Скала говорит именно о том, что поступать нужно только по-человечески. Иначе он обещает надрать задницу любому своему сопернику и отправить их всех к дереву скорби.

Поступать по-человечески. Похоже, это самый замечательный совет, который я слышал за последние годы.


Я возвращаюсь домой и обнаруживаю, что Ольга ушла. Ни записки, ни последнего «прощай», только несколько светлых волосков в раковине ванной комнаты.

Решив, что так отношения заканчивать нельзя, я звоню ей на квартиру. К телефону подходит одна из ее подружек и отправляется искать Ольгу. Затем я снова слышу ее голос. Она сообщает, что Ольга не желает со мной разговаривать.

Иногда бывает поздно поступать по-человечески.

Я вспоминаю, как мы отмечали наступление китайского Нового года, а еще о том, как мне нравится симметрия в семействе Чан. Джордж и Джойс, Гарольд и Дорис, маленькая Диана и Уильям. Вся семья демонстрирует полную гармонию и равновесие, что в очередной раз вызывает у меня приступ зависти.

По сравнению с Чанами моя семья представляет собой какие-то жалкие остатки некогда целого и крепкого маленького общества.

Бабушка одна, потому что дед давно умер. У мамы муж сбежал… Перед Новым годом мне даже казалось, что мы с Ольгой представляем собой возможную нормальную пару. Но теперь выясняется, что на моем потрепанном семейном древе эта ветвь самая гнилая.

Но ведь когда-то у меня была семья, и мы даже планировали свое будущее. Мы с Роуз собирались завести детей. Много детей и все такое прочее…

28

Я знаю, что Хироко не откажется поговорить со мной. Я надеюсь и на то, что в ее взгляде еще сохранились нежность и тепло. Хироко обязательно поступит по-человечески, особенно если ей удастся провести меня мимо хозяйки дома. Тогда бы мы могли поступать по-человечески с полуночи до рассвета. Или хотя бы до пяти минут первого.

Мы должны встретиться с ней в маленьком псевдо-французском кафе, где обычно завтракали по-английски и целовались, ощущая аромат капучино на губах друг друга. Странно, почему я так спокойно расстался с теми чудными временами? И я испытываю значительное облегчение, замечая, как Хироко входит в кафе. Ее волосы сверкают и покачиваются в такт ходьбе, а глаза все так же блестят за стеклами очков в черной оправе. Великолепная молоденькая женщина. Почему я расстался с ней? Может, причина в том, что она любила меня гораздо больше, чем я сам себя люблю?

Наступает вечер, в кафе собралось множество целующихся парочек. Значит, мы пришли как раз туда, куда нужно. Я как бы между прочим обнимаю ее и хочу поцеловать в губы.

— Не надо, — тихо произносит Хироко и отворачивается.

По инерции я чмокаю ее куда-то в голову, ощущая смесь запахов, исходящих от ее волос, уха и очков.

— Почему не надо?

Она убирает мою руку. Ее жест содержит и нежность по отношению ко мне, и долю самозащиты.

— Ты мне все еще не безразличен, — сообщает Хироко.

— Это здорово. Потому что ты мне тоже далеко не безразлична.

— Но в другом смысле.

— А вот это уже звучит не так здорово.

— Но ты сам говорил, что я обязательно встречу хорошего парня.

— Да, но не стоит торопить события.

— Я уже много времени провожу вместе с Дженом.

— С Дженом? — Я сразу представляю тихого незаметного японца, сидящего за первой партой. Но Джен ведь ребенок!

— Он мой ровесник.

— Правда? Мне почему-то казалось, что он намного моложе тебя.

— Мы с ним собираемся путешествовать. Сразу после экзаменов. Может быть, поедем в Испанию. Или в Таиланд. И если говорить честно, мы с ним даже Азию хорошо не знаем. — Она смеется и благодарно сжимает мою руку. — И ты был совершенно прав. В мире много хороших людей. Как там говорится? В море водится много рыбешек.

Но все они, между прочим, очень скользкие.


С Ванессой все получалось как-то легко.

Просто и забавно. Так, как и должно быть. Никакой боли, никакого напряга. Никаких вопросов вроде: «А что ты думаешь по этому поводу?» или «Почему ты плачешь?». Насколько я помню, мы ни о чем не спорили и никогда ни в чем не обвиняли друг друга. Вот что значит настоящая француженка. В достаточной степени чуткая и понимающая, чтобы не усложнять жизнь себе и другим. Внезапно я осознаю, что скучаю по Ванессе, как сумасшедший. Я звоню ей на квартиру, но трубку почему-то снимает мужчина. А мне казалось, что тот человек должен был давно исчезнуть из ее жизни. Ну, примерно так же, как быстро и ненавязчиво исчезают различные персонажи из моей собственной. А чего я, собственно, ожидал? Наверное, что он вернется к своей жене. И заодно к привычной жизни.

— Алло?

— Ванесса дома?

Неловкая пауза. Потом слышу:

— А кто ее спрашивает?

Теперь молчу я. Наконец произношу:

— Ее учитель.

— Подождите секундочку.

Трубку с грохотом бросают, видимо на столик, где стоит телефон. Где-то вдалеке слышны голоса: недовольный баритон мужчины, певучий ответ Ванессы. Она, как мне кажется, пытается оправдаться.

— Алё?

Я улыбаюсь. Тут, по-моему, никакого соперничества быть не может.

— Ванесса, это Элфи звонит.

— Элфи? — Она закрывает трубку рукой и что-то объясняет своему женатику. (Как будто она обязана отчитываться перед ним!) — Что тебе нужно?

— Я подумал вот о чем. А не встретиться ли нам, чтобы выпить или просто посидеть где-нибудь…

— Нам с тобой?

— Ну да. Тебе и мне.

— Это невозможно. Я больше не живу одна. И мне казалось, что ты знаешь об этом.

— Ну, мы просто посидели бы в кафе и выпили, — поясняю я, стараясь говорить спокойно. — Я же не настаиваю на том, что пора отправляться выбирать шторы для нашей будущей гостиной.

— А зачем нам встречаться?

— Зачем? Почему всегда и во всем должна быть какая-то причина? Мне потому и нравились наши встречи, что мы никогда не искали причину.

— Извини, но я не могу.

— Ну, не обязательно прямо сейчас, сию минуту. Я не тороплю тебя. Мы же не обязаны встречаться с тобой именно сейчас. Как насчет пятницы? Или на выходные? Выбирай сама. Давай, не стесняйся. Любой вечер будет принадлежать тебе. Лично я полностью свободен весь уик-энд.

— Мне надо идти, Элфи.

— Погоди, не вешай трубку. Мне казалось, что нам вдвоем было хорошо.

— Да, мы с тобой здорово… как бы лучше выразиться?.. повеселились, что ли. Да, пожалуй, что так. Мы здорово повеселились. Но на этом наши приключения закончились, Элфи. Мы просто повеселились. А теперь мне нужны другие отношения. Нечто большее, чем простое веселье. Понимаешь?


Я еду в китайский квартал и там в одиночестве выпиваю сразу несколько бутылок «Цинтао». Потом я каким-то образом оказываюсь в баре «Эймон де Валера», причем перед самым его закрытием. Зал забит учениками школы Черчилля. У двери за столиком расположились Йуми и Имран.

— Давайте, я угощу вас выпивкой, — тут же предлагаю я.

— Не надо, спасибо, — вежливо отказывается Имран.

— Почему ты не идешь домой, Элфи? — удивляется Йуми. — Ты выглядишь каким-то измученным.

— А что ты пьешь, Имран? Может, заказать тебе крепкого темного пива?

— Я не пью алкогольные напитки.

— Правда? Неужели? Вот уж никогда не знал. — Я перевожу взгляд на Йуми. До чего же красиво ее лицо, обрамленное крашеными желтыми волосами. — Не знал, что Имран не потребляет алкоголь. Это как-то связано с религией?

— Да. С религией, — не глядя на меня, отвечает этот красивый подлец.

Я по-дружески обнимаю его за плечи и приближаю к нему лицо, но парень тут же морщится, стараясь отстраниться от меня, чтобы не дышать пивным перегаром.

— Но при этом твоя религия не мешает тебе воровать чужую девчонку. Не кажется ли тебе это чистейшим лицемерием, а, дружок?

Парочка поднимается со своего места, собираясь покинуть бар.

— Никто меня не воровал, — гордо заявляет Йуми. — Женщину нельзя украсть. Зато ее можно отпугнуть.

И они уходят.

Я замечаю за стойкой бара Ольгу и пробираюсь к ней через толпу посетителей. Повсюду слышен смех, поблизости раздается звон бьющегося стекла. В зале дым стоит коромыслом.

У бара я встречаю Цзэна и Витольда.

— С вами все в порядке? — волнуется Цзэн.

— Вы выглядите как-то странно, — подтверждает его опасения Витольд.

Но я даже не обращаю на них внимания.

— Ольга! — обращаюсь я к своей ученице. — Ольга, я хочу поговорить с тобой. Это очень важно.

Она нарочно отходит к противоположному краю стойки, чтобы только не общаться со мной. Ко мне приближается ее напарник — парень, разговаривающий с австралийским акцентом, и пытается взять у меня заказ, но я сразу поясняю, что мне нужна именно Ольга. Он молча пожимает плечами и отступает в сторону. Цзэн нетерпеливо тянет меня за рукав, но я только отмахиваюсь от него.

— Нехорошо так, — неодобрительно произносит Витольд.

Ольга, похоже, даже не собирается подходить ко мне. Она уже занялась очередным клиентом, обменивается с ним шуточками и весело смеется.

— Ольга!

Кто-то хлопает меня по плечу. Я оборачиваюсь и тут же вижу стремительно несущийся мне навстречу кулак.

Времени среагировать у меня не остается.

Кулак с жесткими костяшками плюс острый серебряный перстень в следующий же миг врезаются в мою челюсть, и я ощущаю тепло крови на разбитых губах. Ноги у меня подкашиваются. Я понимаю, что не упал лишь потому, что меня надежно поддерживает стойка бара. Передо мной стоит худощавый бледный парень в дешевых шмотках. Его кулак измазан моей кровью, на лице — выражение лютой ненависти.

Цзэн и Витольд вдвоем удерживают его, но видно, что этот молодец готов продолжить свою стремительную атаку. В зале становится тихо. Завсегдатаи «Эймон де Валера» с удовольствием наблюдают за развитием самого настоящего шоу. Почему люди вокруг нас такие злые? Почему они не могут вести себя прилично и поступать по-человечески? Почему они не прислушиваются к мудрым словам Скалы, когда тот обращается непосредственно к ним?

— Кто вы такой? — интересуюсь я.

— Я бойфренд Ольги.

— Правда? Просто невероятно. Дело в том, что я тоже ее бойфренд.

— Ничего подобного, — презрительно фыркает незнакомец. — Ты никто.

В следующую секунду меня попросту вышвыривают из ресторана двое громил-вышибал. Один из них чернокожий, фигурой больше напоминающий холодильник, а второй — белый, смахивающий издалека на стационарную посудомоечную машину. Они берут меня под руки с обеих сторон, ведут к входной двери и с силой (в которой уж совсем не было необходимости) выкидывают на улицу.

На асфальте возле бара сидит нищий-попрошайка со своей собакой. Я спотыкаюсь о них и, не сумев сохранить равновесие, падаю головой в сточную канаву.

Некоторое время я лежу на обочине, разглядывая звезды в вышине, где-то там, в небесах, за желтым тусклым светом уличного фонаря. Голова раскалывается от боли, губы противно ноют. Рубашка спереди испачкана моей же кровью.

Ко мне подходит собака нищего и начинает вылизывать лицо, но тут ее окликает хозяин. «Мистер! — кричит он. — Иди сюда!» Вот уж действительно подходящее имя для бродячего пса! Собака отходит, и в результате получается, что даже эта несчастная тварь не хочет иметь со мной ничего общего.

И тут внезапно меня осеняет. Я знаю, что мне нужно сделать!

Мне надо немедленно переспать с Джеки Дэй!

29

Я едва успеваю сесть на последний поезд в Эссекс.

В моем вагоне полным-полно молодых людей, одетых в красивые деловые костюмы, а также девушек, расфуфыренных не хуже Джеки Дэй. Со стороны они напоминают поддатую вырядившуюся к празднику молодежь в час пик. Повсюду слышны веселый говор и смех. При этом никто никому не мешает. В вагоне пахнет жареным мясом, пивом и дорогими лосьонами.

Наступает полночь, и поезд с грохотом вылетает из огромного металлического сарая — вокзала на Ливерпуль-стрит. Трудно определить, где кончается столица и начинается пригород, где вместо станций подземки встречаются крохотные городки и где именно Лондон уступает место Эссексу.

Поезд мчится сквозь темноту, в которой я умудряюсь все же разглядеть разваливающиеся корпуса жилых домов, выстроенных еще в шестидесятые годы, бесконечные штабеля никому не нужных железнодорожных шпал, маленькие дворики, заставленные старенькими автомобилями. Затем за окном проносится стадион, предназначенный для собачьих бегов. Мы проезжаем мимо нескончаемых пивнушек, китайских и итальянских ресторанчиков. Затем снова следует череда пивных баров, за ними — серия разных магазинов и опять жилые кварталы, тянущиеся до самого горизонта. Мир автомобилей, муниципальных домов и крохотных удовольствий. Эссекс даже чем-то напоминает Лондон, с той лишь разницей, что тут повсюду царит нищета. Создается впечатление, что здесь обитают только те люди, которым катастрофически не хватает денег.