— Я слишком устала, чтобы быть хорошей собеседницей, мистер Маккриди. У меня такое впечатление, что я нахожусь в пути уже целую вечность. Боюсь, я действительно сейчас не в том настроении, чтобы вести светские разговоры.

— Угу, — пробормотал он.

Ей трудно было понять, соглашается ли он с ней, или, напротив, возражает.

— И ко всему прочему, этот ужасный шторм, — добавила она.

— Да, такие штормы нечасто бывают, — согласился он.

— Но, так или иначе, мы скоро снова будем на твердой земле, — сказала она с некоторым сомнением.

Ну вот, теперь она соблюла все правила приличия, и совесть ее может быть спокойной. Придя чуть ли не в благодушное настроение, она повернулась в сторону бухты и стала наблюдать за прибывающими кораблями. Кто бы мог подумать, что какой-то захолустный Галвестон в далеком Техасе окажется столь оживленным местом.

— Пансион для благородных девиц? — поинтересовался ее собеседник.

— Простите, не поняла.

— Я говорю, что у вас такой, знаете ли, рафинированный вид, который девушки приобретают только в подобных заведениях. Мне он хорошо знаком, этот вид; я его легко узнаю.

Она взглянула на него и ответила:

— Боюсь вас огорчить, но в данном случае вы ошибаетесь, мистер Маккриди. Я окончила Бэнкрофтское педагогическое училище.

— Неужели вы учительница? — спросил он с удивлением.

— По крайней мере, была. К сожалению… — с горечью проговорила она. — Работала я на западе Пенсильвании, а не в Филадельфии, что было бы для меня предпочтительнее. Все оказалось далеко не так, как мне описывали, когда я нанималась на работу.

— Не уверен, что Техас покажется вам таким уж раем — в этом штате гремучих змей больше, чем людей.

— Я и не собираюсь здесь задерживаться.

— Даже в таком случае это не то место, где женщине стоит путешествовать одной. Техас — это вам не Филадельфия.

— Да, я заметила: начиная с Цинциннати уровень цивилизации неуклонно снижается, — пробормотала она вполголоса. — Но вы можете не беспокоиться: я сумею за себя постоять.

— У вас есть с собой оружие? — неожиданно спросил он.

— Что вы! Конечно, нет.

— В таком случае советую приобрести его и научиться им пользоваться.

— Но мне не нужно забираться в самую глушь — я еду всего лишь до Сан-Анджело.

— Всего лишь до Сан-Анджело! — повторил он, выразительно покачав головой.

— Ну да, мне там нужно будет устроить дела, связанные с оставшимся после отца имуществом. Так что оружие мне вряд ли понадобится.

— А вы хоть представляете, где находится Сан-Анджело? — поинтересовался он.

— Нет, но какое это имеет значение? Мне в любом случае нужно туда ехать.

— Так вот, к вашему сведению: он находится у черта на куличках — еще дальше, чем Сан-Антонио.

— Пусть даже и так, но это вовсе не означает, что вы можете говорить со мной таким вульгарным языком, — одернула она его.

— Извините. — Он сделал глубокий вздох и чуть ли не виноватым тоном произнес: — Я сочувствую вашему горю.

Она некоторое время стояла молча, опустив глаза, а затем, покачав головой, медленно проговорила:

— Сочувствовать, собственно, нечему: я почти не знала отца.

— В таком случае я сочувствую вам и в этом.

— Судя по тому, что мне приходилось о нем слышать, я не много потеряла, живя без него с самого детства.

Она говорила об этом с явной горечью, и он с некоторым недоумением произнес:

— И тем не менее вы приехали.

— Да, приехала…

— Наверное, он оставил вам какие-то деньги?

— Нет, не оставил.

И она, снова злясь на себя за то, что приехала сюда, добавила с досадой:

— Насколько я знаю, никаких денег у него и не было. Осталась небольшая ферма возле Сан-Анджело, да и та, по словам юриста, почти ничего не стоит. — После недолгой паузы она с вызовом произнесла: — Но я все равно продам ее. Это хоть частично покроет расходы на поездку.

Уголком глаза он увидел, что по трапу начали спускаться первые пассажиры, а это означало, что, если он собирается продолжать эту игру, ему нужно делать ставку прямо сейчас.

— Не знаю, как вы, но я откровенно хочу есть. Может быть, вы позволите угостить вас завтраком, когда сойдем на берег? — предложил он с непринужденным видом.

— Ни в коем случае, — отрезала она, но тут же, боясь показаться неблагодарной, добавила более мягким тоном: — Это было бы не совсем прилично.

— Учтите, Галвестон — довольно нецивилизованное, я бы даже сказал, опасное место. Может быть, проводить вас до гостиницы?

— Спасибо, не надо.

— Я уже говорил вам: в этих краях с женщиной без провожатого может случиться все что угодно.

Теперь она не сомневалась — он был именно тем типом мужчины, за которого она приняла его с самого начала, и сейчас было самое время поставить его на место раз и навсегда.

— Повторяю: в этом нет необходимости, — твердо сказала она. — Кроме того, я сомневаюсь, что это понравилось бы мистеру Хауарду.

— Мистеру Хауарду?

— Ну да, моему мужу, — солгала она.

Он с насмешливо-недоверчивым видом приподнял одну бровь, и она поспешила подкрепить свою ложь новыми выдумками:

— Мы бы поехали сюда вместе, но мне пришлось задержаться дома.

Нет, это звучало неубедительно; нужно было придумать что-нибудь получше:

— В последний момент наша дочь заболела корью, и кто-то должен был с нею остаться; так что он поехал один.

— Стало быть, вы замужем. Понятно… — Он совсем уже было собрался «бросить карты» и выйти из игры, как вдруг его взгляд упал на ее пальцы. Заметив, куда он смотрит, она поспешно спрятала левую руку[5] в карман юбки, но было поздно: он уже успел заметить, что обручального кольца на безымянном пальце у нее нет. Стараясь подавить улыбку, он проронил:

— Что ж, вашему мужу чертовски повезло. Можете передать ему это.

— Не думаю, что его заинтересует ваше мнение, — рассеянно улыбнулась она и, с облегчением увидев, что люди впереди начали потихоньку двигаться, подняла свой саквояж и попрощалась:

— Всего хорошего, мистер Маккриди. Вряд ли нам придется когда-нибудь снова встретиться, так что желаю вам приятного путешествия.

— Не сомневаюсь, что оно будет приятным, миссис Хауард, — с широкой улыбкой ответил он. — Просто не дождусь, когда оно наконец начнется.

Спускаясь по трапу на берег, она поздравила себя с тем, что ей подсказали прекрасное отпугивающее средство: вместо пистолета она купит себе обручальное кольцо.

А он еще долго стоял у бортового поручня и смотрел ей вслед, пока она не затерялась в многолюдной суете портовой толпы. Что и говорить, женщина она высокого класса, но если ей кажется, что утонченные манеры и высокомерие послужат ей надежной защитой от ковбоев и головорезов, с которыми ей придется сталкиваться в Техасе, то она сильно ошибается. Чтобы увидеть, как она будет чувствовать себя в их обществе, он, пожалуй, даже готов потратиться на билет до Сан-Анджело. Правда, его первоначальным намерением было ехать в Хелену, где его ждал самый широкий выбор игорных домов, но в Сан-Анджело он мог скрываться от закона с таким же успехом, тем более что в Хелене и так хватает преступников, прячущихся там от полиции, и всем об этом хорошо известно. Конечно, Сан-Анджело, насколько он слышал, — жуткая дыра, но если ему удастся найти там хотя бы нескольких приличных игроков в покер, то он готов поскучать для разнообразия даже в таком захолустье.

ОКРЕСТНОСТИ САН-АНДЖЕЛО, ШТАТ ТЕХАС,

29 мая 1874 года

— Ты слышишь это завывание, Боб? — встревоженно спросил тот, что сидел ближе всего к костру.

— Ну слышу: это койот.

— А ты уверен, что койот?

— Ясное дело, он. А кто же еще?

— Ты опять за свое, Фрэнк? — вступил в разговор Ли Джексон.

— Будь я проклят, если тебе не чудится за каждым кустом по индейцу. С тобой и заикой недолго стать!

— Так ведь скоро полнолуние, — настаивал на своем Фрэнк Бимер. — И не обязательно, черт возьми, быть техасцем, чтобы знать повадки и традиции индейцев. Говорю вам, не нравится мне, когда на небе полная луна.

— Скорей бы появился Гиб, вот что я скажу, — пробормотал Чарли Пирс и подбросил в огонь переломанную пополам ветку. — Уж очень мы все стали нервными.

— Это точно, — согласился Ли. — Но если Фрэнк и дальше будет подскакивать как ужаленный, стоит только завыть какому-то несчастному койоту, то лучше бы его вообще здесь не было.

— Да уж, — поддержал его Боб Симмонз и повернулся к Фрэнку Бимеру. — Пойми, чудак, никаких индейцев здесь нет и быть не может. Ведь мы как-никак всего в десяти милях от форта Кончо!

— Может, оно и так, — с сомнением промямлил Бимер, — но штука в том, что мне хотелось бы выбраться отсюда с волосами на голове.

— И с золотом в карманах тоже, — напомнил ему Ли Джексон. — Не знаю, как ты, но я почти восемь лет жду, когда заполучу свою долю, и, черт подери, не собираюсь ее упускать!

— Я тоже, — решительно произнес Чарли. — Если бы этот паскудный трепач не откинул копыта до того, как я успел до него добраться, он бы у меня поплясал! Уж я бы заставил его признаться, куда он подевал это проклятое золото. А потом вышиб бы ему мозги.

— Ладно, он и без твоей помощи отправился на тот свет, — успокоил его Симмонз, — но нам от этого не легче — мы и до сих пор знаем об этих деньгах не больше, чем в тот день, когда Джек смылся с ними в неизвестном направлении.

— Как вы думаете, Гиб сумеет что-нибудь выведать у этого законника? — спросил Бимер. — Если нам от него не удалось ничего добиться, то с какой стати он будет раскалываться перед Гибом?

— У Гиба есть свои методы, а если они не срабатывают, у него всегда есть при себе эта штука, — ответил Джексон, похлопав по своему револьверу. — Короче: если старику хоть что-нибудь известно, он у Гиба как миленький запоет.

— Возможно, но торчать здесь и ждать, когда же наконец Гиб Ханна заявится сюда, мне не по нутру. Когда я прошляпил свои деньги, позволив завладеть ими Джеку, у меня было на душе так же паскудно, как и сейчас. Если нельзя было доверять майору Хауарду, то почему я должен доверять кому-то другому.

— Не забывай, что именно Гиб разнюхал, где скрывается Джек, — возразил ему Пирс. — И его никто не заставлял сообщать нам об этом — он мог бы заграбастать все денежки себе.

— Да, но ты должен учесть, что к тому времени, когда он нашел Джека Хауарда, тот уже был покойником. Ты, кстати, когда-нибудь задумывался, сколько наших ребят успело отправиться на тот свет? И Эванз, и Тейт, и Коннорз — все они сгинули в расцвете сил. Им так и не удалось выяснить, что стряслось с Маккормиком. Ну а потом пристрелили майора Хауарда и оставили не съедение койотам. Нехорошее у меня предчувствие, скажу я вам, вправду нехорошее, и я… — Бимер внезапно замер, а потом настороженно прошептал: — Вот, опять началось. Ты слышишь, Боб? Если это койот, то где тогда остальная стая? Не нравится мне это, страшно не нравится…

— Может, ты хочешь выйти из дела, Фрэнк? Так и скажи.

— Не мели ерунды, Боб! — огрызнулся Бимер. — Я просто хочу сказать, что кто-то ведет с нами нечистую игру. Разве это нормально — пройти через войну[6], а потом помереть, не дожив и до тридцати? Но ведь так и случилось с тремя из нас — и это чертовски подозрительно: вот что я пытаюсь вам втолковать. Возьмем того же майора — он был, как говорится, еще в самом соку, а теперь он тоже покойник. Его прикончили, как собаку.

— Не хочешь ли ты обвинить кого-то из нас? — с вызовом спросил Джексон.

— Успокойся, не хочу. У меня просто нехорошее предчувствие, вот и все.

— В таком случае держи свои чертовы предчувствия при себе, — пробурчал Пирс. — Скоро из-за тебя и мы начнем подпрыгивать от малейшего шороха.

— А я вам повторяю: неспроста это завывание. Каждый раз, как я его слышу, у меня мурашки начинают по спине бегать. Ты разве не знаешь, Чарли, что эти проклятые команчи могут выть в точности как койоты?

— Почему именно команчи? — насмешливо спросил Пирс. — А может быть, это тонки. Ты знаешь, Фрэнк, эти тонки способны на все. Они могут поджарить человека, как поросенка, а потом сожрать его. Но ты не бойся, дружище: насколько я слышал, трусливых они не едят.

— С чего ты взял, что я трусливый? Это еще доказать надо…

— Тише, вы! — шикнул на них Ли Джексон. — Слышите? Лошади!

— Я же говорил — это индейцы! — крикнул Бимер, хватаясь за ружье. — Сколько раз говорил, а вы меня не слушали!

— Бог ты мой, это и впрямь индейцы! — В мерцающем желто-оранжевом свете костра было видно, как побледнело лицо Боба Симмонза.

— Эй, глядите: кто-то сюда несется, как будто за ним гонятся все черти ада! — прокричал Чарли Пирс и тут же отрывисто скомандовал: — А ну-ка, Ли, давай затаптывай костер — да побыстрее!

В тот же миг раздались первые ружейные выстрелы, а через несколько секунд в лагерь влетел Гиб Ханна. Его выбившаяся из сил лошадь в последний момент споткнулась и упала на колени, не в состоянии больше сделать ни шага. Гиб, не переставая ее хлестать, чтобы поднять на ноги, заорал: