— Значит, на полу будете спать вы? — вздохнула она с облегчением.

— Нет, я просто уступаю вам половину кровати. Выбирайте, какая сторона вам нравится, а «кольт» положите туда, откуда легче достать. Если я перекачусь на вашу сторону, хватайте его и стреляйте. Уж поверьте мне: одной порции свинца в брюхе будет достаточно, чтобы поставить на место кого угодно.

Она смотрела на него с откровенным ужасом, а он неумолимо продолжал:

— Чтобы вы чувствовали себя спокойнее, готов даже показать, как он стреляет.

— Нет, нет, не надо.

Она с опасением глянула на пол и решительно направилась к стулу. Прижимая к себе одеяло, она свободной рукой сняла со спинки пиджак и галстук Маккриди и швырнула их на кровать:

— Раз вы отказываетесь быть джентльменом, я вместо пола выбираю стул.

— Но вы же не можете на нем проспать целую ночь!

— Я проспала сидя большую часть пути из Филадельфии, — устало проговорила она. — И какая разница, если таких ночей будет на одну больше?

— Меня не так уж легко пристыдить, Верена.

Повернувшись к нему спиной, она стала укладывать одеяло таким образом, чтобы было мягче опираться на деревянную, из нескольких перекладин, спинку стула, но у нее мало что получалось. Ничего не поделаешь, подумала она с досадой, придется довольствоваться тем, что есть. Она опустилась на сиденье и старательно прикрыла подолом платья ноги.

Скрип старых, ржавых пружин заставил ее поднять глаза. Матрац под Мэтью Маккриди опасно просел — чуть ли не до самого пола.

— Кровать малость расшатана, — пробормотал он, — но, думаю, как только улягусь, все будет в порядке.

Он сидел, провиснув в кровати так низко над полом, что наклониться и стянуть с ног ботинки ему было не просто. Затем он снова выпрямился и снял жилет. Поправив перину с другой стороны кровати, он осторожно передвинулся назад и лег, опершись ступнями на изножие кровати. Освобожденные пружины резко подпрыгнули вверх. Он глянул на Верену и широко улыбнулся.

— Что это, интересно, вас так забавляет? — процедила она сквозь зубы, задетая его ухмылкой.

— Вы.

— Перестаньте на меня таращиться, я и без вас знаю, что похожа на пугало.

— В общем-то, у меня и в мыслях этого не было, — перестав улыбаться, ответил он. — Напротив, я думал о том, что вы очень понравились бы моей матери. Вы даже немного ее напоминаете… Знаете, здесь чертовски жарко, — неожиданно сменил он тему. — Я бы на вашем месте сбросил платье и остался в одном нижнем белье.

— Слава богу, вы не на моем месте.

— Как вам угодно.

Повернувшись на бок, он протянул руку и притушил лампу. Язычок пламени, дрогнув в последний раз, превратился в маленькую оранжевую точку, которая вскоре погасла, и комната погрузилась в полную темноту. Над лампой поднялось облачко едкого дыма, которое быстро растаяло в ночном теплом воздухе.

Снова послышался скрип пружин, сопровождаемый шуршанием одежды.

— Что вы там делаете? — нервно спросила Верена.

— Снимаю брюки — у меня же не такая, как у вас, холодная кровь.

От его слов у нее даже перехватило дыхание, и он поспешил ее успокоить:

— Не бойтесь, на мне остались подштанники, так что я в достаточно приличном виде, и вам есть прямой смысл передумать насчет кровати.

— Я уже устала повторять, мистер Маккриди: о чем-то приличном в применении к вам можно было бы говорить только в том случае, если бы вас в этой комнате вообще не было.

— Ладно, Верена, утром надо рано вставать, так что советую вам хоть немного поспать. Когда придет время расставаться со мной в Колумбусе, вам не помешает быть в самой лучшей форме.

— Жду не дождусь этой минуты.

Он ничего не сказал на это и повернулся лицом к стене. Перина посередине провисла, зато края ее по бокам приподнялись, и у него было такое ощущение, будто он лежит в облегающем со всех сторон мягком, сбившемся кое-где в комья гамаке.

Некоторое время она сидела неподвижно, как статуя, а затем, когда его дыхание стало ровным и она решила, что он заснул, осторожно встала со стула, чувствуя боль во всем теле и страшную усталость, прокралась к открытому окну и выглянула в лунную ночь. Музыка давно перестала играть, весь двор и веранда были усеяны лежащими вплотную друг к другу людьми. А чуть дальше, возле дерева, отчетливо вырисовываясь на фоне освещенного луной неба, стоял тот самый человек, попыхивая своей неизменной сигарой, светящийся кончик которой то разгорался, то меркнул в ночной темноте. Человек смотрел в ее сторону. Не на шутку встревожившись, она как можно тише закрыла окно, подошла к стулу и снова села. В комнате было душно, и тишину нарушало лишь мерное дыхание Маккриди. Он спал крепким, безмятежным сном ребенка, и это потихоньку начинало ее раздражать. Этому бесчувственному невеже никакого дела нет до ее мучений… И вдруг Верена услышала шаги, замершие у самого окна. Она оцепенела от ужаса, сердце оборвалось, и все то время, пока незнакомец — тот, что несколько минут назад стоял возле дерева, — заглядывал через окно в комнату, она сидела затаив дыхание и боялась пошевелиться. Наконец, бросив сигару на пол веранды, он отошел от окна и двинулся дальше.

— Мистер Маккриди! — прошептала она.

Никакой реакции.

— Мэтью! — позвала она немного громче.

Дыхание его было таким же ровным. Он слишком крепко спал, чтобы ее услышать.

— Мэтью! — сделала она еще одну попытку.

Вместо того, чтобы проснуться, он перевернулся на другой бок, пробормотал что-то невнятное и продолжал так же ровно, мерно дышать. И это он называл чутким сном!

Изнемогая от жары и усталости, чувствуя себя несчастной и испуганной, она потихоньку встала со стула и на цыпочках приблизилась к кровати. Тонкий луч лунного света, проникавший в комнату из-под крыши веранды, узкой полосой лежал на лице Маккриди. С закрытыми глазами и смягченными сном чертами лица он уже не выглядел таким опасным. Если она приляжет с другой стороны кровати, он этого даже не заметит.

Со столбика кровати над головой Маккриди свисала кобура с выглядывавшим из нее армейским «кольтом»; его металлическая поверхность и отполированная деревянная рукоятка холодно поблескивали в лунном свете. Поколебавшись несколько секунд, Верена осторожно вынула из кобуры револьвер и, затаив дыхание, бесшумно обогнула кровать и сунула его под подушку.

— Как же, дождешься от тебя помощи, — проговорила она шепотом. — Тебя и табун диких лошадей не разбудит.

Видя, что Маккриди даже не шевельнулся, Верена опасливо опустилась на край кровати, и та, как ей показалось, тяжело вздохнула. Она наклонилась и, развязав шнурки, высвободила из туфель ноги, затем бросила еще один опасливый взгляд на спящего, опустила голову на подушку и, подобрав с пола ноги, положила их на перину. Ржавые пружины, не выдержав добавочной нагрузки, подались, дерево с оглушительным треском, похожим на ружейный выстрел, лопнуло, и кровать, зашатавшись, стала разваливаться. Верена с Мэтью Маккриди, скатившись к середине матраца, тяжело грохнулись на пол, отчего в воздух поднялось облако удушающей пыли; треснувшие доски от бывшей кровати разметало по всей комнате.

— Что за черт!.. — выругался Маккриди, разбуженный столь неожиданным и бесцеремонным образом.

Вне себя от охватившего ее ужаса, Верена лихорадочно пыталась подняться на ноги, однако перина, в которой они запутались вместе с Маккриди, не давала ей этого сделать. Ему удалось несколько поменять положение тела, но при этом он невольно подмял под себя Верену, и она, в отчаянных попытках высвободиться из-под него, начала извиваться и царапаться, как дикая кошка.

— Сейчас же отпустите меня! — неистово кричала она, забыв о всякой осторожности.

В этот момент она почувствовала под собой холодное прикосновение металла и, просунув за спину руку, обхватила пальцами дуло «кольта». Выдернув из-под себя оружие, она замахнулась им, собираясь ударить Маккриди по голове, но ее остановил громкий стук в дверь и крики. Кто-то всем своим весом налег на дверь и высадил ее из рамы. В комнату ввалилось пятеро или шестеро человек, за ними по пятам следовала миссис Гуд.

— Матушки мои! — воскликнула она с изумлением. — Что здесь происходит?

— Дело тут ясное, как божий день, — пробасил верзила с поезда и, стащив Маккриди с Верены и поставив его в вертикальное положение, потряс перед самым его лицом громадным кулаком. — Будь я трижды проклят, но вы, сэр, ведете себя как животное! Слыханное ли дело приставать к своей собственной жене, да еще когда она в интересном положении?!

И, недолго думая, ковбой двинул своим кулачищем в глаз Маккриди.

— Сейчас же прекратите! — воскликнула Верена и, с усилием поднявшись на ноги, попыталась ухватиться за огромную лапу верзилы. — Вы все не так поняли! Он тут ни при чем!

Тот стряхнул ее с руки, словно какую-нибудь назойливую букашку, и ударил Маккриди еще раз.

— Я не буду его сильно калечить, — заверил ее ковбой хриплым голосом. — Проучу малость, и все.

Мгновенно проснувшийся Маккриди нанес возвышавшемуся над ним детине резкий удар головой в живот. Тот охнул от неожиданности, пошатнулся и, стараясь сохранить равновесие, отступил назад, опрокинув тумбочку и разбив керосиновую лампу — слава богу, она не горела. Его полупьяные спутники тотчас же ринулись в бой. Завязалась отчаянная потасовка. В полутемной комнате катались по полу сцепившиеся тела, все без разбору тузили друг друга и чертыхались. Бедная миссис Гуд, слыша, как кругом с треском рушатся остатки ее мебели, бросилась к двери и, став на пороге, принялась громко звать на помощь мужа.

Чувствуя себя крайне униженной и понимая, что проскользнуть мимо жены шерифа ей все равно не удастся, Верена беспомощно опустилась на пол и, охватив голову руками, застыла в позе отчаяния. Как она утром сможет смотреть в глаза людям, с ужасом подумала она, и прежде всего в глаза Мэтью Маккриди?


— Сильно болит? — спросила она, нарушив молчание, казавшееся бесконечным.

Вместо ответа он сдвинул со лба шляпу и бросил на Верену свирепый взгляд через узкую щелочку, в которую превратился его опухший левый глаз.

Она вздохнула и повернула голову к окну. Где-то с двадцать минут назад они отъехали от Орлиного Озера. Число пассажиров заметно убавилось, а те, что остались, в большинстве своем отсыпались после обильных возлияний в доме шерифа. Несколько человек в передней части вагона во весь голос горланили песни, делая беседу почти невозможной.

Впрочем, это не имело большого значения. Все равно Мэтью Маккриди сидел с каменным лицом и молчал. Поведя уставшими плечами, опиравшимися на жесткую спинку сиденья, она перевела взгляд на свои руки. Кольцо на пальце, выдаваемое ею за обручальное, казалось ей после всего случившегося не более чем нелепостью, и все же, пока они не доберутся до Колумбуса, она вряд ли отважится его снять.

Она украдкой бросила на Маккриди еще один взгляд, и ее уже в который раз охватило острое чувство вины за то, что из-за нее его избили. Глаз у него побагровел и затек до такой степени, что было страшно смотреть, а на нижней челюсти, в том месте, куда нанесли сильный удар, красовался почти черный синяк. Маккриди то ли было трудно говорить, то ли он не мог простить ей случившегося, но он явно не был расположен к беседе.

В конце концов она не выдержала и снова к нему обратилась, стараясь говорить потише:

— Еще раз хочу вам сказать, насколько я сожалею, что так получилось. Но в этом не только моя вина. Ведь это вы предложили отдать мне половину кровати, разве не так? И вы точно так же, как я, не ожидали, что она распадется, ведь правда?

По-прежнему никакого ответа.

— Ну скажите хоть что-нибудь!

— Ладно, скажу, — откликнулся он, чувствуя, как больно ему двигать челюстью. — Может быть, я, на ваш взгляд, и опасный человек, но вы — просто сущее бедствие.

— Если бы вы не стали сопротивляться…

Бровь над опухшим глазом привычно приподнялась, заставив его поморщиться от боли.

— Я имею в виду, — продолжала она, — что, если бы вы не пытались драться сразу со всеми, я, быть может, смогла бы им объяснить…

Еще не закончив фразы, она почувствовала, как ее лицо заливает краска стыда за то, каким образом все они истолковали случившееся, и никакие объяснения тут бы не помогли.

Сначала была эта ужасная драка. Затем, когда шериф положил ей конец и дравшихся с Маккриди удальцов выставили во двор, чтобы остудить их пыл, дело приняло еще худший оборот. В комнату прислали двух юных нефов и молоденькую прислугу, чтобы скрепить досками разбитую раму, и, пока они вбивали гвозди, все трое не переставая выразительно закатывали глаза и хихикали. Доживи она хоть до ста лет, ей все равно не забыть, с каким дерзким видом стояла подбоченясь эта девчонка и нахально выговаривала им с Маккриди:

— И не стыдно вам заниматься этим, когда рядом столько народу и слыхать малейший шорох?

А затем снова появилась миссис Гуд, чтобы обозреть причиненный комнате ущерб. Она молча протянула Верене чайник воды и баночку с мазью и вышла, но не могло быть сомнений, что она осталась не в восторге от увиденного. Чтобы хоть как-то умиротворить ее, Маккриди дал ей за разбитую мебель сорок долларов.