Бренда Джойс - Опасная любовь

– Эмилиан!

Он развернулся и пошел прочь.

Ариэлла наблюдала за тем, как горничная достает из шкафа ее платья. На кровати лежали сумки, заполненные личными вещами, но наряды необходимо перевозить прямо на вешалках и тщательно упакованными. Ариэлла возвращалась в Лондон. Все кончено.

Сердце девушки щемило от боли. Прошло уже две недели. Сначала она уверяла себя, что Эмилиан не уйдет с табором, но потом, когда стало очевидно, что он именно так и сделал, она надеялась, что он осознает свою ошибку и вернется. Ариэлла непрестанно молилась и то и дело с надеждой смотрела в окно, но с каждым проходящим часом и днем надежда эта таяла и наконец полностью угасла.

Эмилиан не вернется.

Девушка смотрела в окно на земли, где впервые раскинулся цыганский лагерь, постепенно устремляясь взглядом на север, куда они держали путь. Сколько раз он говорил, что не испытывает к ней ответных чувств? Ариэлла обхватила себя руками. Она всем сердцем полюбила мрачного, измученного жизнью и очень замысловатого человека. Теперь задача ее состояла в том, чтобы забыть о его существовании.

Но это было невозможно.

Правда заключалась в том, что ее упрямое сердце не желало ничего забывать, оно было уверено, что ничего еще не закончилось и никогда не будет закончено. Сердце намеревалось любить его даже на расстоянии, лелея драгоценные воспоминания. Оно собиралось ждать возвращения Эмилиана, даже если это займет долгие годы.

Ариэлла, однако, вознамерилась не позволить сердцу взять верх над ее жизнью. Она не могла ни спать, ни есть и с каждым днем чувствовала себя все хуже и хуже. Сегодня утром она ощутила тошноту и головокружение, и эти признаки также являлись поводом для беспокойства. Ариэлла надеялась, что это симптомы простуды. Она понимала, что ради собственного спокойствия, здоровья и счастья ей необходимо покинуть Роуз-Хилл и постараться вернуться к прежней жизни. В противном случае ей оставалось лишь ждать его возвращения, все глубже и глубже погружаясь в пучину отчаяния и горя и ставя под угрозу собственное здоровье. Возможно, Эмилиан будет отсутствовать несколько лет. К тому же вовсе не обязательно, что он вернется к ней, или, возвратившись, он будет настроен против их совместного будущего с прежним предубеждением.

Дверь спальни была открыта. Почувствовав, что она уже не одна, Ариэлла обернулась. На нее взирали две пары глаз: Аманды – с немым вопросом, и Дианы – насмешливо.

– Я слышала, что ты уезжаешь сегодня после обеда, – спокойно произнесла ее мачеха.

Девушка поняла, что ни для кого не секрет ни ее влюбленность в Эмилиана, ни испытываемые ею страдания в связи с его отъездом. Такое горе невозможно было утаить.

– Я возвращаюсь в Лондон, – серьезно ответила она. – Не могу дольше оставаться здесь в таком состоянии.

Аманда обняла падчерицу, заставив ее пожалеть о собственной неискренности. На глаза Ариэллы навернулись слезы.

– Ну как ты поедешь в город совсем одна? Там же так жарко летом! – посетовала Аманда. – Почему бы тебе не остаться с нами в Роуз-Хилл? На следующей неделе состоится балл, а через два дня мы уезжаем. Ты могла бы отправиться вместе с нами в Уиндсонг, – добавила женщина, говоря об их имении в юго-западной части Ирландии.

Ариэлла же понимала, что в Уиндсонге, так же как и в Роуз-Хилл, она не будет делать ничего иного, кроме как бесцельно бродить по окрестностям и предаваться горестным мыслям об Эмилиане.

– Нет. Я возвращаюсь в Лондон, где у меня много друзей. Там я смогу с головой погрузиться в научную деятельность и общественные дебаты, я буду целыми днями пропадать в библиотеках и музеях и чувствовать себя при этом счастливой. – Ариэлла сама не верила тому, что говорила.

«Я отпускаю себя на свободу».

Поначалу девушке казалось, что Эмилиан хочет освободиться от нее, но очень скоро осознала, что он жаждет свободы от жизни в жестоком мире, где каждый день он испытывает лишь презрение и где бессилен защитить свой народ от ненависти, предрассудков и гонений.

Ариэлла никогда не сможет стать свободной. Даже бегство в Лондон не изменит прошлого, не поможет стереть воспоминания или избавиться от томящей сердце любви.

– Я так переживаю за тебя, – сказала Аманда. – Но у меня есть и хорошие новости.

Девушка сильно сомневалась, что такое возможно.

– Толлман признался в поджоге, и его арестовали. На этот раз ситуация совершенно однозначная – он нарушил закон и будет осужден по всей строгости.

– Что произошло?

Аманда улыбнулась:

– Алекси вынудил его во всем признаться.

– Хорошо.

– Прошу тебя, подумай, что это будет значить для тебя – оставить свою семью прямо сейчас. – Пожав Ариэлле руку, женщина вышла из комнаты.

Ариэлла посмотрела на свою сестру.

– Ненавижу его за то, что он с тобой сделал! – с жаром воскликнула Диана. – Ненавижу его за то, что похитил твое сердце, а потом растоптал его грубой ногой. Ненавижу видеть тебя в таком состоянии. Ах, Ариэлла, это того не стоит. В твоей жизни еще случится что-то хорошее.

Ариэлла скривилась:

– А я уверена лишь в одном – я больше никогда никого не полюблю. Да это и не имеет значения, – солгала она. – До знакомства с Эмилианом мужчины меня вообще не интересовали. Теперь я намерена вернуться к прежней жизни и возобновить свои интеллектуальные изыскания. Эмилиана я никогда не забуду, но надеюсь лишь, что со временем воспоминания о нем перестанут так сильно терзать меня.

Диана крепко обняла сестру.

– Понимаю, что сейчас мои слова покажутся тебе банальными, но время действительно лечит все раны. Я люблю тебя – мы все тебя любим. Прошу тебя, подумай о поездке в Уиндсонг на лето.

Ариэлла сдалась:

– Я подумаю над этим. Но прямо сейчас мне просто необходимо вернуться в Лондон.

Диана печально улыбнулась и вышла из комнаты. Ариэлла почувствовала облегчение, потому что ей было очень трудно отказать своей младшей сестре, и она не хотела больше об этом говорить. Тут в спальню вошла Марджери с решительным выражением лица. Ариэлла мгновенно напряглась, понимая, что на нее снова будут оказывать давление.

– Какая же ты бледная! – воскликнула ее кузина. В руках она держала поднос, на котором стояли несколько закрытых крышками тарелок. – Я знаю, что ты не завтракала, поэтому принесла тебе яйца и сосиски. Присядь и поешь.

Ариэлла не была голодна, но понимала, что поесть необходимо. Она послушно опустилась на стул.

– С каждым днем ты все больше и больше напоминаешь тетю Лизи.

Марджери улыбнулась и поставила перед ней поднос.

– Моя мама славится своей добросердечностью и щедростью. Надеюсь, хоть небольшая часть этих качеств перейдет и ко мне. – Улыбка ее погасла. – Как бы мне хотелось утешить тебя.

Ариэлла глотнула сока, чтобы порадовать кузину.

– Никто не может меня утешить. Думаю, со временем я научусь лавировать в океане своих воспоминаний, не причиняя себе боли. Жизнь в столице пойдет мне на пользу.

Марджери села напротив нее.

– Мы отправляемся на лето в Адар. Прошу тебя, Ариэлла, едем с нами.

Графство Адар было наследным имением ее отца, оно располагалось на реке Шаннон недалеко от Уиндсонга. Девушка покачала головой:

– Я возвращаюсь в Лондон. Тебе конечно же кажется, что там я почувствую себя одинокой, но я намерена с головой нырнуть в научные изыскания, и мне совсем некогда будет скучать.

Марджери быстро произнесла:

– Мне только что пришла в голову блестящая идея! Почему бы нам не отправиться в путешествие? Можем посетить Грецию и Италию – тебе отлично известно, как красивы эти страны летом!

По тону ее голоса Ариэлла догадалась, что кузина давно это задумала.

Она постучала ложечкой по яйцу и вдруг почувствовала дурноту.

Не дождавшись от Ариэллы ответа, Марджери произнесла:

– Если не хочешь путешествовать, я поеду с тобой в Лондон, и это не обсуждается.

Тошнота не проходила, и Ариэлла бросилась к своему ночному горшку. Ее вырвало. Желудок ее буквально выворачивался наизнанку, как и в два предыдущих дня. Марджери поспешно опустилась на колени рядом с кузиной. Ариэлла схватилась за горшок, думая о том, что, за исключением тошноты, она чувствует себя хорошо, а также о том, что у нее пропали месячные. Все это могло означать лишь одно – она вовсе не больна, по крайней мере не совсем…

Наконец она села на корточки и посмотрела в широко раскрытые от беспокойства глаза Марджери.

– Марджери, а что, если я ношу его ребенка? – чуть слышно произнесла она.

Она танцевала для него.

Стемнело, и на небе зажглись звезды. На костре готовился цыпленок, распространяя по лагерю восхитительный аромат. Детей уже уложили спать, Нику играл на скрипке, а еще один цыган – на гитаре. Звуки музыки были пронизаны глубокой печалью – слишком свежи были в памяти пожар в таборе и порка Эмилиана. Ему никогда этого не забыть.

Стеван убедил его не искать Толлмана, чтобы отомстить ему, потому что жестокость рождает еще большую жестокость. Табор уже готов был тронуться в путь, и Эмилиан с большой неохотой уступил мольбам дяди.

Он смотрел на женщину, отрешенно отмечая, что она красива и грациозна, но не придавая этому никакого значения. По тому, как она двигала бедрами, можно было заключить, что она будет страстной, ненасытной и сладостной любовницей. Вращаясь по спирали, она высоко поднимала юбки, обнажая бедра. Эмилиан даже не улыбнулся. Ему было все равно.

Он сидел отдельно от прочих. Раньше он с удовольствием посмотрел бы на танец цыганки, а потом разделил бы с ней ложе. Сейчас же она его совершенно не прельщала, а перед мысленным взором стояла Ариэлла. Сердце его болело, и он ощущал томление в чреслах. Это ему совсем не нравилось.

Эмилиан был решительно настроен забыть о прошлом, но за долгие, не заполненные никакой полезной деятельностью дни, проведенные в дороге, образ ее наводнил его мысли, и он то и дело вспоминал о времени, когда он был вместе с ней. Чтобы отвлечь свой мятущийся разум, Эмилиан пытался думать о Вудленде и о том, справляется ли управляющий Ричардс со своими обязанностями. Состояние имения продолжало беспокоить его, ведь забота о нем стала неотъемлемой частью его существа, такой же, как, например, отпечатки пальцев. Эмилиан не мог не гадать, как поживает Ариэлла, оправилась ли она от их разрыва. Он ненавидел себя за то, что снова предал ее доверие.

Он слишком хорошо изучил Ариэллу. Его отъезд причинил ей боль, но, черт подери, он же никогда ничего не обещал ей, кроме ночи наслаждения.

Если им доведется еще когда-нибудь встретиться, будут ли ее глаза по-прежнему сиять любовью и верой?

Внезапно рядом с Эмилианом опустилась Джаэль. Выражение ее лица было очень серьезным. Он натянуто улыбнулся сестре. Она кивнула в сторону танцовщицы:

– Она хочет тебя. Все женщины табора, у которых нет мужей, и даже некоторые из тех, у кого они есть, желают оказаться в твоей постели.

Плоть его стала наливаться силой, но вовсе не из-за красавицы цыганки. Ему требовалась разрядка. Со времени бала у Симмонсов минула уже неделя. Никогда прежде Эмилиан не обходился без любовницы столь долгое время. Почему он не занялся с Ариэллой любовью перед отъездом? Ах да, у него же внезапно пробудилась совесть.

С тех пор как покинул Дербишир, он не был в настроении ни с кем делить ложе, что представлялось ему полным безумием.

– Ты несчастлив с нами.

Он воззрился на сестру, намереваясь запротестовать, но понял, что это было бы нечестно. Он обнял Джаэль.

– Восемнадцать лет я прожил с gadjos , поэтому не могу за один день распрощаться с прежней жизнью и начать новую. – Он подумал о том, что это практически невозможно.

– Ты больше gadjo, чем цыган.

Ее слова были не лишены смысла, и это взволновало Эмилиана, потому что, если Джаэль была права, что это означало? Потом он подумал о Райзе, которая умерла на руках у Стевана, а его самого не было рядом с ней.

– Я полукровка, – твердо возразил он.

– И что? Я тоже. Но моему отцу я была не нужна – он даже не знал о моем существовании, поэтому я цыганка. Твой же отец хотел, чтобы ты жил с ним. Удача улыбнулась тебе, Эмилиан, и поэтому ты стал gadjo. Так зачем ты здесь?

– Тебе отлично известен ответ на этот вопрос. Я здесь из-за нашей матери. Я многим обязан ей, Джаэль.

Девушка смутилась.

– Она мертва, Эмилиан, и то, что ты путешествуешь с табором, ее не воскресит.

Взгляд его устремился мимо нее, к костру. Он всегда верил, что обязан ради Райзы вернуть свое цыганское наследие. Но в словах сестры заключалась истина.