Индии, пытаясь подключить меня ко всеобщему веселью. — Она называется «Апельсины к Рождеству».

— Неужели? — искренне удивляется Индия и впервые за весь вечер начинает проявлять к моей персоне живой интерес. — «Апельсины к Рождеству»? Боже мой, это ведь почти классика, я покупала эту книгу сто лет назад. Мне очень хотелось ее прочитать, но до сих пор не получилось.

— Он становится еще более знаменитым, — сообщаю я. — Я имею в виду своего отца. На днях в «Ивнинг стандард» появилась фотография, где он с подружкой на каком-то званом обеде. На этом снимке они оба нахально скалятся в объектив и притворяются, будто не знают, что их фотографируют. — Я делаю большой глоток «Цинтао». — Да, он становится популярным, но, что самое забавное, вовсе того не заслуживает. Потому что сейчас он даже не пытается ничего писать. И вот еще что. Скажите на милость, как лично я должен это все воспринимать?

Все присутствующие замирают и в недоумении смотрят на меня.

— Я сам хотел стать писателем. Да-да, это чистой воды правда. И в первую очередь мне хотелось написать о Гонконге. О том, почему он так важен для меня. О том, почему эту землю можно смело назвать волшебной. Ну а сейчас… сейчас я даже и не знаю, о чем бы я стал писать. У меня, так сказать, кончился заряд.

— Почему бы тебе не написать о каком-нибудь уроде, который не умеет пить, а потому должен быть изолирован от цивилизованной компании? — хмурится Джош. — Писать нужно о том, что ты хорошо знаешь.

В квартире раздается звонок. Прибыла последняя гостья. Довольно симпатичная, но весьма грузная молодая женщина по имени Джейн, коллега Джоша. Ей немного за тридцать. Она очень общительная и настроена дружелюбно. Правда, немного нервничает. За столом нас сажают рядом. Неужели это означает, что я должен сейчас за ней ухаживать, а после вечеринки еще и провожать до дома?

На столе появляются тарелки с каким-то необычным изысканным блюдом.

— Эта горячая закуска называется «радиккьо и панчетта», или «грудинка и цикорий». Ну, тут добавлена всякая зелень и еще много всего вкусного, — со знанием дела поясняет Тамсин.

— В кулинарии она настоящий гений, — поддерживает подругу Джош.

Они обмениваются влюбленными взглядами и посылают друг другу едва заметные воздушные поцелуи. Этот невинный жест, естественно, вызывает невольную усмешку на моем раскрасневшемся лице. Где-то в глубине души я сознаю, что являюсь далеко не идеальным гостем.

— Очень вкусно! — причмокивая, заявляет Индия. — Просто объедение!

— Как вы говорите? — оживает Дэн, обращаясь к хозяйке дома. — Радиккьо и панчетта? А звучит так, будто это название итальянской адвокатской конторы.

За столом раздается взрыв смеха. Все весело хохочут, за исключением меня. Я чувствую на себе взгляд Джейн, которая, кажется, подыскивает слова, чтобы начать со мной разговор.

— Джош говорил мне, что вы тоже были в Гонконге, — наконец произносит она.

— Совершенно верно.

— А я два года работала в Сингапуре. Я буквально влюбилась в Азию. В людей, их культуру, их еду.

— Это далеко не одно и то же, — говорю я.

— Простите, что вы сказали?

— Это не одно и то же. Гонконг и Сингапур. Между ними такая же разница, как между дождевым лесом и площадкой для гольфа, причем Сингапур — это площадка для гольфа.

— Вам не нравится Сингапур? — спрашивает Джейн, и лицо ее при этом хмурится.

— Слишком уж там все прилизано, — решительно высказываюсь я. — Эта страна ничем не напоминает Гонконг. Если не ошибаюсь, кто-то назвал Сингапур Диснейлендом, но только со смертельным исходом.

Джейн с грустью отворачивается от меня и переключает внимание на свою тарелку.

— А ты разве бывал в Сингапуре? — интересуется Джош.

— Что-что? — переспрашиваю я, стараясь выиграть время.

— Мне что-то не помнится, чтобы ты бывал в Сингапуре. — Джош уже не улыбается. — С чего это ты вдруг стал таким специалистом по этой стране?

— Я действительно никогда не был в Сингапуре, — гордо заявляю я, почему-то начиная сердиться.

— Значит, ты и сам не знаешь, о чем только что рассуждал? — не отстает Джош.

— Зато мне хорошо известно, что лично мне бы там не понравилось.

— Откуда ты это знаешь?

— Мне не понравилось бы такое место, которое кто-то назвал Диснейлендом со смертельным исходом.

— «Сингапур слинг», — внезапно вспоминает Индия название коктейля с джином, и мы все смотрим на нее как на умалишенную. — Отличный напиток, — тут же добавляет она, насаживая на вилку лист салата.

И тут все присутствующие переключаются на названия коктейлей, соревнуясь в том, кто их больше знает. Даже бедняжка Джейн, напрягая мозги, вспоминает скромную «Пина коладу».

— Лично я предпочитаю более крепкие, мужские напитки, — философствует Дэн. — Что же касается коктейлей, то мне больше нравятся девушки, которые их пьют!

Фраза достаточно идиотская, но всем почему-то становится весело.

— Я в этом даже не сомневался, приятель! — хохочет Джош. — Даже не сомневался!

— А вы что скажете, Элфи? — осторожно интересуется Тамсин, все еще пытаясь подключить меня к общей беседе. (Она, конечно, понимает всю бессмысленность своего вопроса, но задает его скорее формально, для поддержания разговора. И как только Джошу удалось подцепить такую женщину? По-моему, она слишком хороша для него.) — Какой коктейль любите вы?

— Я к ним совершенно равнодушен, — спокойно заявляю я, допивая пиво, словно общие разговоры меня совсем не интересуют. — Я вообще алкоголь практически не употребляю.

— Это заметно, — покачивает головой Джош.

Глядя в свой пустой стакан с видом знатока, я добавляю:

— Но я обожаю «Цинтао». Оно напоминает мне о доме.

— О доме? — удивляется Джейн. — Вы имеете в виду Гонконг?

Но я не успеваю ответить, потому что у Индии для меня припасен другой вопрос:

— Почему вы носите обручальное кольцо?

Она смотрит на мою руку, и все в комнате затихают.

— Что-что?

— Почему вы носите обручальное кольцо? — повторяет она. — Вы ведь не женаты, если не ошибаюсь.

Я ставлю стакан на стол и начинаю внимательно изучать кольцо на своем безымянном пальце, словно вижу его впервые.

— Когда-то был, — тихо говорю я.

— И до сих пор носите кольцо? Ах, как трогательно!

— В наши дни число разводов растет с каждым днем, — рассуждает Дэн. — А страдают бедные детишки. Впрочем, наверное, лучше, чтобы родители мирно разошлись, нежели жили вместе и постоянно ругались.

— Я не разводился.

— Он не разводился, — подтверждает Джош. — Его жена погибла. Так ведь, Элфи? Она была очень красивой девушкой, но она погибла. Во время подводного плавания с аквалангом. И теперь это означает, что мы все должны дружно сочувствовать тебе? Бедняжка Элфи и его несчастная жена! И мы все приносим свои извинения за то, что мы, подлецы такие, продолжаем жить и наслаждаться жизнью.

— Джош, — укоризненно шепчет Тамсин.

— Мне все это уже обрыдло.

Внезапно мы с Джошем одновременно вскакиваем со своих мест. И если бы между нами не находился стеклянный стол, уставленный многочисленными изысканными блюдами, мы бы в ту же минуту начали от всей души мутузить друг друга.

— Я не хочу, чтобы ты меня жалел, Джош. В этом нет необходимости. Но с твоей стороны было бы здорово, если бы ты просто оставил меня в покое.

— Наверное, в будущем я так и поступлю.

— Наверное, так будет правильно.

Я напряженно киваю хозяйке и выхожу из-за стола. Джош следует за мной. Его гнев растет с каждой секундой. Мне становится ясно, что просто так он меня отсюда не выпустит.

— Да, твоя жена погибла, но неужели это дает тебе право, придя сюда, вести себя как полный идиот? Неужели ее смерть может служить оправданием?

Но я ничего не отвечаю ему, а продолжаю идти ко входной двери.

«Нет, моя жена не оправдание, — думаю я про себя. — В ней заключен весь смысл моей жизни».

15

Во внешнем облике Джеки нет ни одной непродуманной мелочи.

Каждое утро она является на работу в таком наряде, словно собралась на свидание как минимум с Родом Стюартом. Она носит высокие каблуки и короткие юбки, и все же одежда делает эту женщину какой-то слишком уж официальной. Джеки выглядит так, будто мучилась несколько часов, размышляя, что бы ей сегодня надеть. При этом кажется, что на макияж она потратила не меньше времени, чем врач на операцию средней сложности. Но тем не менее ее соблазнительные и несколько вызывающие наряды создают ощущение щита или даже спасительных сверкающих доспехов, за которыми можно спрятаться. Ее сексуальность носит оборонительный характер. Кажется, что Джеки одевается так не для того, чтобы разрекламировать себя, а чтобы защититься от посягательств.

Даже после того, как она переодевается в свою рабочую униформу, она продолжает оставаться какой-то официальной. Именно так выглядят, например, стюардессы или женщины-полицейские. Может, тут важны еще и такие штрихи в ее внешности, как покрашенные «перышками» волосы или чересчур длинные из-за огромного количества туши ресницы? Слишком уж много времени тратит Джеки на то, чтобы хорошо выглядеть. Но она и без всех этих уловок выглядела бы отлично.

Иногда я встречаю ее в учительской, иногда в коридоре или в пустых классах. Она всюду перемещается вместе со своим неизменным ведром, что-то моет, что-то протирает в своих желтых резиновых перчатках. Я никогда не расспрашиваю ее о жизни, хотя сам не понимаю почему, а вместо этого задаю вопросы о героине ее любимой книги «Сердце — одинокий охотник».

Мне кажется, что интересоваться жизнью девушки Мик вполне уместно. К тому же все это напоминает некую тайну, которая известна только нам двоим.

— Ну как поживает Мик? — спрашиваю я.

— Все еще мечтает, — улыбается Джеки.


Мои ученики совсем не похожи на Джеки. Они небрежны в одежде, даже неряшливы. В зависимости от условий, в которых приходится жить каждому из них, а также страны, из которой они приехали, они могут быть одеты очень дорого или поразительно бедно, и все же в костюме обязательно будет присутствовать небрежность. Например, Ванесса каждый день носит белые или черные джинсы от Версаче, а Витольд обладает всего одной парой польских поддельных «Ливайс», причем на этикетке в названии джинсов сделана ошибка. Если им не предстоит вечером важная встреча, все мои ученики предпочитают ходить в футболках, кроссовках, джинсах или спортивно-военных штанах. Все, за исключением Хироко.

Хироко работала в Токио в офисе крупной корпорации и привыкла носить соответствующую одежду. Это деловые костюмы — жакет и юбка светлых пастельных тонов, черные туфли на высоком каблуке и обязательные колготки телесного цвета. Такие колготки мне приходилось видеть на девушках-туристках из Японии, покупающих в универсаме дорогой чай в пакетиках. На них нельзя было не обратить внимания.