— Рад, что он вам понравился, сэр, но не вижу пока повода для веселья.

Он засунул пистолет за ремень и, нахмурившись, оглядел каюту. Здесь не осталось ни одной его вещи, ничего ценного. Из красивого дубового шкафчика вынули стекло. Он стоял пустой, остался только крест. Не было ни карт, ни книг, ни судового журнала. Со стола тоже все исчезло. Кто-то весьма предприимчивый обнаружил даже тайник в нижнем ящике и унес из него абсолютно все.

— Странно, что вино не тронули, — задумчиво произнес Эмори.

— Я не позволил, — сказал Ландовер. — Корабль планировалось полностью выпотрошить и переукомплектовать на следующей неделе. Но следует отдать им должное — они обшарили буквально каждый уголок, стремясь лишить вас незаконных трофеев. Многое из вашей одежды было продано, и все доходы, естественно, пошли в королевскую казну в счет ущерба.

— Естественно.

— Ваши карты были самыми интересными, должен сказать. Две я купил для личного пользования.

Еще какое-то время Эмори слушал капитана, затем подошел к маленькой жаровне в углу. Он отодвинул металлический засов и, воспользовавшись полотенцами, чтобы защитить руки от жара, поднял плиту, отодвинул ее и вынул две черные доски из пола и, когда нащупал металл, испытал огромное облегчение. Он вытащил тяжелый сейф и передал Шеймасу, который поставил его на стол.

Заметив, что самодовольная ухмылка исчезла с лица Ландовера, Эмори снял с шеи цепочку и вставил ключ в замок. В сейфе все было в целости и сохранности. Ни один документ не пропал, так же как четыре мешка, набитые золотыми монетами и драгоценными камнями.

Бэрримор изменился в лице. Капитан Ландовер тоже.

— Вы не доверяете банкам, сэр?

— Вы доверились бы английскому банку, который принимает французские золотые ливры, не спрашивая, откуда они?

— И все же… у вас должно быть там небольшое состояние.

— И еще одно в менее престижном месте в Кале. — Эмори бросил взгляд на Ландовера. — Мне вообще-то щедро платили за мои проступки.

Эмори пробежал глазами первую страницу одного из документов и отложил его в сторону. На девяти документах были адмиральские печати, и лишь после восьмого Эмори с облегчением вздохнул, передавая его Бэрримору.

Бэрримор презрительно скривил губы.

— Лорду Уэстфорду было бы неприятно узнать, что вы хранили все эти депеши. По инструкции они подлежали уничтожению.

Эмори пожал плечами.

— Я никогда не принимал всерьез инструкции. Бэрримор нахмурился, поднес документ к свече, узнал код и попросил Ландовера позволить ему сесть, дать ему перо и лист бумаги. У маркиза ушло несколько минут на расшифровку кода. В документе содержался приказ капитану «Интрелида» помочь Бонапарту бежать с Эльбы, а также участвовать в заговоре по его дальнейшему «спасению. Было также сказано, что Бонапарта будет ждать „Релайант“, военный корабль с шестьюдесятью четырьмя пушками на борту, и вместе со своими людьми Наполеон должен будет перейти на этот корабль, после чего „Интрепиду“ разрешат исчезнуть.

— Уэстфорд не отдавал таких приказов, — пробормотал Бэрримор, даже не дочитав до конца. — И я тоже.

— Вы уверены?

Маркиз снова поднес депешу к свече.

— Господи, это замечательная фальшивка — подпись идеальная, зашифровано великолепно. Не придерешься. Но здесь, — край бумаги едва не касался огня, и Эмори уже хотел выхватить у него документ, когда Бэрримор повернул его обратной стороной и показал Олторпу и Тернбуллу, — водяной знак не такой.

— Водяной знак? — нахмурился Шеймас. — По мне, так он выглядит довольно сухим.

— Это оттиск производителя, оставляемый катком, когда бумагу сначала прессуют, а потом придают ей форму. Это видно, лишь если смотреть бумагу на свет — вот так. Здесь буква «Р» по центру.

Мужчины пришли в замешательство — даже Ландовер вытянул шею, чтобы посмотреть через плечо Бэрримора, пока тот водил пальцем вокруг буквы «Р», едва различимой на документе.

— Здесь должна быть буква «Т» с крестом через основу, — объяснил он. — Один из зятьев Уэстфорда купил целлюлозный завод и стал поставлять ему бумагу за год до побега Бонапарта с Эльбы. Он использовал ее исключительно для секретных депеш.

— Кто еще об этом знал?

— Никто. Только я и граф. Но возможно… ох, полдюжины, а то и больше людей могли знать наши коды и иметь доступ к старым запасам бумаги.

Эмори подошел к окну и посмотрел на туман, прежде чем повернуться к Бэрримору.

— Это доказывает, что я действовал не по своей инициативе; что я не продался французам, что я следовал приказам, уверенный в том, что они написаны рукой Уэстфорда!

— Если бы дело дошло до суда, я, пожалуй, свидетельствовал бы в вашу пользу, — сказал Бэрримор, — хотя мне кажется странным, что вы слепо выполняли приказы, противоречащие здравому смыслу. Ведь Бонапарт был уже схвачен, зачем же понадобилась вся эта нелепая, рискованная игра?

— Мы сами были удивлены, — признался Эмори. — И пришли к выводу, что никто не намеревался везти Бонапарта обратно на Эльбу, во всяком случае, живым.

— Мне трудно понять вас, Олторп.

— Мы думали, вы хотите убить подонка, вместо того чтобы держать его, словно короля, на его собственном острове, — проворчал Шеймас.

— Вы имеете в виду убийство? — вновь вступил в разговор Ландовер, вне себя от негодования.

— Вам никогда не приходилось бросать за борт человека во время шторма? — спросил Шеймас с улыбкой.

— Никогда!

— Тогда ваша совесть будет чиста, когда вы предстанете перед святым Петром.

— Откажись я выполнить приказ, — сказал Эмори, — Киприани нашел бы кого-нибудь другого, но уже испод контрольного британскому флоту.

— На которого нельзя свалить всю вину в случае, если план провалится, — пробормотал Бэрримор и снова посмотрел на фальшивую депешу, нахмурившись и вертя кольцо на пальце. — Вы сказали, что было еще письмо, за которым охотился Киприани?

Эмори протянул руку к сейфу, но тут услышал звук, похожий на выстрел, и выхватил из-за пояса пистолет. Он сразу определил, что выстрел раздался где-то в районе шлюпки.

Эмори бросил Шеймасу ключ от сейфа и устремился к двери.

— Оставайся здесь и не спускай глаз с сейфа!


Аннели сидела, зажав обеими руками рот, на глазах выступили слезы от едкого дыма. Пистолет лежал у ее ног, в воде, которой в лодке собралось уже не менее двух футов. Аннели была в отчаянии. Еще немного — и лодка утонет. И Аннели решила покинуть свой пост.

Вокруг стояла тишина, лишь изредка нарушаемая звуками, доносившимися с других кораблей. Когда порыв ветра на несколько мгновений разгонял туман, Аннели видела огни, даже различала очертания другого корабля, стоящего неподалеку.

У нее не было ни малейшего представления о том, что происходило на борту «Интрепида». Она замерзла, была напугана, промокла до нитки, не знала, жив ли Эмори, удалось ли ему добиться своей цели. Может быть, о ней вообще забыли, бросили ее на произвол судьбы?

А вода в лодке все прибывала.

Никогда в жизни Аннели не поднималась по веревочному трапу. Ни разу не была на борту такого огромного корабля. Она плавала на барже, перевозившей гостей с одного берега Темзы на другой, и в маленьких гондолах по озеру, в то время как пылкие поклонники читали ей плохие стихи.

А сейчас перед ней был корабль. Боевой корабль, со множеством пушек. Аннели насчитала пятнадцать на средней палубе и двенадцать на верхней, плюс различные маленькие пушки спереди и сзади. У Аннели не было выбора, и она поставила ногу на веревочный трап, схватившись за толстые веревки, предварительно проверив, на месте ли пистолет. Но тут лодка покачнулась, пистолет, засунутый за пояс, зацепился за веревку, упал и выстрелил. Аннели потеряла равновесие и едва не свалилась в воду, но сумела удержаться, цепляясь за веревки.

В это время на верхней палубе послышались крики. Аннели прижалась к лестнице, которая вдруг закачалась. Кто-то спускался вниз, В следующий момент Аннели увидела перед собой взволнованное лицо Эмори.

— Ты в порядке? Что случилось? Ты кого-нибудь видела?

Она покачала головой.

— Никого. Это была глупая ошибка. Я., в л-лодке начала подниматься вода и… я х-хотела, но пистолет упал и…

Стоя по щиколотку в воде, Эмори не стал больше ни о чем спрашивать. Не стал даже успокаивать Аннели — сейчас была дорога каждая минута. На соседних кораблях поднялась суматоха. Слышались громкие голоса. Всех взбудоражил неожиданно прозвучавший выстрел. Эмори помог Аннели подняться по трапу, а один из членов команды подхватил ее и перенес на палубу.

— А теперь, джентльмены, — скомандовал Эмори. снимитесь с якоря и займите свои места. Все надо делать быстро и тихо. Как только корабль выйдет в морс, поднимите паруса. Поставьте вперед людей с острым глазом и чутким носом, чтобы они вывели нас из этого супа.

— Добро, капитан!

— Извини, — сказала Аннели, убирая волосы с лица.

— Забудем об этом, — произнес Эмори. — Ты уверена, что тебя не задело?

— Разве что мою гордость.

Он с улыбкой чмокнул Аннели в затылок, прежде чем подозвать кока, загорелого маленького испанца по имени Хуан Диего.

— Я отведу мисс Фэрчайлд в мою каюту. Она промокла до нитки, и ей необходимо переодеться. А теперь скажи, как у нас с питьевой водой и запасами еды — надолго ли их хватит? Когда выйдем из гавани, дайте людям рома, если найдете: они наверняка не видели выпивки, пока были гостями короля. И печенья дайте, чтобы они перекусили, прежде чем будет готова говядина. Я вернусь на палубу еще до того, как мы снимемся с якоря, и хочу почувствовать запах жареной грудинки.

— Добро, сеньор капитан генерал! И… добро пожаловать на борт.

— Чертовски приятно вернуться, мистер Диего.

Глава 24

Шеймас ждал в каюте вместе с Бэрримором и Ландовером. Сейф был заперт, возвращен на место и задвинут жаровней, в которую подбросили угля. Эмори коротко рассказал о причине выстрела, повесил на шею цепочку с ключом и отправил наверх Шеймаса, чтобы тот побыл там, пока сам Эмори не вернется. Бэрримор ушел с капитаном Ландовером, чтобы сопровождать его и его людей.

Эмори порылся в ящике капитана и нашел чистую сухую рубашку и бриджи. Беря их, Аннели старалась не смотреть на Эмори, боясь увидеть на его лице негодование или же, что ничуть не лучше, глубокое разочарование.

Он заставил ее переодеться и сказал с улыбкой, что прикажет Диего подогреть воды, если она захочет помыться, поскольку на ее лице все еще оставался грим, а также проследит, чтобы подали горячего кофе, когда закипит вода. Эмори ушел, пообещав вернуться, как только «Интрепид» снимется с якоря, и Аннели стоило больших усилий не разрыдаться, едва за ним закрылась дверь. Она сама не знала почему. Возможно, ситуация для нее была не совсем привычная, мягко выражаясь, или же потому, что Эмори поцеловал ее прямо на глазах у всех мужчин. Или же потому, что вообще не поцеловал, прежде чем подняться на палубу…

Едва волоча ноги, она подошла к кровати, положила на нее одежду, которую ей дал Эмори, направилась к окошку.

Сквозь туман почти ничего не было видно, лишь струйки дымка, рассеивающиеся в воздухе. Корабль уже снялся с якоря и плыл. Еще один шанс вернуться к семье ускользал от нее.

Аннели подумала, что надо бы отправить с Ландовером письмо родным, но что она может им сообщить? Что сошла с ума? Что стала женщиной легкого поведения? И уже выписан ордер на ее арест? И как все это объяснить семье, которая превыше всего ставит моральные принципы, если сама Аннели осуждает свои поступки?

Вздохнув, Аннели прилипла лбом к прохладному стеклу. Любовь к Эмори вряд ли может служить оправданием, а то, что Эмори принес ей розовое масло, вообще ничего не значит. Как это ни ужасно, Бэрримор прав. Трудно себе представить, что капитан Эмори Олторп согласится жить в сельской местности, отгородившись от всего мира. И еще труднее представить его в кругу семьи, сидящим у камина с каким-нибудь приключенческим романом в руках. Скорее всего он снова уедет из Англии, независимо от того, докажет или не докажет свою невиновность. А после войны в шпионах вообще отпадет надобность.

Она боялась признаться самой себе в том, что не нужна будет Эмори, как только корабль выйдет в открытое море, Она даже плавать не умеет. И может стать для Эмори тяжким бременем, помехой, даже препятствием.

Он ничего ей не обещал. Абсолютно ничего. Вообще избегал разговоров о будущем. И Аннели оставалось только гадать. Она полагала, что после всего, что им пришлось пережить, Эмори с ней никогда не расстанется, как бы ни сложилась его дальнейшая жизнь.

Она взглянула на свой перстень с алмазом, бабушкин подарок. Думала ли Флоренс о том, что Аннели, возможно, придется самой добывать себе средства на пропитание? С кольцом она не будет нуждаться. К тому же у нее прекрасное образование и великолепные манеры. Когда ей исполнится двадцать один, к ней перейдет наследство от бабушки, через девять долгих месяцев. Как раз когда…