Затем доктор с сожалением сообщает, что ничем не сможет мне помочь.

— Поясница — такая хитрая и коварная штука! — сочувственно качает он головой.

По пути домой я случайно сталкиваюсь с Джорджем Чаном. Он возвращается от «генерала Ли» со свертком в руках и направляется в ресторанчик «Шанхайский дракон», чтобы помочь родным с приготовлением ланча. Джордж смотрит на меня и тут же спрашивает, что со мной случилось.

— Потянул спину, — мрачно сообщаю я. — Хотел нарядить елку для бабушки.

Он просит меня пройти вместе с ним в ресторан. Я напоминаю, что мне нужно быть на работе, но он делает замечательную вещь, которую я уже не раз замечал за его женой. Он ведет себя так, словно я ничего ему не говорил, а он, соответственно, ничего не слышал.

Мы заходим внутрь «Шанхайского дракона», и Джордж просит меня встать спокойно и не двигаться. После этого он приближает к моей пояснице свои ладони. Нет, он не дотрагивается до меня, но вот что странно: я совершенно отчетливо начинаю чувствовать тепло. Ощущение такое, словно стоишь возле затухающего костра. Ну и как все это объяснить?!

Затем он велит мне чуть-чуть нагнуться вперед и слегка похлопать себя по пояснице ребрами ладоней. Я повинуюсь и сразу же перевожу на старика изумленный взгляд. Потому что именно в этот момент со мной происходит нечто непостижимое. Боль в пояснице постепенно стихает.

— Что случилось?

Но Джордж только улыбается.

— Как вам это удалось?

— Продолжай проделывать это упражнение. — Он тоже наклоняется вперед и начинает быстро, но очень аккуратно «молотить» свою собственную поясницу. — Каждый день по несколько минут. Но не сильно, не увлекайтесь. Хорошо?

— Но что… что это было, Джордж?

— Очень простое упражнение «чи кун».

— А что такое «чи кун»?

— Любое упражнение, где используется «чи», называется «кун чи». Понятно? Чтобы быть здоровым. Чтобы изгнать болезни. Чтобы заниматься военным искусством. Чтобы стать просветленным.

— Просветленным?

— И все это «чи кун». Всегда помни о «чи». Ты не забыл, как говорил мне, что у тебя нет «чи». Помнишь?

Мне стыдно за себя:

— Помню.

— Сейчас тебе чуточку легче?

— Намного легче.

— Может, в тебе все же есть «чи»?

— Наверное.

— Тогда приходи в парк утром в воскресенье.

— И вы будете меня учить?

— Буду тебя учить, — негромко произносит Джордж, словно ворчит на меня.

— Что же заставило вас изменить свое мнение?

— В воскресенье утром. И не опаздывай.


В этом году, отмечая Рождество, я еще раз убедился, что выживать можно и нужно.

В долгих промежутках между рождественским пирогом, фильмами-блокбастерами и трусливым приездом моего отца с подарками и поздравлениями в самую последнюю минуту у меня оставалось время, чтобы все хорошенько обдумать и кое-что понять.

Так как в школе иностранных языков Черчилля теперь, как выяснилось, патрулирует своеобразная «полиция нравов», мне кажется, что на работе я вряд ли кого-нибудь найду. Поэтому я решаю перейти на систему частных уроков и с этой целью помещаю в специальном журнале для объявлений рекламу. Ее размещают сразу после рубрики «Знакомства». Вот ее текст:


Вы хотите хорошо знать английский язык?

Квалифицированный педагог предлагает частные уроки.

Приходите, мы можем помочь друг другу.


Затем я завожу пластинку Синатры со своими любимыми песнями и принимаюсь терпеливо ждать.

18

Приятно начинать новое дело в такой чудесный день.

В парке, на коротко подстриженной траве, сверкает чуть заметная изморозь, а над нашими головами привычный плоский серый саван сменился голубым небосводом. Погода стоит ясная, как в августовский денек. И хотя при выдохе из наших ртов вырываются крохотные облачка пара, нам с Джорджем приходится прищуриваться от яркого солнечного света. Мы стоим лицом друг к другу.

— Тайчи-чуань, — говорит он и тут же комментирует. — Неодолимый и непобедимый кулак.

— Жутковато звучит, — понимающе киваю я.

Но Джордж игнорирует мое замечание.

— Полностью расслабься. Все движения мягкие. Все расслаблено. Но при всем этом движения воинственные. Понятно?

— Пока не очень.

— Западные люди считают, что тайчи-чуань очень красивый стиль. Очень мягкий.

— Верно.

— Но тайчи-чуань — это система самообороны. Каждое движение имеет свою причину. А не делается просто так, для красоты. — Его руки будто скользят по воздуху. — Блок. Удар. Тычок. Удар ногой. Перетекающее движение. Все движения всегда как бы перетекающие. И всегда очень мягкие. Это понятно?

Я киваю.

— Тайчи-чуань полезен для здоровья. От стресса. Для кровообращения. Для жизни в современном мире. Тайчи-чуань не самое плохое военное искусство в мире. — Его темные глаза светятся. — Самое сильное.

— Понятно.

— А вот стиль шен.

— Что еще за стиль?

— Стиль шен. Многие стили происходят от известных династий. Стиль ян, стиль ву. А вот стиль шен.

Я не совсем понимаю, что он пытается мне рассказать. Как что-то может быть одновременно и мягким, и жестким? И как могут нежные движения превращаться в то, что со стороны больше напоминает разминку боксера?

Джордж немного отходит от меня. Он одет в свой любимый черный костюм мандарина, ноги обуты в мягкие тапочки. Я пришел в парк в том же спортивном наряде, в котором обычно совершаю утренние пробежки. На штанине вышит довольно уместный для моих занятий лозунг: «Просто делай это». Джордж попеременно совершает движения то одной ногой, то другой, расставив их на ширину плеч. Вес его тела равномерно распределяется на обе ноги, руки свободно свисают вдоль туловища. Дыхание его ровное и глубокое. Вес старика, похоже, ушел куда-то в землю. Джордж полностью расслабился, но вместе с тем мне кажется, что он неподвижен.

— Стой так же, как стоит гора между небесами и землей, — говорит он.

Стоять так же? Без проблем! Такие разговоры должны были бы сбить меня с толку. Но мне вдруг становится ясно, что если я немного напрягусь, то все станет понятным. Я пытаюсь стоять так же, как это делает Джордж, закрываю глаза и впервые в жизни серьезно задумываюсь о своем собственном дыхании.

— Открой свои суставы, — говорит Джордж. — Пусть тело расслабится. Погрузи свой вес в центр Земли. И не переставай дышать. Постоянно дыши.

«Как в подводном плавании, — приходит мне в голову. — Это самое первое, чему учат новичков при нырянии и плавании с аквалангом. Надо постоянно дышать».

И тут откуда-то сзади до меня доносится чей-то смех, а потом голос:

— Ты только посмотри на эту парочку уродов. Чтоб я сдох! Прикинь, тут, оказывается, проходят уроки бальных танцев для душевнобольных!

Их трое. Это бездельники, шатающиеся по парку еще с субботнего вечера. В руках они держат коричневые бутылки с пенящейся жидкостью. Лица у всех троих бледные и невеселые, как скисшее молоко. Им, похоже, не более двадцати лет, но каждый уже успел обзавестись внушительным «пивным» брюшком. Тем не менее они одеты почти по-спортивному: в кроссовках, легких футболках для занятий бегом, бейсболках. Если хорошенько задуматься об их экипировке и сопоставить с их физическим состоянием, становится смешно.

Но где-то глубоко внутри меня уже закипает ярость. Эти недоноски, вырядившиеся так, словно действительно решили заняться спортом с утра пораньше, внезапно напомнили мне таких же молодых балбесов, которых я когда-то учил в школе принцессы Дианы. Наверное, именно поэтому, когда я открываю рот, то начинаю говорить, как типичный учитель перед нервным срывом:

— Неужели вам так уж некуда податься? Валите-ка отсюда, парни, да поживей. И ваши дурацкие ухмылочки здесь совершенно неуместны.

Лица молодых людей суровеют, мышцы напрягаются. Они переглядываются, после чего начинают двигаться в мою сторону. Они продолжают держать в руках бутылки с пивом, а их оскаленные, потемневшие от никотина зубы сейчас больше напоминают звериные клыки.

Джордж делает шаг вперед и оказывается возле юношей.

— Пожалуйста, — говорит он. — Не надо ни о чем беспокоиться.

Самый крупный из компании, с толстой мордой, щедро украшенной прыщами, замирает на месте и смотрит на своих товарищей, словно ища у них поддержки:

— А для нас это просто. Никакого беспокойства.

Он уже собирается толкнуть Джорджа в грудь своими огроменными ручищами, но в тот момент, когда Прыщавый готовится к действию, старик вдруг начинает перемещаться вместе с ним. Джордж поднимает руки и перехватывает кисть обидчика. Отвратительные лапы не успевают коснуться тела моего учителя. А в следующий миг Прыщавый уже валится вперед и, не в силах удержать равновесия, отчаянно хватает руками воздух. Слегка придерживая руки юного нахала, Джордж разворачивает его торс и как бы невзначай бросает парня на землю. Впрочем, такое нежное движение даже броском-то не назовешь. Со стороны может показаться, что Прыщавый представляет собой назойливое насекомое, а Джордж просто смахивает его со своего пути.

— Боже мой! — Я пораженно раскрываю рот.

Джордж предлагает свою помощь, пытаясь поднять юношу с земли, но тот сердито машет руками, хотя, как мне кажется, он больше обижен, чем ушиблен. И я знаю, что Джордж использовал лишь малую толику своей силы. Правда, мне непонятно, как у него получилось так быстро и легко справиться с хулиганом. И еще мне непонятно, почему мы с Джорджем даже не пытаемся теперь быстренько скрыться.

Проходит секунда, и я уже начинаю представлять последствия нашей встречи с парнями, но компания почему-то, опустив головы с нахлобученными по самые глаза бейсболками и бормоча какие-то проклятия, предпочитает удалиться. Прыщавый держится за плечо и грозится — трам-тарарам! — еще показать нам — трам-тарарам!.. Правда, теперь его слова не кажутся мне устрашающими.

Я молча смотрю на Джорджа и впервые понимаю, что нахожусь совсем не в классе для начинающих танцоров. Так мы стоим некоторое время, молча разглядывая друг друга.

— И когда же я смогу делать то же самое?

— Ты будешь усердно заниматься?

— Да.

— И очень стараться?

— Очень.

— Примерно через десять лет.

— Десять лет? Вы смеетесь надо мной!

— Ну, хорошо. Может, и не через десять. Скорее, через двадцать. Но только помни: тайчи-чуань занимается не внешней силой. Это сила внутренняя. Это не та сила, которая содержится в мышцах. — Для наглядности он трижды с любовью хлопает себя по груди. — Внутренняя сила. — Джордж одаривает меня терпеливой улыбкой. — Учиться придется еще очень многому. Поэтому давай начнем.


Я жду, что ко мне придет на занятия девушка из Ипанемы. Но вместо этого приходится иметь дело с моей соотечественницей из Илфорда.

На пороге дома стоит Джеки Дэй.

— Элфи, привет. Мы с тобой разговаривали по телефону. Ну, насчет твоего объявления. Насчет уроков английского.

Я сражен. Да, мы действительно имели короткую телефонную беседу. К сожалению, на мой призыв почти никто не откликнулся. Наверное, это произошло потому, что сейчас «мертвый сезон» — между Рождеством и Новым годом. А может быть, потенциальные ученицы интуитивно почувствовали, какая ловушка их ждет в моем лице. Но Джеки все же позвонила. Она была и удивлена, и обрадована, когда узнала во мне своего доброго товарища с Оксфорд-стрит. Оказывается, именно он-то и предлагал уроки английского. А я, естественно, подумал, что уборщица из школы Черчилля позвонила по просьбе какой-то молоденькой иностранки.

Я даже не представлял, кто это мог бы быть. Вернее, я об этом как-то не задумывался.

Может, это была юная страстная венгерка, недавно сошедшая с трапа авиалайнера, которую встретила Джеки, когда убиралась в очередной школе иностранных языков. Или длинноногая красавица из Бразилии, с которой Джеки могла познакомиться в пригородном клубе, пока та танцевала свою ламбаду. Однако ни страстной венгерки, ни длинноногой бразильской красотки мне увидеть не пришлось.

Итак, Джеки проходит мимо меня и сразу же направляется в просторный холл, а я успеваю обратить внимание на отросшие темные корни ее волос. Надо бы ей заняться своей прической! Как всегда, она разодета, будто собралась куда-то в свет. При этом Джеки почему-то ведет себя так, словно именно она, а никакая не иностранка должна была сейчас встретиться со мной.

Наш телефонный разговор оказался коротким и приятным. Неужели это и есть я? Да, это я. Как тесен мир! А сколько я беру за урок? И насколько гибким может быть график занятий? В ответ я сообщил, что цены у меня вполне приемлемые, а что касается расписания, оно может быть каким угодно, без ограничений времени суток и дней недели. Она поблагодарила меня и обещала подумать. Но, клянусь Богом, в тот момент я был абсолютно уверен, что она передаст всю полученную информацию своей подруге-иностранке.