Джед понял ее без слов.

— Ни слова из того, что я выслушал прошлой ночью, не выйдет за пределы этой комнаты!

— Все равно мне стыдно.

— Ты была под кайфом.

— Быть под кайфом еще не значит иметь оправдание — ты же сам это сказал! — Она устало зажмурилась. — Черт побери, это случилось семь лет назад, а мне все еще противно вспоминать!

— Вот то-то и оно, — подхватил Джед. — И это доказывает, что ты по-прежнему праведная тихоня! Вот если бы все было наоборот, тогда имело бы смысл волноваться.

— Я просто… Я просто никогда не позволяла себе такую гадость. Я нарушила брачные обеты. И меня отнюдь не оправдывает то, что Виктор изменил мне первым!

— Все иногда совершают поступки, которых потом стыдятся. Черт побери, у меня самого наберется список не меньше мили, и вот что могло бы красоваться на самом первом месте. — Он задумчиво уставился в потолок и закинул руки за голову. — Ты ведь знаешь, что мой брат, Том, умер от СПИДа?

— Да, — кивнула Кейт и повернулась так, чтобы лучше его видеть.

— Он болел не один год, но когда умер, меня не оказалось рядом, — тихо вымолвил Джед. — Я не навещал его и даже не отвечал на звонки целых два месяца и буду раскаиваться в этом до самой смерти.

— Ты был слишком занят на съемках?

— Нет. Ну, вообще-то я, конечно, снимался, но при желании всегда мог выкроить пару дней, чтобы смотаться в Сан-Франциско. — Он грустно посмотрел на Кейт. — Я знал, что Том умирает. Он заразился СПИДом четыре года назад. Он был моим лучшим другом — он и его любовник, Ян. Да и остальные его друзья были для меня близкими людьми. Но понимаешь, все они голубые. Откровенно, вызывающе, скандально голубые. И вот в один прекрасный день я давал интервью очередному журналу, и репортер поинтересовался, как мне удалось получить в Голливуде роли таких крутых мужиков, если я столь известный гомосексуал. Поначалу мне стало смешно, но оказалось, что он не шутит. И когда я сказал, что никогда не был голубым, он заявил, что это не так и что у него есть доказательства. И выложил фотографии нас с Томом и его друзьями. Тогда я стал объяснять. Я сказал, что это мой брат и что голубым являюсь не я, а он. И что все эти парни, конечно, голубые — хотя по фото этого не скажешь, — но они к тому же мои друзья. Я сказал репортеру, что вполне могу дружить с голубыми и это не мешает мне быть нормальным мужиком — что казалось мне вполне естественным и понятным. Но репортер все равно не поверил, а следом за ним и продюсер «Мертвой зоны». — Джед горько рассмеялся. — Я относился к этому как к глупой шутке, пока не выяснилось, что продюсеру пришлось выложить около восьмидесяти тысяч баксов, чтобы замять шумиху в прессе. Он, видишь ли, боялся, что если это всплывет наружу, то никто не пойдет смотреть мой фильм. А мне он объяснил, что хотя голубизна стала в последнее время очень модной, ни о какой карьере в кино не может быть и речи, если публика узнает про мою грязную тайну. Я пытался разубедить его и расписывал, как обожаю женщин, и какой я ходок по бабам, и сколько раз попадал из-за этого в передряги, — все бесполезно. Либо я буду держаться подальше от своих «подружек» в Сан-Франциско, либо распрощаюсь с экраном. А когда я посоветовался с Роном, моим агентом, он подтвердил, что для репутации звезды боевиков и детективов эти слухи будут убийственны, — хотя прекрасно знал, что я не голубой. И мне пришлось поверить им обоим. — Джед снова посмотрел на Кейт, только теперь в его глаза вернулась знакомая пустота. — Я позволил себе трястись из-за того, что обо мне могут подумать. Я перестал отвечать на звонки родного брата и не был с ним рядом, когда он умирал. Тебе не кажется, что у меня гораздо больше оснований для стыда, чем у тебя?

Кейт не знала, что сказать; она не представляла, как можно жить с таким жутким чувством вины.

— Так что друг из меня не получился. Я побоялся быть рядом, когда того требовали обстоятельства.

Кейт едва не разрыдалась. Ей хотелось сказать, что он напрасно себя казнит, что он вел себя с ней как настоящий, преданный друг. Потому что понимала, чего стоило ему такое признание.

Он обнажил перед ней сокровенную часть своей души в бескорыстном, самоотверженном порыве облегчить ее собственную боль и обиду. Он без страха пошел на этот удивительный обмен. Прошлой ночью Кейт рассказала ему об одном из самых постыдных и горьких эпизодов в своей жизни. И он сделал для нее то же самое.

— Спасибо, — прошептала она.

Джед сразу понял, что она имела в виду.

— Я сам хотел, чтобы ты знала.

— Черта с два! — рассмеялась она.

— Честное слово. Я действительно этого хотел. Наверное, мне все еще хочется получить прощение, вроде отпущения грехов. — Он криво улыбнулся. — А ты все равно настоящая праведница, что бы там о себе ни выдумывала. Честно говоря, я впервые вижу человека, так похожего на ангела!

— Что за ужас! — смущенно рассмеялась Кейт.

— Это то, что я… чувствую. Когда ты улыбаешься мне, то все… все в порядке.

Это были слова из сценария.

— Так Ларами разговаривал с Джейн.

— Знаю, — кивнул Джед. — Это хорошая реплика — и, по-моему, очень кстати.

Он умолк, посматривая на нее.

— Я все еще голая, — напомнила Кейт, сдерживая слезы, подступившие к глазам. — И все еще в твоей кровати. Может быть, мы могли бы заняться чем-то, кроме разговоров?

— Ты имела в виду — посвистеть и поулюлюкать?

Кейт рассмеялась.

— Я предлагаю тебе меня поцеловать. И теперь у тебя есть право выбора. Либо продолжать корчить из себя идиота, либо принять приглашение.

— Извини. Это была очень долгая ночь, и я так старательно боролся с искушением, что почти стал святым.

— Я все еще жду поцелуя.

И тогда Джед наклонился и приник к ее губам. Его рот был мягким, таким, как она его запомнила. Он приподнялся, чтобы посмотреть на нее.

— Я старался удержаться вовсе не ради этого. Прошлой ночью… я не пытался чего-то добиться.

— Знаю, — прошептала Кейт, гладя его по лицу.

Джед поймал ее руку и не спеша целовал каждый пальчик. Какое странное чувство! Он ожидал, что еще до рассвета снова захочет заняться любовью с Кейт. И сейчас он был готов. Между прочим, Джед провел в таком состоянии почти всю ночь и, наверное, поэтому чувствовал себя необыкновенно уставшим.

Конечно, это объяснение устраивало его намного больше, чем то, что он собирался заплакать.

Это было глупо, но он ничего не мог поделать с ощущением невероятного, полного счастья. Ему следовало разобраться в себе. Потому что не дай Бог ему снова все потерять. Ему не нравилось чувствовать себя таким открытым и беззащитным. Джед глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. Теперь ему удалось улыбнуться Кейт вместо того, чтобы разрыдаться у нее на груди.

Джед прижал ее к себе, спрятал лицо у нее на плече и вдохнул тонкий аромат ее духов.

— Я ждал этого всю свою жизнь, — прошептал он. — Все, что я пережил, все, через что прошел, было не напрасно, потому что привело меня сюда!

Черт побери, да что же он болтает?! Джед жадно поцеловал Кейт. Ее губы были такими податливыми и мягкими, что ему сразу стало ясно, что в этот раз Кейт не требуется дикая, неистовая страсть. В этот раз она хочет, чтобы ее любили медленно и нежно.

И он сможет любить ее именно так. За эти дни Джед в совершенстве освоил искусство самоконтроля.

Он подавил нетерпение и заставил себя целовать ее не спеша. Джед потянул за край простыни, и та соскользнула на пол, словно открывая его взору совершенное произведение искусства. Но Джед позволил себе удивиться лишь на один миг. Ведь сейчас она принадлежала ему.

И он прикоснулся ладонями к ее восхитительной коже, а потом наклонился, чтобы провести языком по кончикам чутких сосков.

Кейт встрепенулась.

— Ты обещал любоваться мной не меньше тридцати минут, когда мы займемся любовью в следующий раз.

Джед заставил себя рассмеяться в ответ.

— Мне хватило прошлой ночи. Я имел в своем распоряжении часов двенадцать, не меньше. А теперь, с твоего позволения, хотел бы перейти к поцелуям и ласкам. — И он снова наклонился, стараясь двигаться в сто раз медленнее, чем ему бы хотелось. Он так поцеловал ее розовый сосок, что Кейт громко охнула.

— Нечестно, — вдруг заявила она грудным, низким от страсти голосом. — А где мои тридцать минут, чтобы полюбоваться?

Между прочим, она не шутила.

— Но… я вовсе не так приятен на вид, как ты!

— Хочешь поспорить? — лукаво улыбнулась она. — А ну-ка раздевайся, приятель! Да делай это как следует!

— Как следует? — ухмыльнулся он. — Тебе что, захотелось мужского стриптиза? Но у меня ничего не выйдет без музыки!

— Тебе нужна музыка? — И Кейт запела. Он расхохотался.

— Я не могу раздеваться под песни Гарта Брукса!

— Это почему же? Я бы смогла!

Она с невинным видом захлопала глазками, и у Джеда оборвалось сердце при мысли о том, что Кейт имела в виду. И он представил себе Кейт! Медленно раздевается ради него одного.

Трудно было поверить, что она готова на такое, зная ее прошлое.

— Ловлю тебя на слове. — Его голос совсем осип. — А сегодня нам лучше обойтись без музыки.

И он с глубоким вздохом соскользнул с кровати и выпрямился посреди комнаты спиной к своей единственной зрительнице. Подождал и спросил через плечо:

— Готова?

— Джед, — покачала головой Кейт. — Я пошутила. Я ни на чем не настаиваю. То есть, конечно… Если ты сам не захочешь…

— Еще как захочу! Мне нравится, когда ты на меня смотришь! Но запомни раз и навсегда — я делаю это только ради тебя!

Она сидела в кровати на коленях, и при виде ее божественной наготы у Джеда пересохло во рту. Не важно, что за ночь смылся и стерся весь макияж. Она была божественно прекрасна. И она принадлежала ему! Ее глаза улыбались, сверкая от радостного нетерпения.

И Джед снова обнаружил, что не в силах отвести взгляд. Каким бы прекрасным ни было ее тело, он всегда становился пленником ее глаз.

— Готова! — сказала она.

Джед на миг зажмурился и сосредоточился. Он мог устроить ей забавное представление. Он знал, что Кейт это понравится. Она любит смеяться — а он глубоко ошибался, когда воображал, что у нее не может быть чувства юмора.

Но сейчас ему не хотелось ее забавлять. Ему хотелось распалить ее до предела.

Он мог бы показать ей Ларами. Ларами такой горячий, он постоянно кипит внутри. Джеду достаточно будет лишь на миг выпустить на волю этот жар. Кейт наверняка это понравится. Она не сможет отвести от него глаз.

А впрочем, к черту Ларами — он и так на взводе. Ему достаточно подумать о Кейт, о том, как они будут заниматься любовью — медленно, не спеша… И она будет стонать и таять у него в объятиях.

А потом настанет вечер, и они снова останутся наедине. И в эту ночь, и в следующую…

Пока съемки не закончатся и не придет пора разбежаться.

А вот это плохая мысль. Очень плохая. Он будет думать только о Кейт. О том, как они станут двигаться вместе, в унисон…

Да, вот это определенно его заводит!

Джед положил руки на пояс и медленно повернулся к ней лицом. Заставил всю свою страсть, все желание сконцентрироваться в пылающем взгляде и смерил ее с головы до ног.

Кейт вздрогнула — и черта с два это случилось оттого, что ей было холодно!

Тогда Джед поднял руки и сложил их одну на другую на груди, напротив сердца. Потом медленно опустил их до самых шорт, но не остановился, а накрыл ладонями заметно приподнявшуюся ширинку.

Он видел, как часто и неровно вздымается грудь Кейт. Она громко сглотнула в напряженной тишине; слегка приоткрыв губы, она следила за его руками.

Джед снова поднял их на пояс и расстегнул верхнюю пуговицу. Нащупал бегунок молнии, но не потянул его вниз. Он шагнул вперед, к кровати, молча предлагая Кейт помочь ему.

Она протянула руку, желая погладить его в паху, но Джед уклонился. И заставил ее держать застежку на молнии только двумя пальчиками, не касаясь его.

Медленно, не отрывая взгляда от его лица, она потянула застежку вниз. И снова хотела его погладить, но Джед остановил ее, покачав головой. Он чуть не скрипел зубами, он жаждал ее ласки, но сейчас он думал не о себе, а о Кейт. Он непременно разожжет в ней безумную страсть — даже если для этого придется обезуметь самому.

Не отрывая от нее глаз, Джед опять сложил руки у себя на груди, напротив сердца И когда снова провел ими вниз, то стащил с себя шорты.

Кейт следила за ним откровенно, не стесняясь, и от этого жгучего взгляда кровь еще сильнее прилила в ожившую, затвердевшую плоть.

Тогда он шагнул к Кейт и уже не возражал против ласки.

Джед зажмурился, рухнул на постель рядом с ней, и весь мир куда-то исчез. Остались только эта кровать и Кейт. Их ласки, их поцелуи, их нежность.

Он вдыхал аромат ее тела, он наслаждался чудесной молочно-нежной кожей, а она ласкала его руками, а потом взяла в рот, довершая нежную пытку с помощью губ и языка.