— В общем-то, я надеялся, что польза будет обоюдной, — сказал он, вставая. — Я думал, что мы сможем помочь друг другу в трудную минуту, но, кажется, я ошибся.

— Уверяю вас, я вовсе не такое уж слабое, беззащитное существо, каким вы меня представляете. И мне не нужна такая помощь, которую вы предлагаете.

Некоторое время он молча стоял, глядя на нее сверху вниз с насмешливым выражением в темных глазах, а затем произнес:

— Пьяные ковбои не очень-то считаются с обручальными кольцами. На вашем месте я бы не забывал об этом.

— Всего хорошего, мистер Маккриди.

Надев свою черную фетровую шляпу, а затем сдвинув ее слегка назад, так что стали видны его черные волосы, он, прежде чем удалиться, проговорил:

— Что ж, если вы передумаете, знайте, что я буду находиться в задней части вагона: я всегда сажусь так, чтобы было видно, что происходит передо мной.

Он направился к выходу на платформу, и она почувствовала облегчение, смешанное с какой-то смутной тревогой. Из памяти никак не шли произнесенные им слова, показавшиеся ей загадочными:

Я думал, что мы сможем помочь друг другу в трудную минуту…

Чем больше она вдумывалась в их смысл, тем более странными они ей казались… Впрочем, глупо искать в чьих-то словах значение, которого в них на самом деле нет. Намерения этого человека слишком очевидны.

— Прибывает поезд! — раздался голос кассира. — Пассажиров просят на перрон!

Она подхватила свой саквояж и пошла к выходу из станционного помещения. Не успела она ступить на платформу, как рядом с ней, снова чуть не попав ей на ногу, шлепнулся жидкий комок пережеванного табака. Она подняла голову и увидела перед собой группу ковбоев, на которых ей показывал Маккриди. Все они бесцеремонно таращили на нее глаза, и казалось, что у них вот-вот потекут слюнки, как у голодающих при виде смачного куска бифштекса. На ней было по меньшей мере три слоя одежды, но ковбои шарили по всей ее фигуре до того откровенными взглядами, что она почувствовала себя совершенно раздетой.

— Эй. Билли, ты только глянь на эту цыпочку! — воскликнул один из группы и, чтобы придать своим словам больше убедительности, ткнул в бок стоящего рядом с ним ковбоя, которого она видела у билетной кассы. — Настоящая красотка, черт меня подери!

Подойдя к ней поближе, он поинтересовался:

— Скажи, крошка, каким ветром тебя занесло в наши края, да еще совсем одну?

Не получив ответа, он стал прямо перед ней, преградив дорогу:

— В чем дело, дорогуша? Ты что, язычок проглотила? Может, хочешь выпить? — Он помахал перед самым ее носом полупустой бутылкой с виски. — Поцелуй меня — тогда угощу.

— Нет, благодарю вас. — Она старалась говорить спокойно, хотя сердце у нее готово было выпрыгнуть из груди. — Пожалуйста, дайте мне пройти — меня ждет муж, он уже в вагоне.

Ковбой загоготал во все горло, затем повернулся к своим друзьям и с насмешливым выражением произнес:

— Вы только послушайте, как благородно она выражается — ни дать ни взять настоящая леди!

— Эй, Хэнк, не лезь без очереди — я ее раньше тебя увидел! — нетерпеливо проговорил Билли и, оттолкнув своего приятеля, занял его место. — По всем правилам, я первый — дамочка сама может подтвердить.

Он протянул к Верене грязную лапу и коснулся воротничка ее жакета:

— Ну, чем займемся, милашка? Что, если мы с тобой снимем комнату, а? У меня есть деньжонки — целая куча. Хочешь, покажу?

— Брось, Билли, Трейнору не очень понравится, если ты здесь задержишься, — попытался остановить его третий ковбой, рослый и дюжий детина.

— К дьяволу Трейнора — он может и подождать. Не видишь, что ли, — у меня здесь поважнее дела…

Недолго думая, рослый детина схватил Билли за шиворот и отшвырнул в сторону. Верена от неожиданности отпрянула назад, а Билли набросился на своего обидчика с кулаками. Завязалась драка, и Верена, воспользовавшись суматохой, ухватилась обеими руками за саквояж и ринулась мимо дерущихся к вагону. За собой она услышала громкое ржание остальных ковбоев.

Чувствуя, как всю ее трясет от ужаса, она сунула свой багаж чернокожему проводнику и, взявшись за поручни, быстро поднялась по ступенькам в вагон, не дожидаясь привычной помощи. Затем она вложила десятицентовик в руку занесшего ее саквояж негра и рывком открыла дверь пассажирского отделения.

От представшей картины у нее перехватило дыхание. Мало того что вагон был набит до отказа, так в довершение всего теснящаяся в проходе между рядами сидений масса людей почти целиком состояла из такого же рода сомнительных личностей, как и оставшиеся на перроне ковбои. От разгоряченных, потных тел исходил резкий, неприятный запах, делавший пребывание в вагоне невыносимым. И в этот момент в тамбуре появилась пристававшая к ней на платформе пьяная компания. Схватив ее сзади за руку и дыша через плечо тошнотворным перегаром виски, самый рослый из ковбоев просипел:

— Только не надо задирать свой хорошенький носик перед Большим Элом Томпсоном, моя девочка. Если я тебе скажу, что у меня в кармане полсотни долларов, может, ты станешь поприветливей со мною, а?

— Вы пьяны, мистер, — холодно ответила она.

Рывком высвободив руку из его огромной лапы, Верена бросилась внутрь вагона, но в этот момент поезд дернулся с места, и она, потеряв равновесие, чуть не упала. Охваченная паникой, она отчаянно пробивалась сквозь сплошную массу дурно пахнущих тел к задней части вагона, снося щипки и глумливые выкрики. Но рослый ковбой, извергая непристойные ругательства в адрес всех, кто попадался ему на пути, быстро настигал ее.

Увидев наконец Маккриди, сидящего в самом конце вагона, она из последних сил рванулась к нему, чуть не опрокинув какого-то толстяка, и, споткнувшись о вытянутые ноги своего нового знакомого, плюхнулась на свободное место между ним и окном.

— Я передумала, — выдохнула она.

— Я ожидал этого, — пробормотал тот и подобрал под сиденье ноги, чтобы она могла поудобнее расположиться, — так что на всякий случай держал для вас место.

— Благодарю вас, — едва слышно вымолвила она, не поднимая головы.

Увидев краем глаза приближающегося ковбоя, Маккриди коротко вздохнул и проговорил:

— К вашему сведению, вы бы намного упростили жизнь и мне, и себе, если бы согласились идти со мной сразу.

— Сядьте так, чтобы меня не было видно!

— Вы боитесь вон того волосатого Лотарио[9]?

— Так вы его увидели? Уверяю вас, в этом нет ничего смешного.

— Возможно, — сказал он, слегка повернув голову в сторону прохода. — Но волноваться не стоит — все будет в порядке. Вам нужно лишь смирно сидеть и держать язык за зубами.

Дважды ему не пришлось повторять. Ухватившись за его левую руку, она, сжавшись в комок и стараясь казаться как можно более незаметной, спряталась у него за плечом. Но было уже слишком поздно. Пьяный ковбой, дойдя до их сиденья, резко повернулся и перегнулся к ней, игнорируя присутствие ее соседа. Его огромная мускулистая рука схватила ее за волосы, рывком он попытался оторвать ее от сиденья. Но она не давалась, крепко держась за Маккриди.

— Ах ты, малявка несчастная! — прорычал в бешенстве ковбой. — Ты думаешь, я позволю какой-то там дамочке выпендриваться передо мной? Да я тебя…

Внезапно слова так и застыли у него на губах, и он словно вмиг протрезвел. Рука, держащая Верену за волосы, разжалась, а вожделение во взгляде сменилось недоумением и замешательством. В конце концов к нему вернулся дар речи:

— Ты кто такой, черт возьми?

— Ее муж.

Когда значение этих слов дошло до Томпсона, вид у него стал еще более трезвым. Он перевел взгляд на Верену:

— Это правда? Ты что, принадлежишь ему?

— Да, — выдавила она с трудом.

Взгляд ее опустился, и она увидела в руке игрока револьвер, нацеленный в грудь Эла Томпсона. Держа палец на курке, Маккриди готов был в любую секунду выстрелить.

— Или отпустишь ее, или читай прощальную молитву, — ровным голосом произнес игрок и для убедительности ткнул дулом револьвера в живот ковбоя. — Выбирай — и поживее!

— Я ничего такого не имел в виду, мистер, ей-богу! Я просто считал, что она…

— Я бы на твоем месте сто раз подумал, прежде чем продолжать дальше, — предупредил его Маккриди. — Учти, она страшно вспыльчива.

На лбу Томпсона выступили капельки пота, он отступил назад и вытянул перед собой руки ладонями к игроку:

— Эй, послушай, я ничего такого не хотел. Я просто не знал — ей-богу. Я думал, она одна. Чтоб я сдох.

— Что-то я не чувствую настоящего раскаяния, — негромко проговорил игрок.

Верзила провел языком по сухим губам и удрученно произнес:

— Ей-богу, не вру. У меня и в мыслях ничего не было.

— Ты пока еще даже не извинился перед моей женой.

— Виноват, мэм, простите меня, — торопливо проговорил Томпсон. — Я действительно не знал…

— Ну, почему замолчал? Продолжай.

— Сколько можно извиняться?! — вскипел было ковбой, но быстро осекся, почувствовав, как ему в живот снова уперся револьвер; он сделал глотательное движение и с понурым видом произнес: — Но мне правда больше нечего сказать. Я уже попросил прощения. Чего еще вам от меня нужно?

— Раскаяния, вот чего.

— Но, черт подери!.. — И Томпсон, с трудом подбирая слова, сделал еще одну попытку выразить раскаяние: — Мэм, будь я проклят, если это еще раз повторится!

— Громче. Не уверен, что она услышала.

С отчаянием взглянув на Верену, ковбой прокашлялся и гораздо громче сказал:

— Я говорю, этого больше никогда не повторится. Я ведь подумал, что вы, мэм, просто…

— Стоп! — прервал его Маккриди. — Опять не то говоришь. Ты что, хочешь окончательно вывести ее из себя?

Слегка наклонив к Верене голову, он с ироничной улыбкой проговорил:

— Не образец красноречия, но, думаю, большего от него не добьешься. Однако, если тебя это устраивает, я его отпущу. Если же нет, я вынужден буду спустить курок, а на следующей остановке мы выйдем и купим себе чистую одежду.

К этому времени почти все пассажиры повернулись в их сторону и с интересом наблюдали за происходящим. Верена готова была провалиться сквозь землю, но от гнусных улыбок и горящих нездоровым любопытством взглядов деваться было некуда.

— Прошу тебя, — сказала она устало, — я не хочу никаких неприятностей. Скажи ему, чтобы он уходил отсюда и больше здесь не появлялся.

— Что ж, ковбой, считай, что тебе на этот раз повезло. Слышал, что тебе сказали — проваливай отсюда.

Дважды повторять эти слова не пришлось. Несмотря на битком набитый проход, Томпсон проворно отступил и, внедрившись в толпу, молниеносно исчез из виду. Вскоре стало слышно, как в другом конце вагона друзья ковбоя, не стесняясь в выражениях, высмеивали его, а затем между ними завязалась пьяная драка. Дело кончилось тем, что в потасовку вмешалась другая группа головорезов, которые принялись обрушивать на головы дерущихся удары рукоятками револьверов, и это продолжалось до тех пор, пока банда Томпсона не успокоилась.

Маккриди держал взведенным курок своего «кольта» до тех пор, пока драка полностью не прекратилась. После этого он повернул барабан в положение, в котором ударник затвора оказался напротив пустой камеры, и только тогда возвратил револьвер в кобуру. Верена Хауард облегченно вздохнула и, отпустив руку своего спасителя, прошептала:

— Благодарю вас.

Бросив взгляд на стоящую в проходе публику, она покачала головой и добавила:

— Эти люди омерзительны — настоящие варвары.

— Вы слишком к ним строги. Просто они не часто попадают в город, но уж зато, когда это случается, они так кутят и гуляют, что дым идет столбом. Мне приходилось знавать подобного рода публику.

Все еще не полностью придя в себя после пережитого, Верена судорожно глотнула и заметила:

— Должна сказать, что вы вели себя с удивительным хладнокровием.

— То, что произошло, не было для меня неожиданностью. Это должно было случиться.

— Я вас не совсем понимаю.

— Видите ли, если в этих краях на глаза какой-нибудь пьяной своре, состоящей из подобного рода личностей, попадается не сопровождаемая мужчиной женщина в возрасте от пятнадцати до пятидесяти лет, особенно если она хороша собой, то можно ставить десять против одного, что ее ждут большие неприятности. Это вам, знаете ли, не Филадельфия — здесь действуют свои законы и правила, непохожие на те, к которым вы привыкли.

— Погодите-ка, не хотите же вы сказать, что я в какой-то мере поощряла этого подонка?

— Правило номер один, — отчеканил он, будто и не слышал ее вопроса, — держитесь подальше от всех тех, от кого несет смесью виски и коровьего навоза. Увидев любое живое существо в юбке, эти молодцы начинают чувствовать в себе такие игривые побуждения, о самой возможности существования которых ваша мама никогда бы не решилась при вас даже упомянуть. Одного лишь запаха ваших духов достаточно, чтобы пробудить в каждом из них инстинкт спаривания столь же сильный, как у самца бизона в брачный сезон.